Здесь запросто можно порезаться. И ты даже этого не заметишь, мелькнула тревожная мысль. Ты ничего не почувствуешь, потому что ступни онемели от холода. Но она не порезалась. У нее было стойкое ощущение, что Билл не позволил бы ей порезаться. Мысль была просто бредовой и тем не менее убедительной.
Они прошли по берегу ярдов сорок и вышли к заросшей тропинке, что вела вверх по насыпи – зернистый белый песок и густые колючие заросли можжевельника. Рози вдруг испытала острый прилив дежа-вю, как будто она уже видела эту тропинку в каком-то забытом сне.
Билл показал на вершину насыпи и тихонько сказал:
– Нам туда. Только, пожалуйста, не шуми.
Он подождал, пока она наденет туфли, и пошел вперед. На вершине он остановился и подождал Рози. Когда она подошла к нему и попыталась что-то сказать, он прижал палец к ее губам, а потом убрал его и указал вперед.
Они стояли на краю заросшей кустарником полянки с поваленным деревом в центре. В переплетении покрытых землей корней лежала красивая рыжая лисица и кормила троих лисят. Тут же, неподалеку – в пятне солнечного света, – четвертый лисенок деловито гонялся за собственным хвостом.
Билл наклонился совсем близко к Рози, так что его шепот щекотал ей ухо:
– Я приезжал сюда позавчера, чтобы проверить, на месте ли эта площадка для пикников и не слишком ли ее испоганили. Я тут гулял и набрел на этих вот ребят. Vulpes fulva – рыжая лисица, в переводе с латыни. А мелким всего недель шесть.
– Откуда ты столько знаешь?
Билл пожал плечами:
– Я просто люблю животных. Много читаю про них и наблюдаю за ними в природных условиях, когда выдается такая возможность.
– Ты охотишься?
– Господи, нет, конечно. Я даже не фотографирую. Я просто смотрю.
Лисица увидела их и настороженно замерла. Только внимательные глаза сверкали живым огоньком.
Не смотри на нее, вдруг подумала Рози. Она понятия не имела, что это значит и откуда вообще взялась эта странная мысль. Она только знала, что это была посторонняя мысль. Чужая. Как будто чей-то неведомый голос прошелестел у нее в голове. Тебе не надо на это смотреть.
– Они такие красивые, – сказала Рози, нашла руку Билла и сжала ее обеими руками.
– Да, – отозвался он.
Лисица повернула голову к четвертому лисенку, который оставил в покое хвост и теперь гонялся за своей тенью. Она коротко тявкнула. Лисенок повернулся, нахально посмотрел на людей, стоящих на тропе, потом подбежал к матери и улегся у нее под боком. Она принялась облизывать ему голову, вычищая шерстку, но при этом она не сводила настороженных глаз с Билла и Рози.
– Интересно, у них есть папа? – прошептала Рози.
– Да, я его видел позавчера. Большой такой пес.
– Они так называются?
– Угу, самцы. Псы.
– А где он?
– Где-то рядом. Охотится. Эти лисятки, наверное, повидали немало чаек со сломанными крыльями, которых папа приносит им на обед.
Рози взглянула на корни дерева, где лисы устроили свое логово, и вновь ощутила прилив дежа-вю. Короткая вспышка памяти, шевелящийся корень, который хочет схватить ее, приближается к ней… образ мелькнул и исчез.
– Мы ее не пугаем? – спросила Рози.
– Может быть, но не сильно. Но если мы попытаемся подойти ближе, то она может броситься.
– Да, – сказала Рози. – Будет маленьких защищать. А если мы их обидим, она нам отплатит.
Он с удивлением взглянул на нее.
– Ну да… во всяком случае, попытается.
– Спасибо, что ты мне их показал.
Он улыбнулся:
– Я рад, что доставил тебе удовольствие.
– Давай уйдем. Я не хочу ее пугать. И есть уже хочется.
– Давай, потому что я тоже проголодался.
Он поднял руку и торжественно отсалютовал. Лисица посмотрела на него яркими неподвижными глазами… а потом сморщила морду и зарычала, показав ровные белые зубы.
– Да, – сказал он. – Ты хорошая мама. Заботься о них.
Он отвернулся и пошел по тропе. Рози пошла было за ним, но потом еще раз посмотрела на эти яркие неподвижные глаза. Лисица все еще скалилась, пока кормила детенышей. Ее мех был ярко-рыжим, и что-то в этом оттенке – и в его ярком контрасте с окружающей зеленью – заставило Рози вздрогнуть. Низко над поляной пролетела чайка, ее тень скользнула по траве, но лисица не сводила глаз с Рози. Она чувствовала этот взгляд, внимательный и глубоко сосредоточенный в своей неподвижности – чувствовала даже тогда, когда развернулась и пошла вслед за Биллом вниз.
– С ними все будет в порядке? – спросила Рози, когда они вернулись к воде. Она оперлась о плечо Билла, чтобы снять туфли.
– Ты имеешь в виду, не убьют ли лисят?
Рози кивнула.
– Нет, не убьют. Если они будут держаться подальше от садов и курятников и если их маме с папой хватит ума не подпускать их к фермам… если они не заразятся. Кстати, лисице года четыре, а самцу, может быть, даже семь. Жалко, что ты его не увидела. Он красивый. Шерсть такого же цвета, как листья в октябре.
