Еще на вокзале Норман обратил внимание, что у Тампера не было обручального кольца, да и вообще этот сморчок выглядит как законченный пидор, но опять же… лучше перестраховаться. Дэниэльс заглянул в салон тамперского «форда» – старого четырех-пятилетнего драндулета, припаркованного у дома, – в поисках хоть каких-то знаков, говорящих о том, что Тампер живет не один. Но ничего подозрительного он не увидел.
С довольной ухмылкой Норман оглядел улицу. На улице не было никого.
У тебя же нет маски, подумал он. У тебя даже нет нейлонового чулка, чтобы натянуть его на лицо. Да, Норман?
Да, у него нет ни маски, ни даже чулка.
Ты совершенно об этом забыл.
Ну… если честно, то нет. Не забыл. У него была мысль, что завтра, когда взойдет солнце, в мире станет одним чахлым еврейчиком меньше. Потому что иной раз в таких тихих кварталах, как этот, случаются по-настоящему страшные вещи. Например, в дом врываются люди – в основном обкурившиеся наркоманы или пьяные в зюзю юнцы, – и начинается полный беспредел. Жестоко, да. Но такова жизнь. Как там пишут на футболках и на наклейках на автомобили? «Дерьмо случается с каждым». И нередко бывает – как бы нам ни хотелось, чтобы все было наоборот, – что это дерьмо случается не с плохими людьми, а с хорошими. Например, с одним славным еврейчиком, который читает «Правду» и помогает беглянкам-женам скрываться от их законных мужей. А это неправильно. Так не должно быть в нормальном обществе. Если так будет, то не будет вообще никакого общества.
Впрочем, это уже не лечится. В мире полно мягких добросердечных людей, которые готовы помочь якобы несчастным забитым женщинам. Но все эти мягкие добросердечные люди не совершили одну роковую ошибку, которую совершил этот человек… он помог его жене. Норман знал это наверняка, без малейших сомнений. Этот человек ей помог.
Он поднялся на крыльцо, еще раз огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что на улице никого нет, и позвонил в дверь. Подождал, позвонил еще раз. И теперь его напряженный слух, уже настроившийся на то, чтобы улавливать даже малейший шум, различил звук шагов за дверью. Не топ-топ-топ, а тихое шлеп-шлеп-шлеп. Тампер в домашних носочках, как это трогательно и мило.
– Иду, иду, – крикнул Тампер.
Дверь открылась. Тампер вытаращился на Нормана. Его большие глаза как будто расплывались за толстыми стеклами очков.
– Могу я вам чем-то помочь? – спросил он.
Его рубашка была не застегнута и не заправлена в брюки, а под рубашкой виднелась футболка в полоску типа матросской тельняшки – точно такая же, как и те, которые любил носить сам Норман. Почему-то именно эта футболка его и «добила». Это была уже последняя капля. Та соломинка, которая переломила хребет верблюду. Он буквально взбесился от ярости. Да как он посмел, этот жалкий ублюдок, надеть такую футболку! Футболку белого человека!
– Наверное, можешь, – сказал Норман.
Наверное, было что-то такое в его лице или в голосе – или и в том и в другом, – что сразу же насторожило Словика. Он широко распахнул глаза, попятился и протянул руку к двери, явно намереваясь захлопнуть ее перед носом у Нормана. Но было уже слишком поздно. Норман рванулся вперед, схватил Словика за грудки и буквально впихнул его в дом. Дверь он захлопнул ногой, этаким небрежным и элегантным пинком в стиле Джина Келли[14].
– Наверное, можешь, – повторил он. – Я очень надеюсь, что можешь. Для твоего же блага. Я задам тебе пару вопросов, Тампер, пару очень хороших, правильных вопросов, и ты мне на них ответишь. И ты помолись своему носатому еврейскому богу, чтобы он тебе подсказал правильные ответы.
– Убирайтесь отсюда! – закричал Словик. – А то я вызову полицию!
Норман Дэниэльс от души посмеялся над этим внушительным заявлением, а потом развернул Словика спиной к себе и заломил его левую руку, сжатую в кулак, за спину, так, что кулак прикоснулся к правой лопатке. Словик заорал благим матом. Норман просунул руку ему между ног и легонько прижал яйца.
– Прекрати орать, – прошипел он. – Немедленно прекрати, или будет яичница. Яйца тебе оторву, если еще не понял.
Тампер тут же заткнулся. Он по-прежнему хватал ртом воздух и тихонько, сдавленно подскуливал, но Норману это ничуть не мешало. Он затащил Тампера обратно в гостиную, взял с журнального столика пульт дистанционного управления и сделал звук на телевизоре погромче.
Потом он отвел своего нового приятеля на кухню и там уже отпустил.
– Встань к холодильнику, – велел он. – Прислонись к нему задницей и лопатками и стой смирно. И если ты оторвешься от этой дуры хотя бы на дюйм, я тебе нос оторву, все понятно?
– Д-да, – выдавил Тампер. – К-кто вы? Что вам нужно?
Он по-прежнему был похож на дружка Бэмби, кролика Тампера, вот только его голосок звучал теперь, как у притыренной совы Вудси.
