В глазах закона она стала женой Нормана Дэниэльса.
Он глубоко затянулся, выпустил три кольца дыма и стал наблюдать, как они медленно поднимаются к потолку. С улицы доносился шум и гудки автомобилей. Сколько же можно гудеть. Норман пробыл здесь только полдня, но уже ненавидел этот город. Слишком большой, слишком запутанный. Слишком много здесь мест, где можно спрятаться и затеряться. Но на этот счет Норман не беспокоился. Теперь все встало на свои места. Он был на верном пути. И уже очень скоро блудной доченьке Крейга Макклендона сильно не поздоровится. И тогда эта паршивка узнает, почем фунт лиха. Ее так шандарахнет, что она уже не оправится.
На похоронах семейства Макклендон – на эти тройные похороны собрался почти весь Обрейвилль – Дэниэльса пробил страшный кашель. Он кашлял, и кашлял, и никак не мог остановиться. На него стали поглядывать, и именно эти взгляды бесили его больше всего. Красный как рак, смущенный и разъяренный (но по-прежнему неспособный справиться с кашлем), он оттолкнул от себя заплаканную молодую жену и пулей вылетел из церкви, зажимая рот ладонью.
Он остановился за оградой церкви и попытался откашляться. Его буквально согнуло пополам, так что ему пришлось упереться руками себе в колени, чтобы не отключиться. Глаза слезились, горло саднило. Из церкви вышли какие-то люди и сразу схватились за сигареты – трое мужчин и две женщины, которые не могли потерпеть без своей порции никотина даже какие-то жалкие полчаса панихиды. И глядя на них, он решил, что бросает курить. Вот так вот просто: решил, и все. Он знал, что этот кошмарный приступ кашля мог быть вызван его всегдашней летней аллергией, но это уже не имело значения. Курение – вредная долбаная привычка. Может быть, самая долбаная и вредная из всех долбаных вредных привычек на свете, и Норману меньше всего хотелось, чтобы, когда он откинет копыта, окружной коронер, заполняющий свидетельство о его смерти, записал бы в графе «Причина смерти»: «Пэлл-Мэлл».
В тот день, когда Норман пришел домой и увидел, что Розы нет – вернее, если быть точным, в тот вечер, уже после того, как он обнаружил пропажу кредитной карточки и окончательно осознал, что случилось, – он сходил в «Лавку 24» у подножия холма, ближайший к дому круглосуточный магазин, и купил себе пачку сигарет. Первую пачку за последние одиннадцать лет. Красный «Пэлл-Мэлл». Он вернулся к своей старой марке, как убийца, которого тянет вернуться на место преступления. На боку кроваво-красной пачки был написан все тот же девиз: In hoc signo vinces. «Под этим знаком ты победишь», вроде бы так это переводится, если верить словам папаши, который если когда-то кого-то и побеждал, то только свою дорогую супругу, матушку Нормана, в их шумных ссорах на кухне с битьем посуды, и на этом его победы заканчивались. Во всяком случае, Норман не видел, чтобы его отец чего-то добился в жизни.
После первой затяжки у него закружилась голова, но он все равно докурил сигарету до самого фильтра, и потом ему было ужасно плохо. Он был уверен, что его либо вырвет, либо он хлопнется в обморок, либо свалится с сердечным приступом. А может, все вместе: и то, и другое, и третье. Но теперь все вернулось на круги своя. Те же две пачки в день и тот же утренний кашель, когда твои легкие разве что не выворачиваются наизнанку. Как будто он и не бросал курить.
Но это было нормально. Сейчас Норман переживал трудные времена. Он пребывал в стрессовом состоянии, как это определяют придурки психоаналитики. А когда человек пребывает в стрессовом состоянии, он ищет себе хоть какое-то утешение и поэтому вспоминает о старых привычках. Говорят, что привычки – и особенно вредные привычки типа курить или пить – это как костыли, подпорки для слабых. Ну так и что с того? Норман слабым себя не считал, но если ты, скажем, хромаешь, то глупо было бы не воспользоваться костылями, правильно? А вот когда он разберется с Розой (если ей захотелось развода, он ей обеспечит неофициальный развод, но на своих условиях, скажем так), он выбросит все костыли за ненадобностью.
И тогда уже – навсегда.
Норман повернул голову и посмотрел в окно. До темноты еще далеко, но уже смеркается. Похоже, пора потихонечку собираться. У него на сегодняшний вечер намечена одна встреча, а Норман терпеть не мог опаздывать. Он затушил сигарету в переполненной пепельнице на тумбочке с телефоном, поднялся с кровати и начал одеваться.
Времени было навалом, так что Норман мог не торопиться. И это было замечательно. В последнее время он вкалывал на работе, как ломовая лошадь, у него набралось много неиспользованных отгулов и выходных, и когда он попросил у начальства отпуск, капитан Хардэвей не стал возникать. Норман решил, что тому было две причины. Во-первых, газетчики и телерепортеры так расписали его достижения во всех средствах массовой информации, что он стал чуть ли не национальным героем на этот месяц. А во-вторых, капитан Хардэвей недолюбливал Нормана, дважды пытался привлечь его к уголовной ответственности за злоупотребление служебным положением и применение грубой силы по отношению к задержанным и был только рад сплавить его с глаз долой хотя бы на время.
