Керт осторожно похлопал ее по плечу.
– Ты сегодня не в голосе. – Он ободряюще улыбнулся. – Так бывает. Случаются дни, когда волосы не ложатся в прическу, как ты над ними ни бейся. Случаются дни, когда голос никак не звучит. Правда, с голосом хуже. Но все равно это преодолимо. Мы здесь, в нашей комнате аудиоужасов, и не такое видали, да, Рода?
– Да уж, – поддакнула Рода, но при этом она ни на миг не сводила испытующих глаз с лица Рози. И Рози неплохо себе представляла, что сейчас видит Рода. Прошлой ночью ей удалось поспать только два-три часа, и она еще не обзавелась набором всемогущей косметики, которая скрывала бы все плачевные результаты бессонной ночи.
Тем более я все равно не умею краситься, подумала она.
Когда Рози училась в старшей школе, у нее была кое-какая косметика (то есть как раз тогда, когда она меньше всего в ней нуждалась), но с тех пор, как она вышла замуж за Нормана, она обходилась почти без краски: разве что позволяла себе чуточку светлой пудры и помаду самых что ни на есть натуральных оттенков. «Если бы я хотел каждый день любоваться на размалеванную морду шлюхи, – сказал ей однажды Норман, – я бы и женился на шлюхе».
Она подумала, что Рода прежде всего обратила внимание на ее глаза: опухшие веки, воспаленные, в красных прожилках белки, темные круги под глазами. Когда Рози вчера легла и погасила свет, она проплакала больше часа, но ей так и не удалось заснуть – хотя больше всего ей хотелось забыться и заснуть. В конце концов слезы иссякли, и она просто лежала в темноте, пытаясь хотя бы ни о чем не думать. Но не думать тоже не получалось. А потом, уже далеко за полночь, ее вдруг посетила совершенно ужасная мысль: что она совершила ошибку, когда позвонила Биллу и отказалась от его сочувствия – и, может быть, даже его защиты, – когда она больше всего в нем нуждалась.
Защиты?! – подумалось ей потом. Да не смеши ты меня, Бога ради. Я знаю, милая, он тебе нравится, и в этом нет ничего плохого, но давай смотреть правде в глаза: Норман сожрет его, даже не поперхнувшись.
Правда, пока еще ничего не известно. Может быть, Норман тут вообще ни при чем. И Анна вчера то же самое говорила. Питер Словик работал в нескольких организациях и занимался такими делами, которые многим могли быть как в горле кость. Вполне вероятно, что он встал поперек дороги кому-то другому… и убил его вовсе не Норман.
Вот только в душе Рози знала, что это Норман.
Она сердцем чуяла: это он.
Но потом она еще долго – наверное, не один час – лежала без сна, терзаясь сомнениями. Почему она так уверена, что это именно Норман? Может быть, это просто удобная мысль, за которой скрывается страх и растерянность? Может быть, она просто боится, что ее дружба с Биллом перерастет в нечто большее, и звонок Анны стал для нее подходящим поводом порвать эту дружбу, пока не поздно?!
Она не знала ответов на эти вопросы, но одно она знала точно: при одной только мысли о том, что она больше уже никогда не увидит Билла, ей становилось плохо… и страшно. Как будто сейчас она потеряла что-то такое, без чего ее жизнь станет просто немыслимой. Она понимала, что так не бывает. За такое короткое время человек просто не может сделаться для тебя настолько необходимым, что ты уже не представляешь, как тебе жить без него. Подобное происходит не вдруг. Но прошел час, второй (третий), и эта бредовая мысль уже не казалась Рози такой уж нелепой. Если это действительно невозможно, тогда почему ей так страшно и больно при одной только мысли о том, что она больше его не увидит, уже никогда?
Наконец она все же заснула, и ей снова приснился сон, что она едет с Биллом на мотоцикле: она одета в хитон цвета розы марена и безо всякого стеснения прижимается к Биллу всем телом, обхватив его бедра голыми ногами. Когда Рози проснулась – а будильник прозвенел слишком рано, если учесть, что она заснула только под утро, – она вся дрожала, и ей было жарко, как это бывает, когда у тебя высокая температура.
– Роза, с тобой все в порядке? – спросила Рода.
– Да, просто… – Рози быстро взглянула на Кертиса, снова перевела взгляд на Роду, пожала плечами и выдавила жалкое подобие улыбки. – Просто, знаете, у меня это… ежемесячные недомогания.
– Ага. – Рода понимающе кивнула. Но было заметно, что она все равно не верит. – Ладно, тогда пойдемте в кафе. Утопим горести и печали в салате с тунцом и клубничном коктейле.
– Пойдемте, – поддакнул Керт. – Я угощаю.
На этот раз улыбка у Рози получилась уже не такая деланая. Но при этом она решительно покачала головой.
– Сегодня я пас. Хочу прогуляться, проветрить мозги.
– Если ты не поешь, то часам к трем точно хлопнешься в обморок, – нахмурилась Рода.
– Я где-нибудь перекушу, съем салат. Обещаю. – Рози уже направлялась к скрипучему старому лифту. – Я все равно не могу много есть за работой. Иначе я просто испорчу полдюжины наших включений неудержимой и звучной отрыжкой.
