. Но тебе точно не жарко, милая, подумал он, когда седая женщина ушла. Потому что ты рыба холодная. Неудивительно, что тебя тянет к девочкам-лесбиянкам. На тебя ни один мужик не польстится, даже под угрозой смертной казни. Впрочем, йогурт оказался на удивление приятным – и прохладным, прямо из холодильника, – и Норман съел его с удовольствием.
Главное, не задерживаться на одном месте слишком долго. Он переехал к площадке для игры в подковку, где двое кретинов с нарушенной координацией движений играли в паре против таких же кретинок-девиц. Норман решил, что по таким темпам игра будет длиться до темноты. Он проехал мимо «походной кухни» под брезентовым пологом, где повара уже снимали с решетки гриля первые гамбургеры и раскладывали по тарелкам картофельный салат. В конце концов Норман вырулил на центральную аллею и направился к аттракционам. Он ехал, низко опустив голову и бросая короткие взгляды на женщин, которые уже сходились к столам в предвкушении обеда, толкая перед собой коляски с детьми, зажимая под мышкой идиотские призы, выигранные на каком-нибудь не менее идиотском конкурсе. Розы среди них не было. Похоже, ее вообще не было в парке.
Целиком поглощенный поисками Розы, Норман не заметил, что чернокожая женщина, уже обращавшая на него внимание на входе, вновь проявила к нему интерес. Это была очень крупная женщина, которая чем-то смахивала на Уильяма Перри по прозвищу Рефрижератор.
Герт раскачивала на качелях маленького сынишку Мелани Хаггинс. Заметив Нормана, проезжавшего мимо детской площадки, она на секунду оставила свое занятие и тряхнула головой, словно желая избавиться от каких-то навязчивых и ненужных мыслей. Даже когда он проехал и она видела лишь его спину, она все равно продолжала смотреть ему вслед. На спинке его инвалидной коляски она разглядела наклейку с надписью: «Я МУЖЧИНА, КОТОРЫЙ УВАЖАЕТ ЖЕНЩИН». Кроме того, ты мужчина, который кого-то мне напоминает, подумала Герт. Может, какого-то киноактера?
– Ну, Герт! – крикнул сын Мелани Хаггинс. – Давай же, качай! Я хочу раскачаться высоко-высоко! Хочу сделать солнышко!
Герт толкнула сильнее, хотя Стэнли был еще слишком мал, чтобы делать солнышко на качелях – нет уж, увольте. Сначала пусть подрастет. И все же его заливистый смех был донельзя заразительным. Она сама невольно заулыбалась и толкнула качели еще сильнее. Она больше не думала про инвалида в коляске. Хотя в подсознании что-то все-таки отложилось.
– Я хочу сделать солнышко, Герт! Ну, пожалуйста!
Ладно, подумала Герт, один разок можно.
– Ну хорошо. Держись крепче, герой.
Норман поехал дальше, хотя он уже явно проехал ту часть парка, где собрались посетители, пришедшие на пикник «Дочерей и сестер». Он решил не мозолить им глаза, пока они будут обедать. К тому же паника все нарастала, и он опасался, что какой-нибудь не в меру наблюдательный гость заметит, что с ним творится что-то неладное. Его уверенность в том, что Рози обязательно объявится на пикнике, нисколечко не поколебалась. Но все мыслимые и немыслимые сроки уже прошли, а ее все еще не было. И вот это никак не укладывалось у него в голове. Ведь Роза – забитая серая мышь, и если она не рядом со своими бесноватыми подружками-лесбиянками, то где же она? Где еще она может быть, как не здесь?!
Он проехал под идиотским плакатом «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ЦЕНТРАЛЬНУЮ АЛЛЕЮ» и двинулся дальше, не обращая внимания на окружающих. Он обнаружил, что у инвалидной коляски есть одно очень большое достоинство: все уступают тебе дорогу.
Парк постепенно заполнялся народом, и это было хорошо. Только это и было хорошо, а в остальном все было просто погано. В голове вновь пробудились глухие толчки, предвещавшие головную боль, а толпы людей вызывали какие-то странные ощущения – он ощущал себя чужаком среди них. Как будто он был пришельцем с другой планеты и совершенно не мог понять, почему люди делают то или это. Почему, например, многие люди вокруг смеются? Чему они, черт возьми, радуются? Неужели никто из них не понимает, что это за мир? Неужели они не видят, что все – абсолютно все! – давно уже катится ко всем чертям? Он вдруг понял – с отвращением и даже со страхом, – что все женщины кажутся ему похожими на воинствующих лесбиянок, а мужчины – на голубых, все до единого, словно весь мир погрузился в болото однополой любви. Женщины-воровки, мужчины-лжецы… и никому нет никакого дела до общественных порядков и общепринятых норм.
Головная боль разыгралась уже не на шутку, по краям предметов снова начали появляться яркие контуры в виде светящихся ломаных линий. Звуки, доносившиеся со всех сторон, резко усилились и буквально оглушали – как будто какой-то зловредный гном у него в голове добрался до ручки громкости звуков и выкрутил ее до максимума. Вагончики на первом подъеме американских горок грохотали почище снежной лавины в горах, а крики людей на первом головокружительном спуске вонзались в уши, как шрапнель. Рваные ритмы каллиопы[32], электронная трескотня из зала игровых автоматов, нудное жужжание машин на площадке аттракциона «Ралли»… все эти звуки сливались и вгрызались в его мятущийся перенапряженный мозг, как голодные чудища. Но самым ужасным звуком – он заглушал все остальные и ввинчивался в ткани мозга, как тупое сверло, – был крик механического капитана, стоящего перед аттракционом «Корабль призраков». Норману казалось, что, если он еще хоть раз услышит это дурацкое: «Полундра! Призраки на корабле! Спасайся кто может!» – он просто сойдет с ума. Или выпрыгнет из этой проклятой коляски и с воплем бросится на…
Спокойнее, Норми. Остановись.
