Рози вдруг пришло в голову, что надо бы взять еще чашку чая. У нее не было никаких причин думать, что Пэм заглянет в «Пузатый чайник» – рабочий день у нее закончился час назад, – но ей почему-то казалось, что Пэм должна сюда забежать. Женская интуиция… кажется, так это называется. Рози встала из-за стола и направилась к стойке.
А она очень даже ничего, эта маленькая сучка на переходе, подумал Норман, тугие красные брючки, аккуратная налитая попка. Он специально поотстал на пару шагов – дабы насладиться приятственным видом, моя дорогая крошка, – но буквально через пару секунд симпатявая девочка завернула в какой-то маленький ресторанчик. Проходя мимо, Норман заглянул в окно, но не увидел ничего интересного. Сборище старых кошелок, жующих какую-то липкую сладкую мерзость и пьющих кофе и чай, и парочка официантов, которые передвигались по залу этакой томной педерастичной походкой, мелко перебирая ногами.
Старым теткам это, наверное, нравится, подумал Норман. Изобрази из себя сладкого мальчика – и получишь хорошие чаевые. Да, наверное, в этом-то все и дело. Иначе с чего бы нормальным взрослым мужикам так извращаться? Не все же они голубые… верно?
Заглянув в ресторанчик – мимоходом и безо всякого интереса, – Норман наметанным взглядом выделил из толпы одну даму, которая была гораздо моложе крашеных мымр в брючных костюмах, сидевших за большинством столиков. Она как раз направлялась к стойке в глубине кафе-кондитерской (во всяком случае, Норман предполагал, что именно так и должны называться места типа этого заведения). Он по привычке взглянул на ее задницу – просто потому, что он всегда первым делом смотрел на задницу, когда ему на глаза попадалась деваха моложе сорока, – и отметил, что попка вполне неплохая, но ничего выдающегося. Не тот случай, чтобы упоминать о нем в письме мамочке.
У Розы когда-то была такая же, подумал он. Пока она себя не запустила и ее задница не раздалась до размеров диванного пуфика.
Но зато у женщины, которая направлялась к стойке, были роскошные волосы. Гораздо лучше, чем задница. Но в этом смысле она совершенно не напоминала Розу. Роза была «русой шатенкой», как это всегда называла мать Нормана, и она почти никогда не возилась с прической (и Норман ее не винил: из ее тусклых мышиного цвета волос трудно было бы соорудить что-то более или менее приличное). Обычно Рози зачесывала волосы назад и собирала их в хвост; а если они собирались поужинать в ресторане или сходить в кино, то вместо хвоста Роза делала себе пучок, накручивая волосы на такую эластичную штуку, которые продаются в любом супермаркете и газетном ларьке.
Женщина в кафе, куда мимоходом заглянул Норман, была вовсе не русой шатенкой, а изящной блондинкой. И прическа у нее была очень стильная: не какой-нибудь хвост или пучок, а аккуратная толстая коса, которая доходила почти до середины спины.
За сегодняшний день у Рози случилось много чего хорошего. Но лучше всего – даже той потрясающей новости, которой поделилась с ней Рода; насчет того, что Робби Леффертс собирается предложить ей контракт на тысячу долларов в неделю, – было мгновение, когда Рози отвернулась от кассы у стойки и столкнулась нос к носу с Пэм Хэверфорд. Сначала Пэм просто ее не узнала, скользнула по ней невидящим взглядом и отвернулась… но тут же опять повернулась к Рози и вытаращилась на нее во все глаза. Она неуверенно улыбнулась, а потом пронзительно вскрикнула, так что бабульки, сидевшие в кафе, с испугу схватились за сердце. Рози даже испугалась, как бы у них не зашкалило электрокардиостимуляторы.
– Рози?! Это ты?! О Господи.
– Это я, – рассмеялась Рози. Она заметила, что на них с Пэм уже оборачиваются, но поняла – вот чудо из чудес, – что ее это совсем не волнует.
Пэм тоже взяла себе чай, и подруги уселись за тот же столик у окна, где раньше сидела Рози. Пэм соблазнила ее еще на одно пирожное, и Рози не стала противиться искушению, хотя в другой ситуации она бы себе этого не позволила. За последние пару месяцев она похудела на целых пятнадцать фунтов, и ей совсем не хотелось набрать их обратно.
Пэм все твердила, что она не верит своим глазам – просто не верит своим глазам, – и Рози могла бы решить, что подруга ей льстит, но она видела, как Пэм на нее смотрит: переводит восторженный и немного встревоженный взгляд с ее лица на волосы и обратно, как будто пытаясь понять, что случилось с ее хорошей подругой Рози.
– Ты потрясающе выглядишь, – сказала она. – Нет, правда. Ты помолодела лет на пять. Черт возьми, Рози, ты выглядишь как молоденькая девчонка.
– За пятьдесят долларов они должны были сделать из меня Мэрилин Монро, – улыбнулась Рози. После сегодняшнего разговора с Родой она уже не с таким ужасом вспоминала ту запредельную сумму, которую оставила в парикмахерской.
– А где ты… – начала было Пэм, но тут же оборвала себя на полуслове. – Это с картины, которую ты купила, да? Ты сделала себе такую же прическу, как у женщины на картине.
