В субботнее утро, без четверти десять, передняя часть парковки была почти пуста. Не самая замечательная расстановка для человека, который пытается остаться незамеченным, но зато та часть стоянки, где оставляли машины на целый день и вообще на неделю, была заполнена чуть ли не под завязку – в основном это были машины приезжих, которые приезжали сюда на пароме, чтобы побродить денек на природе, подышать свежим воздухом, или просто порыбачить на выходные. Норман оставил свой «форд» между «Виннебаго» с номерами штата Юта и гигантским «Роад-Кингом РВ» из Массачусетса. Между этими двумя «гробами» «форд» был практически неразличим, и Нормана это вполне устраивало.
Он вылез из машины, достал с заднего сиденья кожаную куртку и надел ее. Из кармана он вытащил темные очки – конечно, не те, которые были на нем вчера, – и тоже надел их. Потом он подошел к багажнику, убедился, что на него никто не смотрит, открыл его, вынул коляску и разложил ее.
На коляску он прилепил наклейки, которые купил в магазине подарков в Женском культурном центре. Наверное, там работали и умные люди, которые читали лекции и проводили симпозиумы в залах и аудиториях где-то наверху, но внизу, в магазине подарков, продавалась такая же лажа, как и везде. Впрочем, Норману именно это и требовалось. Конечно, не идиотские брелоки со знаком Венеры и не плакат с изображением женщины, распятой на кресте (ИИСУСА УМЕРЛА ЗА ВАШИ ГРЕХИ). Но вот наклейки ему подошли. Наклейки были что надо. МУЖЧИНА ЖЕНЩИНЕ НУЖЕН КАК РЫБЕ ЗОНТИК – гласила одна. На другой – эту надпись явно придумала старая дева, которая в жизни не видела члена, красила волосы дешевой перекисью, – было написано: ЖЕНЩИНЫ – ЭТО НЕ СМЕШНО. Еще там были наклейки с надписями У МЕНЯ ЕСТЬ ПРАВО, И Я ГОЛОСУЮ, У ПОЛИТИКИ ТОЖЕ ЕСТЬ ПОЛ и У-В-А-Ж-Е-Н-И-Е, ДЛЯ МЕНЯ ЭТО ЗНАЧИТ ВСЕ. Нормана очень интересовало, а знает ли хоть одна из этих сучек, которые ходят без лифчиков и трясут буферами, что эту песню вообще-то написал мужчина. Но он купил все их паршивые наклейки. А свою «любимую» даже наклеил в центре спинки кресла, рядом с кармашком для плейера: Я МУЖЧИНА, КОТОРЫЙ УВАЖАЕТ ЖЕНЩИН.
И это правда, подумал он, еще раз оглядывая парковку, чтобы убедиться, что никто за ним не наблюдает. Потом он сел в инвалидное кресло. Пока бабы знают свое место, я их очень даже уважаю.
Людей на стоянке не было вообще, так что никто его даже не видел, не говоря уже о том, чтобы специально за ним наблюдать. Он поудобнее уселся в кресле и посмотрел на свое отражение в блестящем крыле свежевымытого «форда». Ну что? – спросил он себя. Как считаешь, сработает?
Он считал, что сработает. Раз уже без маскировки не обойтись, надо сделать так, чтобы эта маскировка была незаметной для окружающих, а точнее – просто создать новую личность, как хороший актер создает образ во время спектакля. Он даже придумал имя этому новому парню: Хамп Петерсон. Хамп был ветераном Вьетнама, который благополучно вернулся с войны и после этого он десять лет тусовался с бандой рокеров, находившихся вне закона. Само собой, женщин в этой тусовке было всего несколько, так сказать, для специфических применений. А потом был несчастный случай. Слишком много пива, мокрый асфальт, мост. От удара его парализовало, но его выходила одна очень хорошая молодая женщина, просто святая. А звали ее…
– Мэрилин, – сказал Норман, имея в виду Мэрилин Чэмберс, которая в течение многих лет была его любимой порнозвездой. Второй любимой была Амбер Линн, но Мэрилин Линн звучало очень уж фальшиво. Потом ему на ум пришла фамилия Макку, но это тоже было не очень хорошо; Мэрилин Макку – так звали ту сучку, которая пела с «Пятым Измерением», уже очень давно, в начале семидесятых, когда жизнь еще не была такой странной.
Напротив стоянки висел плакат с надписью ЕЩЕ ОДИН МОЩНЫЙ ПРОЕКТ «ДЕЛЭЙНИ КОНСТРАКШНЗ» – ЖДИТЕ НА БУДУЩИЙ ГОД. Мэрилин Делэйни… вполне нормальное имя, ничем не хуже других. Конечно, вряд ли ему придется рассказывать историю своей жизни хотя бы кому-то из этих шлюх, но, перефразируя изречение на футболке у продавца в «Базовом Лагере»: Лучше иметь легенду и не нуждаться в ней, чем нуждаться и не иметь.