Они были примерно на полпути к площадке для пикников и брели по щиколотку в воде. Впереди уже показался камень, у которого Билл оставил свои ботинки.
– Что ты имеешь в виду «если не заразятся»?
– Бешенством, – сказал Билл. – Чаще всего лисицы приходят к садам и фермам именно из-за того, что болеют бешенством. Их замечают. И убивают. Лисицы болеют бешенством чаще, чем псы… ну, самцы… и нередко матери учат своих детенышей не тому, что надо. Тому, что опасно. Псы умирают от бешенства очень быстро, но лисица может прожить с ним достаточно долго и, выражаясь человеческим языком, совершенно выжить из ума.
– Да? – переспросила Рози. – Как жалко.
Он остановился, посмотрел на ее бледное задумчивое лицо, крепко обнял и прижал к себе.
– Этого не должно случиться, – сказал он. – Пока что с ними все в порядке.
– Но это может случиться. Может.
Он секунду подумал, потом кивнул:
– Да, конечно. Случиться может все что угодно. Ладно, давай уже поедим. Что скажешь?
– Скажу, что это хорошая мысль.
Но у нее почему-то пропал аппетит. Наверное, из-за навязчивых мыслей об этой лисице. Однако, когда Билл начал раскладывать еду на столе, она почувствовала, что проголодалась. Она ведь почти и не завтракала: она выпила только стакан апельсинового сока и съела тост. Утром, предвкушая поездку, она была взволнована (и испугана), как невеста в день свадьбы. И теперь, при виде хлеба с мясом, она сразу же позабыла о лисьем царстве на насыпи над пляжем.
Он продолжал вынимать еду из холодильника – сандвичи с мясом, сандвичи с тунцом, куриный салат, картофельный салат, салат из капусты, две баночки кока-колы, термос, в котором, как он сказал, был чай со льдом, два куска пирога, здоровенный кусок торта – и так далее, пока ей на ум не пришла мысль о клоунах в цирке, которые вытаскивают кучу вещей из маленькой машинки. Она рассмеялась. Наверное, это было не очень вежливо, но она уже знала его достаточно хорошо, так что ей незачем было быть безупречно вежливой. И это было хорошо, потому что она не была уверена, что смогла бы сейчас удержаться от смеха, если бы ей было нужно сдержаться.
Он взглянул на нее. В одной руке у него была солонка, в другой перечница. Она заметила, что он заклеил дырочки скотчем, чтобы ничего не просыпалось, и засмеялась еще громче. Она села на скамейку, которая стояла рядом со столом, уткнулась лицом в ладони и попыталась успокоиться. У нее почти получилось, но когда она взглянула сквозь пальцы и увидела эту огромную гору сандвичей – полдюжины на двоих, каждый разрезан на две части и упакован в пакетик, – то опять рассмеялась.
– Что? – спросил он, улыбаясь. – Что такое, Рози?
– Ты, наверное, ждешь друзей? – спросила она, все еще смеясь. – Например, футбольную команду? Или отряд скаутов?
Его улыбка стала еще шире, но глаза оставались серьезными. Его выражение говорило о том, что он понимал, почему она смеется и что в этом было смешно и что не было. И она наконец поняла, что ему было столько же лет, сколько и ей, или примерно столько же, и что он мог позволить себе не обижаться, потому что не придавал значения мелочам.
– Я просто хотел быть уверен, что среди всего этого будет хоть что-то, что тебе понравится.
Она уже перестала смеяться, но все еще улыбалась, глядя на него. Ее поразила не его робкая предупредительность, из-за которой он казался гораздо моложе своего возраста, а его откровенность, из-за которой он казался старше.
– Билл, я ем все, – сказала она.
– Я уверен, что ешь, – сказал он, присаживаясь рядом с ней, – но я сейчас не о том. Мы все едим все, если нет ничего другого, но мне важно, чего бы тебе хотелось и что ты любишь. Я хотел сделать тебе приятное, потому что я от тебя без ума.
Рози серьезно взглянула на него. Ей было уже не до смеха. И когда он взял ее за руку, она накрыла его ладонь своей ладонью. Она пыталась осознать то, что он сейчас сказал, но у нее получалось с трудом, как будто она пыталась протиснуть какую-то громоздкую мебель в узкий дверной проем и ей приходилось вертеть ее так и сяк, чтобы найти правильное положение, при котором все получилось бы.
– Почему? – спросила она – Почему я?
Он покачал головой:
– Я не знаю. Дело в том, Рози, что на самом деле я мало что знаю о женщинах. У меня была подружка, еще в старшей школе, и скорее всего мы бы с ней переспали со временем, но она уехала прежде, чем это случилось. Потом у меня была девушка, когда я только-только поступил в колледж. И да – я с ней спал. А пять лет спустя я обручился с одной замечательной девушкой, с которой мы познакомились в зоопарке. Ее звали Бронвин О’Хара. Имя, как из романа Маргарет Митчелл[31], да?
– Красивое имя.
– Она была очень хорошей. Умерла от аневризмы мозга.
– О, Билл, мне так жаль.
– С тех пор я еще пару раз встречался с девушками, и я не преувеличиваю: я встречался еще с двумя девушками, и все. Конец рассказа. Моим родителям это не нравится. Отец говорит, что мне пора обзаводиться семьей. Моя мать говорит: «Оставь мальчика в покое, перестань ворчать». Правда, она говорит это очень