Вода в ручье была смолисто-черной, без единого отблеска. Как будто она поглощала свет. Рози подошла к ручью, едва сознавая, что свободной рукой она на ходу выжимает воду из своих намокших волос. Приблизившись к воде, она ощутила характерный запах минералов. В нем явственно чувствовался сильный металлический привкус, но в то же время он был странно приятным. Ей вдруг до смерти захотелось пить. Горло стало сухим и шершавым, как наждак.
Не пей из него, как бы тебе ни хотелось! Пить эту воду нельзя.
Да, именно так она и сказала. И еще она добавила, что если Рози намочит в воде хотя бы палец, она забудет все, что знала, даже собственное имя. Но так ли это страшно? В особенности если она забудет, что делал с ней Норман, и что он еще может с ней сделать, и что из-за нее он убил человека?
Она сглотнула и услышала сухой щелчок в горле. И снова почти не осознавая, что делает, Рози провела рукой по боку, по груди и по шее, собирая влагу. Она поднесла ладонь ко рту и жадно ее облизала. Но это не утолило ее жажду, наоборот, лишь разбудило ее по-настоящему. Черная вода немного поблескивала в тех местах, где она обтекала камни. Манящий запах металла и минералов, казалось, заполнил собой все сознание Рози. Она даже знала, какой вода будет на вкус – пресноватой и мягкой, как холодный сироп. Она представляла, как вода омоет ее горло и желудок неизвестными солями и экзотическими минералами. Вкусом забвения. Она никогда больше не вспомнит тот день, когда миссис Пратт (белая как снег; только губы у нее были цвета черники) пришла к ней и сказала, что ее семья, вся ее семья, погибла в аварии на шоссе. Она никогда больше не вспомнит того мужчину в дверях «Пропусти рюмочку» и ту злобную толстуху, которая называла женщин из «Дочерей и сестер» «лесбиянками паршивыми, которые на пособие живут – ни хрена не делают». Она никогда больше не вспомнит о том, как сидела в углу, и едва не теряла сознание от боли в почках, и при этом напоминала себе, что если ее будет рвать, то нельзя, чтобы ее вырвало на пол. Было бы так хорошо позабыть обо всем об этом. Есть вещи, которые будет не жалко забыть. И есть вещи – вроде того, что Норман делал с ней теннисной ракеткой, – которые просто необходимо забыть. Только вот большинству людей не предоставляется такой шанс. Даже во сне.
Рози била дрожь. Она не могла оторвать взгляд от воды, похожей на густые чернила, укрытые сверху тонким прозрачным шелком. Горло горело огнем. Она представляла, как ляжет на живот, опустит голову в воду и начнет пить, как лошадь.
Но ты забудешь и Билла тоже, прошептала миссис Сама Рассудительность чуть ли не извиняющимся тоном. Забудешь его глаза с зеленоватым отливом и маленький шрамик на мочке уха. Есть вещи, которые стоит запомнить и помнить всю жизнь. И ты это знаешь, правда?
Без дальнейших раздумий (Рози была не уверена, что даже мысли о Билле смогут ее удержать, если она будет медлить и дальше) она шагнула на первый камень. Шагнула, раскинув руки в стороны для равновесия. Подкрашенная кровью вода по-прежнему стекала с ее скомканной ночной рубашки. В центре комка, словно косточку в персике, она ощущала камень. Она застыла – левая нога на камне, правая на берегу – и попыталась собраться с духом. Потом перенесла правую ногу на второй камень. Пока что все шло нормально. Рози приподняла левую ногу и шагнула на третий камень. На этот раз она все-таки потеряла равновесие. Ее качнуло вправо, и она взмахнула левой рукой, чтобы удержаться. В ушах ревел шум бегущей воды. Спустя пару мгновений она все-таки выровняла корпус. Она стояла на камнях посередине ручья, и теперь у нее в ушах отдавался стук сердца.
Рози испугалась, что может замерзнуть, если будет стоять без движения слишком долго. Она шагнула на последний камень, а потом – на покрытый мертвой травой берег. Она сделала всего три шага по направлению к деревьям и вдруг поняла, что ее жажда прошла как дурной сон.
Впечатление было такое, как будто когда-то давно здесь были заживо похоронены могучие великаны, которые все-таки умерли, пытаясь выбраться из своих могил; деревья были как мертвые руки, их голые стволы тянулись к небу, безмолвно вопия об убийстве. Искореженные переплетенные ветви создавали причудливый геометрический узор на фоне неба. Между стволами вилась тропинка. Ее охранял каменный мальчик с огромным фаллосом в состоянии мощной эрекции. Руки он держал над головой. Когда Рози проходила мимо статуи, каменные глаза, лишенные зрачков, обратились в ее сторону. Она была в этом уверена.
Эй, крошка! – прозвучал у нее в голове голос каменного мальчика. Как насчет оттянуться? Я бы тебе впялил сзади, что скажешь?
Рози отшатнулась, выставив перед собой руки, словно защищаясь… но каменный мальчик снова был просто статуей… если он и превращался во что-то другое, то всего на мгновение. С его непропорционально большого члена стекала вода. С эрекцией у нас никаких проблем, подумала Рози, глядя на его глаза без зрачков и какую-то слишком уж многозначительную улыбку (а раньше он улыбался? Рози попыталась вспомнить и не смогла). Норман бы тебе позавидовал.