– Я Ирвинг Левин, корреспондент новостей NBC, – сказал Норман. – А сейчас у меня выходной, и я собираюсь как следует поразвлечься. – Он принялся открывать ящики кухонного стола, не спуская при этом глаз с Тампера. Он не думал, что старина Тампер рванется бежать. Но всякое может случиться. Когда человек сильно напуган, в какой-то момент его переклинивает от страха, он словно переступает какой-то барьер и начинает вести себя непредсказуемо, как торнадо.
– Что… я не понимаю…
– А тебе и не надо ничего понимать, – сказал Норман. – В этом-то вся и прелесть, мой друг Тампер. Тебе не нужно ничего понимать, не нужно ничего знать… разве что правильные ответы на несколько очень простых вопросов. А обо всем остальном позабочусь я сам. Я же профессионал как-никак. Можешь считать, что я спец из фирмы «Умелые руки».
Он нашел, что искал, в пятом ящике – самом нижнем. Простеганные рукавички, чтобы брать горячие кастрюли. Такие славные, в мелкий цветочек. Действительно, милая вещь. Самая подходящая вещь для аккур’атного маленького евр’ейчика, котор’ый собр’ался вытаскивать свою кошер’ную запеканку из своей кошер’ной духовки. Норман надел рукавички и быстро протер все ручки ящиков, чтобы на них не осталось его отпечатков пальцев. Потом он схватил Тампера за шкирку и отвел обратно в гостиную. Там он взял со столика пульт от телевизора и вытер его о рубашку.
– Сейчас мы с тобой, друг мой Тампер, побеседуем с глазу на глаз, – сказал он. Его горло сдавило, и его собственный голос казался ему каким-то чужим. Почти что нечеловеческим. Норман почувствовал, что у него возникает эрекция. Но его это не удивило. Так было всегда, когда она бесился. Он швырнул пульт на диван и повернулся к Словику, который стоял, сгорбив спину, и из-под его толстых очков в роговой оправе слезы текли в три ручья. В этой своей полосатой футболке – из тех, которые должны носить только белые люди. – Нам с тобой надо поговорить, и очень серьезно поговорить. Очень серьезно. Ты мне веришь, дружище? Уж лучше поверь, мой тебе совет. Понял, мать твою?
– Пожалуйста, – пропищал Словик и протянул к Норману трясущиеся руки. – Пожалуйста, не делайте мне больно. Вы, наверное, ошиблись… наверное, вам нужен кто-то другой, а не я. Я ничем не могу вам помочь.
Но в итоге Словик ему помог. Причем неплохо помог. Только пришлось перейти в подвал, потому что под конец Норман начал кусаться, и даже звук телевизора, включенного на полную мощность, уже не мог заглушить вопли несчастной жертвы. Да, Словик вопил как резаный. Но в итоге он все же помог.
Когда веселье закончилось, Норман вернулся на кухню и нашел под раковиной упаковку мешков для мусора. Он оторвал от рулона один мешок и сложил туда стеганые рукавички и свою рубашку, в которой – в ее теперешнем виде – уже нельзя было показаться на улице. Он возьмет этот мешок с собой и выкинет где-нибудь по дороге.
Потом Норман поднялся наверх, в спальню Тампера. Он перерыл весь шкаф и нашел только одну более или менее подходящую вещь, которая бы налезла на его широкие плечи – старый застиранный свитер с эмблемой «Чикаго буллс». Норман положил свитер на кровать, пошел в ванную Тампера и включил душ Тампера. Горячая вода пошла не сразу, так что Норман еще успел заглянуть в аптечку Тампера. Там он нашел пузырек с адвилом и принял сразу четыре таблетки. Зубы болели, челюсти буквально сводило. Нижняя половина его лица была вся в крови, в волосах и мелких ошметках кожи.
Он встал под горячий душ и намылился мылом Тампера – «Ирландской весной», – напоминая себе, что мыло надо потом забрать и выкинуть в мусорный мешок. Он не знал, насколько ему помогут все эти предосторожности, потому что понятия не имел, сколько улик он оставил внизу, в подвале. В какой-то момент он как будто «отрубился» и перестал воспринимать происходящее.
Стоя под душем, Норман запел:
– Бродячая Роза… Бродячая Роза… где ты бродишь, бродячая Роза… никто не знает, никто… дикая роза, колючая роза… кто прижмет тебя, роза, к груди…
Он выключил воду, вышел из душа и посмотрел на свое бледное призрачное отражение в запотевшем зеркале над раковиной.
– Я прижму, – произнес он безо всякого выражения. – Я, вот кто.
Билл Стейнер уже поднял руку, чтобы постучать еще раз – он страшно нервничал и злился на себя за это; обычно он не психовал перед встречей с женщиной, а тут его просто трясло, – но тут Рози ответила из-за двери:
– Сейчас. Уже иду, подождите секундочку.
Голос не был встречвоженным или раздраженным. Слава Богу, подумал Билл. А то он уже испугался, что завалился не вовремя и может быть, вытащил девушку из ванной.