Рози была уверена, что покраснеет, но она почему-то не покраснела. Она лишь кивнула:
– Мне понравился ее стиль, и я тоже решила попробовать. – Она неуверенно замолчала, но все же добавила: – А то, что я перекрасилась в блондинку… знаешь, я сама до сих пор не могу поверить, что я на такое решилась. Я в жизни не красила волосы. В первый раз сейчас перекрасила.
– В первый раз?! Нет, я не верю.
– Серьезно.
Пэм наклонилась через стол и прошептала сдавленным заговорщическим шепотом:
– Значит, все-таки это случилось, да?
– Ты о чем? Что случилось?
– Ты все-таки встретила кое-кого интересного!
Рози открыла рот. Закрыла. Открыла опять, не имея ни малейшего представления о том, что она собирается сказать. Сказать было нечего. И вместо того, чтобы говорить слова, она рассмеялась. Рассмеялась до слез. И еще до того, как она успокоилась, к ней присоединилась и Пэм.
В подъезд Рози вошла без ключа – в будние дни дверь подъезда в доме номер 897 по Трентон-стрит не запирали часов до восьми вечера, если не позже, – но ей все же пришлось доставать ключи, чтобы открыть почтовый ящик (с бумажной табличкой Р. МАККЛЕНДОН, приклеенной сверху, – ее гордое заявление всему миру, что она здесь живет и это ее дом), в котором не было ничего, кроме рекламного проспекта универмага «Уолмарт». Поднимаясь по лестнице, Рози отобрала на брелоке другой ключ. От двери в квартиру. Этот ключ существовал всего в двух экземплярах: один был у Рози, второй – у владельца дома. Сейчас эта квартирка, как и почтовый ящик, принадлежит ей одной. Ноги гудели – Рози прошла пешком все три мили от центра города до своего дома. Она была слишком взволнована и взбудоражена и просто не усидела бы в автобусе; тем более ей хотелось пройти пешком, чтобы спокойно подумать и помечтать. Несмотря на два пирожных, съеденных в «Пузатом чайнике», ей почему-то хотелось есть, но голодное урчание в желудке ничуть не мешало ее ощущению счастья. Даже наоборот. Сегодня был самый радостный день в ее жизни. Радость переполняла ее, разливаясь по телу приятной легкостью, и даже усталые ноги совсем не болели. И почки тоже не беспокоили, несмотря на долгую прогулку пешком.
Рози вошла к себе (на этот раз она не забыла запереть за собой дверь) и опять рассмеялась. Пэм и этот ее «кое-кто интересный». Смех, да и только. Но Пэм все-таки вытянула у Рози кое-какие подробности. Пришлось расколоться – в конце концов она собиралась привести Билла на концерт «Индиго герлс» в субботу вечером, так что женщины из «Дочерей и сестер» все равно его увидят, и особо скрываться нет смысла. Но когда Рози принялась горячо возражать, что она перекрасила волосы и заплела их в косу вовсе не из-за Билла (и она была искренне убеждена, что говорит правду), Пэм в ответ лишь закатила глаза и заговорщически подмигнула. Рози это слегка рассердило… но в то же время ей было приятно.
Она открыла окно, и в комнату ворвался теплый весенний воздух и шумы из парка. Потом Рози прошла на кухоньку, чтобы взять книжку. Там же на столе стояла ваза с цветами, которые Билл принес ей в понедельник. Цветы уже почти засохли, но у Рози не поднималась рука выбросить их на помойку. Она решила, что выбросит их после субботы. Вчера ночью ей снился Билл. Ей снилось, как они ехали на его мотоцикле. Билл гнал на сумасшедшей скорости, а она сидела сзади и обнимала его за талию. И в какой-то момент – там, во сне – ей в голову вдруг пришло одно страшное и прекрасное слово. Волшебное слово. Теперь она точно не помнила, что это было за слово. Что-то совершенно бессмысленное, просто набор звуков, но во сне это звучало красиво… и сильно. Не произноси это вслух, если ты не уверена, что тебе это нужно. Так думала Рози во сне, когда они с Биллом неслись на его мотоцикле по скоростному шоссе. Слева были холмы, а справа – синее-синее озеро, которое ярко блестело на солнце. Золотой солнечный свет сочился сквозь ветки елей, что росли вдоль шоссе. Впереди возвышался зеленый холм, и Рози знала, что с той стороны холма должны быть развалины старого храма. Не произноси это вслух, пока ты не будешь готова отдать себя всю, свое тело и душу, и связать себя навсегда.
Она все-таки произнесла это слово. Оно сорвалось с ее губ, как разряд электричества. Колеса «харлея» оторвались от асфальта – из-за плеча Билла Рози видела переднее колесо мотоцикла: оно вертелось по-прежнему, но уже дюймах в шести над поверхностью шоссе. Она видела их тень, но уже не впереди, а внизу. Билл резко надавил на ручной тормоз, и они взмыли ввысь – в синее небо. Они поднялись над лентой дороги, как подводная лодка, что всплывает к морской поверхности, а потом Рози проснулась в своей постели посреди сбившихся простыней. Ее бил легкий озноб, но в то же время где-то в глубинах ее естества притаился настойчивый жар – невидимый, но могучий, как солнце при полном затмении.