И они точно поверят в Хампа Петерсона. Наверняка они перевидали не один десяток таких вот Хампов, переживших какое-то жуткое происшествие и пытающихся теперь замолить все свои грехи. И все Хампы мира, конечно же, били себя кулаками в грудь и кричали, что были плохими, а теперь стали хорошими. Очень хорошими. Почти такими же хорошими, как все женщины. Потому что они наконец прозрели и поняли, что только женщинам свойственно сострадание и так далее. Норман повидал немало таких уродов, которые были преступниками и наркоманами, а потом разворачивали кампании против наркотиков или вдарялись в религию и проповедовали праведный образ жизни. Но по сути дела они оставались все теми же засранцами, и пели они свои старые песни, только на новый лад. Но это было не важно. Важно было другое – то, что такие ребята вечно болтались где-то поблизости и считались чуть ли не частью ландшафта. Как барханы в пустыне или сосульки на Аляске. И поэтому Хампа Петерсона примут именно за Хампа Петерсона, даже если они вовсю будут искать инспектора Дэниэльса. И даже самая злобная и циничная из них увидит в нем всего лишь сексуально озабоченного калеку, который решил, что его пожалеет какая-нибудь сердобольная бабенка и переспит с ним этой ночью. И если ему повезет, то Хамп Петерсон, даже оставаясь у всех на виду, будет совсем незаметен, как парень, изображающий Дядюшку Сэма на параде в честь Дня независимости.
Не считая этого маскарада, его план был предельно прост. Он найдет место, где в основном «кучкуются» женщины из «Дочерей и сестер», и будет наблюдать за ними в образе Хампа Петерсона, ненавязчиво и со стороны – за их играми и разговорами, за их пикником. Когда кто-нибудь предложит ему гамбургер, или хот-дог, или кусок пирога (а он даже не сомневался, что какая-нибудь милосердная шлюшка именно так и поступит; вообще кормить мужчин – это, наверное, какой-то условный рефлекс или инстинкт, заложенный в женщин от природы), так вот, он возьмет эту самую еду, сердечно поблагодарит и съест до последней крошки. Он будет общаться, если с ним заговорят, а если представится возможность выиграть какую-нибудь игрушку на одном из этих их дебильных конкурсов, он отдаст ее первому попавшемуся ребенку… главное, чтобы его не вывели из себя. За этим надо следить, потому что в последнее время его все бесило – любая мелочь.
Но в принципе он будет только наблюдать. Искать свою бродячую Розу. Никаких проблем быть не должно, если он впишется в окружающий пейзаж – и он обязательно впишется. А дальше уже – дело техники. Тем более что он вообще чемпион по наблюдательности. А когда он ее разыщет, он разберется с ней прямо здесь – в парке. Надо только дождаться, пока ей не понадобится в туалет, пойти за ней и свернуть ей шею, как какому-нибудь цыпленку. Все будет кончено в считанные секунды, и вот это как раз и было основной проблемой. Ему не хотелось, чтобы это закончилось в считанные секунды. Ему хотелось отыграться за все. Хотелось как следует поговорить с этой стервой, долго и обстоятельно. Получить полный отчет обо всем, что она делала с тех самых пор, как сбежала с его кредиткой. Полный отчет, от и до. Он спросит ее, каково оно – воровать его деньги, набирать код и понимать, что она может вот так вот запросто взять его деньги… его деньги, черт побери, он их зарабатывал, сидел на работе допоздна, ловил всяких козлов, которые могли сделать все что угодно, если поблизости не находилось таких парней, как он, чтобы остановить этих подонков. Ему хотелось спросить, как ей вообще пришло в голову, что ей удастся скрыться. Скрыться от него.
А потом, когда она расскажет ему все, что он хочет услышать, говорить будет он.
Ну, может быть, «говорить» – не совсем точное слово для описания того, что он собирался с ней сделать.
Первый шаг – найти ее в толпе. Второй шаг – следить за ней с безопасного расстояния. Третий шаг – пойти за ней, когда ей наконец надоест и она уйдет с праздника… может быть, после концерта, а может, и раньше, если ему повезет. Он вполне может выкинуть это кресло, когда уйдет с территории парка. На нем, конечно, останутся отпечатки пальцев (пара кожаных байкерских перчаток избавила бы его от этой проблемы и очень бы даже неплохо дополнила образ Хампа Петерсона, но у него уже не было времени бегать по магазинам, тем более что с ним приключился очередной «фирменный приступ»). Впрочем, об этом не стоило переживать. Ему почему-то казалось, что отпечатки пальцев будут самой мелкой из всех проблем, которые обрушатся на него потом.
Он хотел пообщаться с ней у нее дома и считал, что это вполне осуществимо. Когда она сядет в автобус (а она точно сядет в автобус, потому что машины у нее не было, а тратить деньги на такси она не захочет), он последует за ней. Если она заметит его раньше – до того как приедет в квартиру, где она проделывала все свои грязные штучки, – он убьет ее прямо на месте, и плевать на последствия. Но если все сложится хорошо, он проводит ее до самой двери – до той самой двери, за которой она будет страдать, как не страдала ни одна женщина до нее.
Норман подкатил к будке, на которой было написано: «БИЛЕТЫ НА ВЕСЬ ДЕНЬ», увидел, что вход для взрослого стоит 12 баксов, протянул деньги парню кассиру и проехал в парк. Путь был свободен; в такую рань в парке еще не собрались толпы. В этом, конечно же, были и свои минусы. Ему нужно быть очень осторожным, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Но он это умеет. Он…
– Приятель! Эй, приятель! Вернись сюда!
Норман резко остановился, вцепившись в колеса кресла, и уставился остекленевшим взглядом на вход в аттракцион «Корабль призраков» и робота-зазывалу в старинной капитанской одежде, который стоял на мостике. «Полундра! Призраки на корабле! Спасайся кто может!»