считал, что оставил, мысленно поправился он; он же практически ничего не помнит, так что ни в чем нельзя быть уверенным): в подвале, за баком водонагревателя. Но парни типа Тампера – парни, которые трудятся в сфере общественного обслуживания и исполняют целую кучу обязанностей, у которых полно друзей, сердобольных и чутких по самое не хочу, – обычно так просто не исчезают. Кто-то обязательно заметит его отсутствие. Кто-то забеспокоится, кто-то решит заглянуть в его аккуратную кроличью норку на Беудри-плейс, чтобы проверить, все ли с ним в порядке. И в конце концов кто-то заглянет в подвал, и там – за баком водонагревателя – его будет ждать неприятный сюрприз.
Так что, пожалуйста, получите: та информация, которой не было во вчерашних местных газетах, сегодня прошла на первых полосах. ГОРОДСКОЙ СОЦИАЛЬНЫЙ РАБОТНИК ЗВЕРСКИ УБИТ У СЕБЯ ДОМА. Согласно статье, кролик Тампер был на удивление активным дядечкой в смысле работы в различных общественных организациях, он подвизался не только в бюро «Помощь в дороге», но и в нескольких других местах… и при этом он был человеком вполне обеспеченным. В газете писали, что его семейство – а он был последним в роду – владело немалыми средствами. И то, что такой состоятельный человек по собственной воле сидел в три часа ночи на автовокзале и отправлял беглых жен к шлюхам из «Дочерей и сестер», лишний раз подтверждало, что либо он был извращенцем каким-нибудь, либо просто придурком. Как бы там ни было, мы имеем типичный пример классического доброго дядюшки и добродетеля человечества, который носится с шилом в заднице и старается спасти мир. Даже трусы забывает менять ежедневно – настолько он озабочен всеобщим благом. «Помощь в дороге», Армия спасения, городской телефон доверия, гуманитарная помощь Боснии, гуманитарная помощь России (по идее, еврейчику типа Тампера должно было хватить ума не заниматься хотя бы последним, так нет же, мало ему общественной нагрузки) и еще пара-тройка организаций, связанных с «женским вопросом». В статье не уточнялось, какие именно это были организации, но одну из них Норман уже знал и так: «Дочери и сестры», известные в нашей песочнице как девчонки-лесбиянки. Отпевание должно состояться в субботу, только в газете писали, что это будет «гражданская панихида в память о замечательном человеке». Господи всемогущий, спаси нас и помилуй. Аминь.
Норман также узнал, что у следствия есть несколько версий. Смерть Словика может быть связана с его деятельностью в любой из вышеназванных организаций… или вообще не связана ни с одной. Он уже представлял, как пойдет расследование. Полиция тщательно проработает каждую версию, попутно поинтересуется личной жизнью покойного (исходя из того, что у каждого человека – даже у такого сморчка, как Тампер, – есть хоть какая-то личная жизнь) и, разумеется, не исключит возможность, что это было пресловутое «немотивированное убийство», совершенное каким-нибудь психопатом, который скорее всего совершенно случайно проходил мимо и решил заглянуть на огонек.
Только у шлюшек из «Дочерей и сестер» будет на этот счет свое мнение. В этом Норман нисколечко не сомневался. За годы работы в полиции у него накопился немалый опыт общения с психопатическими особами из женских приютов и пансионов «только для женщин». В последнее время таких заведений становилось все больше и больше, и удивляться тут нечему. Сколько сейчас развелось недоумков – про себя Норман их называл бесноватыми параноиками нового века, – которые оказывают по-настоящему заразительное влияние на умы и поведение людей. Согласно их представлениям, все мы – несчастные дети из неблагополучных семей, и нам следует быть начеку, потому что мы все живем во враждебном мире, где полно нехороших и злых людей, которым хватает наглости идти по жизни, не жалуясь, и не скуля, и не прибегая к какой-нибудь идиотской программе психологического самосовершенствования типа «Двенадцать ступеней». Все бесноватые параноики нового века – просто вонючие задницы. Но среди этих задниц попадаются весьма осторожные экземпляры (и типичный тому образчик – женщины из заведений типа «Дочери и сестры»). Осторожные?! Хрен собачий. Да они просто повернутые. Знаете термин «бункерный менталитет»? Вот это как раз тот случай.
Вчера Норман почти весь день просидел в публичной библиотеке и раскопал кое-что интересное насчет «Дочерей и сестер». Парочку любопытных фактов. И, что самое забавное, женщина, заправлявшая заведением – некая Анна Стивенсон, – до семьдесят третьего года была замужем за мистером Тампером. Потом она благополучно с ним развелась и вернула себе девичью фамилию. Это можно было бы расценить как поразительное совпадение, но только в том случае, если ты незнаком с брачными ритуалами и повадками психопатических параноиков. Они сходятся в пару, да. Но, впрягшись в повозку, они патологически не способны идти в одной упряжке. Поначалу у них, может быть, и получается, но в конце концов обязательно наступает момент, когда один начинает тянуть воз налево, а второй – в прямо противоположную сторону. А все потому, что они не способны уразуметь одну простую истину: из общественно приемлемых – как говорится, политически корректных – браков никогда ничего хорошего не выходит.