Норман въехал в зазорчик между киоском, где продавали печенье и булки, и киоском с горячей пиццей и действительно остановился, отвернувшись от людей. Всякий раз, когда у него в голове раздавался именно этот, конкретный голос, он очень внимательно к нему прислушивался. Именно он подсказал ему девять лет назад, что единственный способ заткнуть глотку Венди Ярроу – это убить ее на хрен, и этот же голос в конце концов убедил его отвезти Розу в больницу, когда та сломала ребро.
Норми, ты сошел с ума, проговорил теперь этот спокойный, отчетливый голос. Ты конченый псих, по всем признакам и стандартам. И ты сам это знаешь, правда?
Со стороны озера донеслось:
– Полундра! Призраки на корабле! Спасайся кто может!
Норми?
– Да, – прошептал он, растирая больные виски кончиками пальцев. – Да, наверное, знаю.
Вот и прекрасно; у каждого есть свои недостатки, и они не мешают… если, конечно, ты не отказываешься их признать. Тебе нужно узнать, где она, а это рискованно. Но ты все же пошел на риск – хотя бы уже потому, что заявился сюда, правильно я говорю?
– Да, – подтвердил он. – Все правильно, папа.
Ладно, теперь шутки в сторону и поговорим серьезно. Слушай, что я тебе скажу, Норми.
Норман выслушал все.
Герт еще немного пораскачивала Стэна Хаггинса, хотя ее уже раздражали его громкие вопли и требования «сделать солнышко еще раз». Она вовсе не собиралась повторять этот опасный трюк – в первый раз мальчик не вывалился разве что чудом, и на секунду Герт окаменела, уверенная, что сейчас у нее случится сердечный приступ.
Ее мысли снова вернулись к парню в инвалидной коляске. Бритому наголо парню.
Все-таки его лицо казалось ей знакомым.
Но где она могла его видеть?
Мог это быть муж Рози?
Нет, это уже полный бред. Классический случай острой паранойи.
Может, и так. И даже наверняка. Но мысль продолжала сверлить сознание. Роста примерно такого же… Хотя трудно сказать… ведь он же сидел в коляске. А когда человек сидит, со стороны непонятно, какого он роста. И человеку вроде мужа Рози это известно.
Перестань. А то так ты скоро начнешь шугаться и собственной тени.
Стэну надоело качаться на качелях, и он попросил Герт забраться с ним на батут. Она улыбнулась и покачала головой.
– Но почему? – спросил он обиженно.
– Потому что у тети Герт не совсем та комплекция, чтобы скакать на батуте, – пояснила она.
Неподалеку от детской горки она заметила Рэнди Франклин и неожиданно приняла решение. Она уже поняла, что если не разберется с этой дурацкой ситуацией, то просто сойдет с ума. Она попросила Рэнди последить за Стэном. Девушка охотно согласилась, и Герт назвала ее ангелом, хотя на самом деле характер у Рэнди был далеко не ангельский… Но, как говорится, доброе слово и кошке приятно.
– Куда ты, Герт? – нахмурился Стэн.
– По делам, дружище. Я скоро вернусь, а ты пока покатайся на горке с Андреа и Полом.
– Горки – это для малышей, – буркнул Стэн, но все же пошел кататься.
Герт вышла к центральной аллее, а оттуда прошла к главному входу в парк, к кассам. Касс было две. И у той, где продавали билеты на целый день, и у той, где были билеты на полдня, стояли длинные очереди, и Герт уже поняла, что человек, с которым собиралась поговорить, вряд ли ей чем-то поможет – она общалась с ним утром, и он произвел на нее самое что ни на есть отвратительное впечатление.
Задняя дверь кассы, где продавали билеты на целый день, была открыта. Герт еще пару минут постояла на месте, собираясь с духом, а потом решительно направилась к двери. В «Дочерях и сестрах» у нее не было никакой официальной должности, так что она имела к ним отношение только постольку-поскольку, но она искренне любила Анну, которая в свое время помогла ей порвать отношения с мужчиной, из-за которого Герт девять раз за три года увозили в больницу на «скорой помощи». Тогда ей было девятнадцать. Недавно Герт исполнилось тридцать семь, и последние пятнадцать лет она исполняла обязанности неофициального заместителя Анны. Она учила новеньких женщин тому, чему в свое время научила ее Анна – что нельзя возвращаться к мужьям, бойфрендам, отцам и отчимам, которые откровенно над тобой издеваются, – и это была лишь одна из многих ее обязанностей. Она обучала желающих женщин приемам самообороны (и вовсе не потому, что после десятка уроков карате робкая хрупкая девушка превратится в грозу мужиков, которая любому начистит морду, – так она заставляла женщин поверить в себя); вместе с Анной она занималась организацией «выездных мероприятий» вроде этого пикника; она помогала бухгалтеру «Дочерей и сестер» подводить баланс так, чтобы создать хотя бы видимость платежеспособности учреждения. А когда возникала необходимость, Герт исполняла обязанности охранника и сотрудника службы безопасности. Имея в виду именно эту свою обязанность, она подошла к будке кассы, расстегивая на ходу замок сумочки – ее «походного кабинета».