– Сегодня это уже не страшно, – заметила Рода. – Встречаемся в студии в четверть первого, ладно?
– Ага, – весело отозвалась Рози, заходя в лифт. Но пока она ехала вниз со своего четвертого этажа, последняя фраза Роды никак не шла у нее из головы: Сегодня это уже не страшно. А что, если и после прогулки она не сможет читать лучше?! Что, если они перейдут от семидесяти трех включений к восьмидесяти, а потом к ста-черт-знает-скольким?! Что, если на завтрашней встрече мистер Леффертс не предложит ей никакого контракта, а просто вежливо пошлет куда подальше?! И что тогда?
Она вдруг поняла, что ненавидит Нормана. Она почти физически ощущала наплыв этой жгучей ненависти. Как будто ей что-то ударило между глаз – какой-то тяжелый тупой предмет типа дверной пружины или обуха старого ржавого топора. Даже если Словика убил не Норман, даже если Нормана нет в этом городе, он все равно преследует ее, как маньяк Питерсон преследует бедную Альму Сент-Джордж. Потому что он здесь, у нее в голове.
Лифт остановился на первом этаже, дверцы открылись. Рози вышла в вестибюль, и к ней обернулся мужчина, который внимательно изучал схему расположения офисов. Его лицо, на котором читались надежда пополам с неуверенностью, казалось совсем молодым. Сейчас он действительно выглядел очень юным… почти подростком.
– Здравствуй, Рози, – сказал Билл Стейнер.
В первый момент ей захотелось развернуться и убежать, пока он не заметил, насколько сильно ее потрясло его неожиданное появление. Но пока она думала, он поймал ее взгляд и больше не отпускал. Так что теперь ей уже было не скрыться. Она смотрела в его глаза и поражалась, как же она могла забыть об этом чарующе зеленом оттенке, похожем на солнечный свет, искрящийся на мелководье?! И вместо того, чтобы броситься к выходу, она медленно подошла к нему, к Биллу. Испуганная и счастливая. Но ее радость и страх были просто ничто перед тем облегчением, которое она испытала, увидев этого человека.
– Я же тебе говорила, держись от меня подальше. – У нее дрожал голос.
Он протянул руку, чтобы коснуться ее руки. Она знала, что не должна позволять ему это, но не позволить уже не могла… а потом, когда он все-таки взял ее за руку, она сама повернула ладонь так, чтобы их пальцы сплелись.
– Да, ты говорила, – сказал он просто. – Но, Рози, я не могу.
Его слова испугали ее. Она отпустила его руку и неуверенно заглянула ему в глаза. Такое случилось с ней в первый раз – в первый раз в жизни, – и она растерялась, не зная, что делать и как себя вести.
Он развел руки в стороны – может быть, это вовсе не означало, что он раскрывает объятия; может быть, этим жестом он просто подчеркивал свою беспомощность, – но это было как раз то, что нужно усталому сердцу Рози, в котором все-таки не умерла надежда. И если сейчас ее разум был в полном смятении, то сердце знало, что делать. Рози словно во сне шагнула к Биллу и упала к нему в объятия. Он обнял ее и прижал к себе, и она уткнулась лицом ему в плечо и закрыла глаза. А когда он погладил ее по волосам – сегодня Рози не стала заплетать косу и пошла на работу с распущенными волосами, – ее охватило странное, изумительное чувство: как будто она вдруг проснулась. По-настоящему. Как будто все это время она спала. И не только сейчас, когда она шагнула к нему, чтобы он ее обнял, и не только сегодня утром, когда звон будильника вырвал ее из сна с мотоциклом, а долгие-долгие годы. Как Белоснежка, которая съела отравленное яблоко. Но теперь она снова проснулась – по-настоящему – и взглянула на мир глазами, которые только еще начинали видеть.
– Я рада, что ты пришел, – просто сказала она.
Они медленно шли по Лейк-драйв, подставляя лица теплому ветру и держа направление на восток. Когда он приобнял ее за плечи, она робко ему улыбнулась. Сейчас они находились примерно в трех милях к западу от озера, но Рози казалось, что она запросто может пройти эти три мили – лишь бы рядом был Билл. Лишь бы он обнимал ее вот так, за плечи. Тогда она могла бы дойти до самого озера и, может быть, даже перейти по воде на тот берег, безмятежно переступая по гребням волн.
– Чему ты сейчас улыбаешься? – спросил он.
– Просто так, – отозвалась она. – Потому что мне хочется улыбаться.
– Ты правда рада, что я пришел?
– Да, очень. Вчера ночью я почти не спала. Я все думала, что совершила ошибку. И поняла, что действительно совершила ошибку, но… Билл?
– Да?
– Когда я сказала тебе, что нам больше не надо видеться… я это сделала потому, что ты мне небезразличен. Потому что я никогда ничего подобного не испытывала, ни к какому другому мужчине. Просто все это произошло так быстро… Господи, что я тебе говорю?! Я, наверное, сошла с ума.
На мгновение он прижал ее еще теснее к себе.
– Ты не сошла с ума.
– Я позвонила тебе и сказала, чтобы ты больше не приходил, потому что случилась одна неприятная вещь… то есть мне