.
Да. Это еще не конец. Ей еще нужно подняться по лестнице из двухсот с чем-то ступеней. С ребенком на руках. А она уже падала от усталости.
Постепенно, милая. Шаг за шагом, подсказала миссис Сама Рассудительность. Именно так все и делается. Шаг за шагом.
Да, миссис СР. Королева программы психологического самосовершенствования «Двенадцать ступеней».
Вот только ступеней здесь будет побольше.
Рози пошла вверх по лестнице (шаг за шагом), время от времени оглядываясь назад и рассеянно размышляя
(могут ли быки подниматься по лестнице?)
о всяких ужасах. С каждым шагом ребенок у нее в руках становился все тяжелее и тяжелее, как будто здесь – в лабиринте – действовали свои извращенные правила математической прогрессии: чем ближе к поверхности, тем тяжелее ребенок. Далеко впереди Рози уже различала бледную точку дневного света. Поначалу казалось, что эта искорка дразнит ее, упорно не желая приближаться. Дышать становилось все труднее. Кровь глухо стучала в висках. В первый раз за последние две недели почки по-настоящему разболелись. Они буквально пульсировали болью в такт бешеному ритму сердца. Рози старалась не обращать на все это внимания – по мере сил и возможностей, так сказать, – и упрямо поднималась наверх, не сводя глаз с точки света, маячившей впереди. И наконец, бледная точка увеличилась в размерах и приобрела очертания прямоугольного портала у вершины лестничного пролета.
Буквально за пять ступеней до выхода правое бедро Рози свело судорогой. Впечатление было такое, что нога разом одеревенела от колена до ягодицы. Рози попробовала размять мышцу. Поначалу казалось, что она пытается вымесить тесто из камня. Губы дрожали от боли. Тихонько постанывая и стараясь не зацикливаться на боли, Рози энергично разминала сведенную мышцу (ей было не привыкать; за годы брака она научилась терпеть любую боль), пока судорога не прошла. Рози согнула ногу в колене, проверяя, не сведет ли ее опять. Убедившись, что все нормально, она осторожно пошла вперед, стараясь не опираться на больную ногу. Наверху она остановилась и огляделась по сторонам с ошалевшим видом шахтера, который – вопреки всем его ожиданиям – выкарабкался живым из-под страшного завала.
Пока она блуждала по лабиринту, ветер разогнал грозовые тучи, и теперь на улице светило солнце. Но не ярко, а словно сквозь дымку, потому что почти все небо было затянуто облаками. Воздух был тяжелым и влажным, но Рози подумала, что никогда в жизни ей не дышалось так легко. Она запрокинула голову и подняла к небу лицо, мокрое от пота и слез. Ее сердце переполнялось щемящей радостью и благодарностью. Где-то вдали все еще грохотал гром, но теперь уже он был не страшен – как побитый задира, сотрясающий кулаками в пустой угрозе и бессильной злости. Это сравнение навело Рози на мысль об Эринии, который, наверное, все еще мечется по лабиринту в поисках женщины, которая проникла в его владения и украла его сокровище. Cherchez la femme[26], подумала Рози, пытаясь улыбнуться. Можешь cherchez сколько угодно, дружочек. Эта femme – не говоря уже о ее petite fille[27] – тебе уже не достается.
Рози медленно пошла прочь от лестницы. У начала тропинки, ведущей в рощу мертвых деревьев, она присела на землю, держа девочку на коленях. Она собиралась всего лишь перевести дух, но теплое солнце так хорошо согревало ей спину… и, наверное, она задремала и проспала какое-то время. Потому что, когда она вновь подняла голову, тени лежали немного не так, как раньше.
Она поднялась на ноги, морщась от боли, пронзившей правое бедро. Только теперь она поняла, что повсюду вокруг кричат птицы – их пронзительные крики походили на ссору большого семейства за воскресным обедом. Она попыталась взять девочку поудобнее. Та тихонько всхрапнула – на ее пухлых губках надулся и лопнул маленький пузырик из слюны – и снова затихла. Рози забавляла ее спокойная сонная уверенность, и в то же время она завидовала малышке.
Ей бы такую уверенность и спокойствие.
Она пошла по тропинке, но вскоре остановилась и оглянулась на единственное живое дерево в этом мертвом саду с его блестящими зелеными листьями и соблазнительными плодами, таящими в себе смерть, и на портал лабиринта, похожий на вход в подземку. Она смотрела на них очень долго, стараясь запечатлеть в памяти все – до мельчайшей детали.
Они настоящие, размышляла она. Такие отчетливые предметы просто не могут быть не настоящими. И я засыпала. Я знаю, что засыпала. А разве можно уснуть во сне? Как можно уснуть, если ты уже спишь?!
Не думай об этом, подала голос миссис Сама Рассудительность. Сейчас не время для праздных раздумий. Сейчас нужно думать лишь об одном: как отсюда выбраться.
Да, наверное.