Рози поспешно пошла по тропинке по направлению к мертвым деревьям. Она подавила в себе желание оглянуться и посмотреть, не пошел ли за ней каменный мальчик, намереваясь пустить в дело свой каменный инструмент. Она боялась, что ее перенапряженный мозг покажет ей то, чего на самом деле нет.
Дождь превратился в мелкую изморось, и Рози вдруг поняла, что не слышит ребенка. Может быть, он уснул. А может, быку Эринию надоел его плач, и он проглотил его, как канапе. Но как же ей разыскать ребенка, если он будет молчать?!
Всему свое время, Рози, шепнула миссис Сама Рассудительность.
– Тебе-то легко говорить, – пробормотала Рози в ответ.
Она пошла дальше, прислушиваясь к шуму дождевых капель в ветвях деревьев, и неожиданно осознала – хотя ей совсем не хотелось все это видеть, – что различает в коре человеческие лица. Это было совсем не так, когда ты смотришь на облака и картина на девяносто процентов создается твоим воображением. Это были настоящие лица. Искаженные криком лица. Рози казалось, что большинство из них были женщинами. Женщинами, с которыми очень серьезно поговорили.
Она прошла еще чуть вперед. Тропинка резко свернула в сторону, и прямо за поворотом Рози обнаружила, что путь преграждает упавшее дерево. Очевидно, во время недавней грозы в него ударила молния. Одна сторона ствола расщепилась и почернела. Несколько веток еще дымилось наподобие углей небрежно затушенного костра. Рози побоялась перелезать через упавший ствол – по всей опаленной и изуродованной стороне торчали острые щепки и куски развороченной древесины.
Она решила обойти дерево справа. С той стороны, где чернели могучие корни, вывороченные из земли. Она уже почти выбралась обратно на тропинку, как вдруг один из корней резко дернулся, рванулся вперед и обвился вокруг бедра Рози наподобие бурой змеи в комьях черной земли.
Эй крошка! Как насчет встать на карачки? Я бы тебе впялил сзади… не хочешь, сука?
Голос доносился из темной ямы на месте упавшего дерева, корень скользнул еще выше по бедру.
Не хочешь встать на карачки, Рози? Звучит заманчиво, правда? Я бы тебе вставил сзади. Уж впендюрил бы так впендюрил. По самые уши. Или тебе больше хочется отсосать мой протухший чл…
– Отпусти меня, – тихо проговорила Рози и прижала влажный комок ночной рубашки к корню, вцепившемуся ей в ногу. Его хватка мгновенно ослабла, и он ее отпустил. Она выскочила на тропинку. На бедре осталось красное кольцо – так сильно корень сдавил ей ногу, – но оно быстро бледнело. Рози подумала, что, наверное, она должна была испугаться. И, наверное, все это и затевалось именно для того, чтобы ее напугать. Однако фокус не удался. Потому что для женщины, которая четырнадцать лет прожила с Норманом Дэниэльсом, все эти страшилки казались не более чем бутафорией из идиотской комнаты ужасов в каком-нибудь затрапезном парке аттракционов.
Минут через пять Рози дошла до конца тропинки. Тропинка вывела ее на поляну идеально круглой формы, где росло дерево – единственное живое дерево во всем этом мертвом саду. Рози в жизни не видела такого красивого дерева. У нее даже дыхание перехватило от такой невозможной красоты. В детстве она посещала воскресную методистскую школу и была там одной из самых прилежных учениц, и теперь ей вспомнилась история про Адама и Еву в раю. И она подумала, что если рай действительно существовал и там действительно росло Древо познания добра и зла, то оно наверняка было похоже на это прекрасное дерево на поляне.
Его ветви, покрытые узкими длинными листьями ярко-зеленого цвета, клонились под тяжестью пурпурных плодов с густым малиновым отливом. Упавшие плоды покрывали всю землю под деревом. Они были того же цвета, что и короткий хитон белокурой женщины, на которую Рози так и не отважилась взглянуть. Среди упавших плодов было много совсем свежих и сочных. Должно быть, их сбило грозой, которая только что пронеслась над этим таинственным жутким местом. Но даже те паданцы, которые лежали на земле давно и успели подгнить, казались настолько соблазнительными, что рот у Рози переполнялся слюной при одной только мысли о том, как она подберет с земли пурпурный плод и вопьется в него зубами. Ей почему-то казалось, что на вкус этот плод будет терпким и сладким, с чуть заметной кислинкой – наподобие свежего ревеня, сорванного рано утром, или чуть недозревшей малины. Пока Рози как завороженная смотрела на дерево, с ветки сорвался тяжелый плод (она еще подумала, что он совсем не похож на гранат: не больше, чем, скажем, на ящик комода), упал на землю и раскололся, обнажив сочную мякоть цвета розы марены. В струях густого сока виднелись темные зернышки.
Рози сделала шаг по направлению к дереву и нерешительно остановилась. Ее раздирали самые противоречивые чувства. Умом она понимала, что наяву так не бывает – что это, наверное, просто сон. Но ее тело знало, что никакой это не сон. Потому что