Бывшая женушка Тампера управляла своим заведением совсем не так, как это принято в большинстве приютов для униженных и оскорбленных женщин, где все подчиняется громкому лозунгу: «Только женщины знают, только женщины могут высказываться». Чуть больше года назад в воскресном приложении опубликовали большую статью о «Дочерях и сестрах». В частности, там приводились слова этой самой Стивенсон (там же была ее фотография, и Норман еще поразился, до чего же она похожа на шлюшку Мод из старого телешоу). Так вот, она говорила, что вышеназванный лозунг – это «не только открытое провозглашение дискриминации по половому признаку, но еще и признание собственной глупости». По этому поводу высказалась и другая «дочка-сестричка», некая Герт Киншоу. «Мужчины нам не враги, пока они не докажут обратного, – говорила она. – Но если нас бьют, мы даем сдачи». Фотография Киншоу тоже имела место быть. Это была жирная черномазая сука необъятных размеров, которая напомнила Норману одного футболиста из клуба «Чикаго сокс» – Уильяма Перри по прозвищу Рефрижератор.
– Только попробуй ударить меня, милашка, и я тебя так измордую, что свои не узнают, – пробормотал он.
Но все эти громкие словеса, как бы они ни были интересны, в данном случае не имели вообще никакого значения. Пусть в этом городе есть и мужчины – а не одни только бабы, – которые знают, где находится это место и которым любезно разрешено обратиться туда за помощью и советом, пусть там всем заправляет только одна бесноватая параноичка нового века, а не целый совет из придурочных психопаток, но Норман ни капельки не сомневался, что в одном отношении эти продвинутые параноички ничем не отличаются от своих более консервативных коллег: смерть Питера Словика поставит их на уши. (Наверняка весь бордель уже поднят по тревоге.) Они не примут во внимание ни одну из версий, которые прорабатывает полиция. Пока не будет доказано обратное, они будут исходить из того, что убийство Словика напрямую связано с их веселеньким заведением… а конкретно с одной из несчастных забитых женщин, которую Словик направил туда за последние шесть-восемь месяцев. Вполне вероятно, что Рози уже находится «под подозрением».
Тогда на фига ты связался со Словиком? – спросил он себя. Что тебя дернуло, ты мне можешь сказать? Существует немало других эффективных способов «нарыть» информацию, и ты эти способы знаешь. Тебе ли не знать, черт возьми?! Ты полицейский вообще или кто?! И на хрена тебе было дразнить гусей? Теперь они будут настороже. Наверняка эта жирная негритоска – квашня на ножках по имени Герти – Большая корова – уже сидит у окна с биноклем и тщательно изучает каждого задрюченного мужика, который проходит поблизости от их развеселого дома. Если, конечно, за этот год она не откинула лыжи от ожирения. Ну так что тебя дернуло? Что?!
Он знал ответ, но предпочел не задумываться об этом. Одно дело – знать, просто знать для себя, и всё, а другое – вникать в скрытый смысл. Вникать не хотелось, потому что все было уж слишком мрачно. Он угрохал Тампера по той же причине, по которой он задушил ту рыженькую прошмандовку в обтягивающих штанах – потому что из глубины его разума выбралось нечто, и это нечто его заставило сделать то, что он сделал. В последнее время эта тварь у него в голове проявляла себя все чаще, но ему не хотелось об этом думать. Не думать – так проще. Так безопаснее.
А вот, кстати, и то, что нам нужно: бабская крепость, прямо по курсу.
Норман не спеша перешел на четную сторону Дарем-авеню, зная по опыту, что настороженные наблюдатели гораздо спокойнее относятся к подозрительному мужику, если оный мужик идет по другой стороне улицы. Думая про настороженных наблюдателей, он почему-то всегда представлял себе бочкообразную черномазую тетку, фотографию которой он видел в газете: этакую необъятную тушу с полевым биноклем в одной руке и растаявшей плиткой сливочного шоколада в другой. Норман замедлил шаг, но не резко, а так, чтобы это не бросалось в глаза. Они начеку, напомнил он себе. Весь бордель поднят по тревоге.
Это был большой белый дом, не то чтобы в викторианском стиле, а так… просто старая развалюха начала века. Три этажа сплошного архитектурного безобразия. С фасада дом выглядел узким, но Норман сам вырос в похожем доме и знал, что «в глубину» это здание тянется до параллельной улицы в дальнем конце квартала.
Шлюхи-шлюхи здесь и там, ходят шлюхи по домам, мурлыкал он себе под нос, стараясь не сбиваться со своего теперешнего неторопливо-прогулочного шага. Он внимательно рассматривал дом, но не таращился на него во все глаза, а лишь искоса поглядывал в его сторону.