Рози снова пошла вперед. Когда она добралась до поваленного дерева, перегораживающего тропинку, то вдруг обнаружила – с удивлением и глухим раздражением, – что легко могла бы избежать столкновения с нахальным корнем, который пытался ее облапать. За кроной упавшего дерева было достаточно места, чтобы обойти его с той стороны.
По крайней мере сейчас там достаточно места, подумала она. А вот было ли оно раньше?
Отсюда уже был слышен тяжелый плеск черного ручья. А когда Рози вышла к ручью, она обнаружила, что вода в нем заметно спадала и камни уже не казались такими маленькими и ненадежными, как раньше. Теперь они были размером с кафельную плитку для пола, а запах воды вроде бы потерял свою былую зловещую привлекательность. Теперь это был запах обычной жесткой воды, от которой на раковине и унитазе остаются оранжевые кольца солей.
Возобновилась сварливая птичья перепалка – Это ты! Нет, не я! Нет, ты! – и Рози увидела на коньке крыши храма два-три десятка огромных птиц. Для ворон они были слишком большие, и Рози решила, что это какая-то местная разновидность канюков или грифов. Но откуда они взялись? И почему они здесь?
Не сводя глаз с черных птиц, Рози безотчетно прижала ребенка к груди еще крепче. Наверное, слишком крепко, потому что девочка зашевелилась и захныкала во сне. Громадные птицы разом снялись с места и поднялись в воздух, хлопая гигантскими крыльями. (Этот звук был похож на звук влажных простыней, полощущихся на ветру.) Они как будто почувствовали взгляд Рози, и им не понравилось, что она на них смотрит. Почти все птицы спустились в мертвую рощу, но несколько черных созданий продолжали кружить в вышине. Рози это напомнило классическую сцену недобрых предзнаменований в каком-нибудь вестерне.
Грифы в небе – плохая примета.
Откуда они взялись? Что им надо?
Вот. Снова вопросы, на которые нет ответов. Стараясь больше не думать о птицах, Рози перешла черный ручей по камням. Приблизившись к храму, она заметила заросшую сорняками, но все же отчетливую тропинку, которая вроде бы огибала мрачное каменное строение. Не раздумывая ни секунды, Рози пошла по тропинке, хотя она была абсолютно голой, а по обеим сторонам тропы тянулись колючие заросли терновника. Она шла осторожно, поворачиваясь боком в особенно узких местах, чтобы не оцарапать бедра, и приподнимая малышку
(Кэролайн)
повыше над колючими ветками. Несмотря на все предосторожности, она все-таки несколько раз оцарапалась о колючки. Хорошо, что не очень глубоко. Кровоточила только одна царапина – на больном правом бедре.
Она завернула за угол и вышла к фасаду храма. Ей показалось, что что-то там переменилось. Но настолько неуловимо, что поначалу она никак не могла понять, что именно. Она взглянула вперед и с облегчением увидела, что «Венди» – женщина в красном платье – стоит на своем прежнем месте, у упавшей колонны. Рози направилась прямо к ней, но шагов через пять вспомнила о своем впечатлении, остановилась и оглянулась на храм. Она попыталась взглянуть на него по-новому. Открытыми глазами и открытым сознанием.
На этот раз она сразу увидела, в чем заключается суть перемены, и с ее губ сорвался тихий вздох удивления. Теперь Храм Быка выглядел как двухмерная декорация к какому-нибудь спектаклю. Он стал совершенно застывшим и ненастоящим. Рози вспомнилась строчка из одного стихотворения, которое она учила в школе. Что-то насчет нарисованного корабля в нарисованном море. Странное и неприятное ощущение, что храм не вписывается в перспективу (как загадочный предмет из другой вселенной, построенной по законам неэвклидовой геометрии), почему-то пропало, а вместе с ним исчезла и аура смутной угрозы, окружавшая здание раньше. Теперь все его линии были прямыми и четкими, как им и положено быть. Резкие провалы и неожиданные изломы, раздражавшие глаз, сгладились и распрямились. Теперь храм походил на картину, нарисованную посредственным и заурядным художником с романтическими устремлениями. Это был типичный образчик плохого искусства из тех картин, которые обычно заканчивают свои дни, собирая пыль в дальнем углу подвала или на чердаке вместе со старыми номерами «Нэшнл джиографик» и коробками с картинками-головоломками, в которых не хватает нескольких фрагментов.
Или в третьем ряду ломбарда, куда доходят немногие посетители.
– Женщина! Эй, женщина!
Рози обернулась и увидела, что «Венди» нетерпеливо машет ей рукой.
– Топай скорее сюда и неси ребенка! Здесь тебе не экскурсия!
Рози сделала вид, что не слышит. Она рисковала жизнью ради этой малышки и считала, что теперь у нее есть полное право не торопиться. Она развернула одеяло и взглянула на крохотное тельце, такое же обнаженное и женственное, как и у нее самой. Но на этом их сходство заканчивалось. На теле малышки не было шрамов и отметин от старых укусов – оно было гладким и чистым, без единой родинки, без единого родимого пятнышка. Она медленно провела пальцем по всему тельцу, от розовой пятки до пухлого плечика. Само совершенство.