– Сегодня вечером, сучка, – пробормотал Норман, обращаясь к своему отражению в мутном зеркале в гостиничном лифте. – Если мне повезет, то уже сегодня. А я чувствую, что мне повезет.
У подъезда отеля стояла целая очередь такси, но Дэниэльс не стал брать машину. Таксисты запоминают, куда они ездят, и иногда даже запоминают лица пассажиров. Нет, он поедет на автобусе. Норман направился к остановке на углу. По пути он попробовал разобраться в своих ощущениях. Он действительно чувствовал, что сегодня ему повезет. Он себя не обманывал. Он был на верном пути. Он знал это точно, потому что он снова проник к ней в сознание и настроился на ее волну.
К остановке подъехал автобус. Автобус зеленой линии, как раз тот, который был нужен Норману. Он вошел через переднюю дверь, заплатил за проезд и уселся сзади – сегодня ночью ему, слава Богу, не нужно перевоплощаться в Розу. От нечего делать Норман смотрел в окно. За окном проплывали освещенные улицы города. Вывески баров и ресторанов. ПРОДУКТЫ. ПИВО. ПИЦЦА НАВЫНОС. СТРИПТИЗ-БАР, ДЕВОЧКИ НА ЛЮБОЙ ВКУС.
Тебе здесь не место, Роза, подумал он, когда автобус проехал мимо ресторана под названием «Просто и вкусно» – в окне горела кроваво-красная неоновая вывеска «Настоящий бифштекс по-канзасски». Тебе здесь не место, но ты не волнуйся, я уже здесь. Я пришел за тобой. Я тебя заберу отсюда. Заберу домой. Ну, в общем, куда-нибудь заберу.
Разноцветье неоновых вывесок и вид темнеющего вечернего неба навели Нормана на размышления о старых добрых денечках, когда все было просто, когда жизнь не казалась такой непонятной и безысходной и не вызывала этого кошмарного ощущения клаустрофобии, когда тебе кажется, будто мир превратился в закрытую комнату, стены которой сжимаются и грозят расплющить тебя в лепешку. Когда зажигались неоновые огни, начиналось веселье – именно так все и было раньше, в те относительно беззаботные годы, когда ему было чуть-чуть за двадцать. Ты выбирал подходящее место под яркой светящейся вывеской и заходил туда. Это веселое время давно миновало, но большинство полицейских – большинство хороших полицейских – не забыли о том, как надо ходить по городу в темноте. Они знают, как проникать в те места, где не светит неон, и что надо делать со всякой швалью, которая там ошивается. А те, кто не знает, долго не живут.
Всю дорогу Норман рассматривал вывески за окном. Судя по всему, автобус уже подъезжал к Каролина-стрит. Норман поднялся, прошел вперед и остановился у двери, держась за стойку. Автобус повернул за угол и остановился на остановке. Когда двери открылись, Норман молча сошел по ступенькам на тротуар и растворился в темноте.
Он купил себе карту города в газетном киоске в отеле. Шесть с половиной долларов, охренеть можно. Но он выложил эти денежки, потому что не собирался расспрашивать прохожих на улице. Это могло обернуться себе дороже. Как ни странно, но люди очень неплохо запоминают тех, кто расспрашивал их на улице; иногда они даже способны вспомнить лицо человека, которого видели мельком пять лет назад. Невероятно, но факт. Поэтому лучше ни у кого ничего не спрашивать. А то вдруг что случится… что-нибудь очень плохое. Скорее всего ничего не случится, но лучше обезопасить себя от случайностей. Как говорится, перебдеть лучше, чем недобдеть.
Судя по карте, Каролина-стрит пересекается с Беудри-плейс в четырех кварталах к западу от автобусной остановки. Приятная прогулка пешком теплым погожим вечером. На Беудри-плейс и живет тот еврейчик из «Помощи в дороге».
Засунув руки в карманы, Дэниэльс неторопливо пошел вдоль по улице. У него на лице застыло полусонное и слегка глуповатое выражение, какое бывает у человека, погруженного в свои мысли, и никто из прохожих не заподозрил бы, что внутри он весь собран и, как говорится, пребывает в полной боевой готовности. Он отмечал про себя каждый проезжающий мимо автомобиль, каждого из прохожих, стараясь выделить из толпы тех, кто проявлял бы к нему особо пристальное внимание. Тех, кто выделял бы его. Но таких не было. И это было хорошо.
Когда Норман добрался до дома «кролика Тампера» – а это был именно дом, а не квартира в многоквартирном доме, – ему опять повезло, – он дважды прошелся туда-сюда по тротуару, присматриваясь к машине, припаркованной у подъездной дорожки, и пытаясь заглянуть в освещенное окно на первом этаже. Окно гостиной. Занавески были раздвинуты, но плотный тюль закрывал обзор. Сквозь ткань просвечивало размытое пятно, которое меняло цвет, – скорее всего телевизор. Телевизор работал. Значит, Тампер был дома. Тампер сидел перед «ящиком», смотрел какую-нибудь ерунду и, может быть, грыз морковку. А скоро он встанет и отправится на работу на автовокзал, где будет пытаться помочь безмозглым и глупым бабам, которые, по определению, не заслуживают того, чтобы им помогали. Потому что они тупые. Или просто стервозные.