Роза на алтаре — страница 43 из 88

Поразмыслив, она решила ехать к крестьянам. В деревнях за такие услуги брали намного дешевле, к тому же найдется кому присмотреть за Роланом, пока она будет нездорова, и там она сможет, если понадобится, достать молока.

Ранним утром они с сыном сели в дилижанс и уехали из Парижа.

Элиана старалась не обращать внимания на холод и тряску и, пытаясь отвлечься, непрерывно смотрела в окно. Все вокруг дышало спокойствием, над горизонтом стлался волнистый туман, но неподвижная осенняя мгла не внушала унылости – ее рассеивал мягкий золотистый свет ярких листьев, падающий на притихшую землю, замершую под громадой облаков, простертых над серой далью полей.

Они с Роланом сошли на раскисшей безлюдной дороге, откуда тропинка вела в деревушку, и Элиана долго слушала шум ветра, доносящего влажное дыхание невидимых морских просторов.

Море… Она представила, как выглядит прибрежный пейзаж: заливы, в водах которых тонет отражение темных холмов, покрытые кустарником утесы, серовато-рыжие берега, резкие мысы и заросшие бурым вереском пустоши. Бледное небо отражается в печальной воде, а с равнин долетает запах сырой земли и увядших трав.

Пока они с Роланом шли к деревне, начал накрапывать дождь, и серое шерстяное платье Элианы быстро промокло. Она уже давно не носила нарядов из муслина, шелка и атласа… На голове у нее был капор, плечи покрывала накидка из толстого сукна.

Они поселились у старухи-крестьянки, местной повитухи, в маленьком домике, окруженном живой изгородью, где в конце ноября Элиана родила девочку, которую окрестили в деревенской часовне. Молодая женщина назвала дочь Аделью.

Она вернулась в Париж в декабре, как раз к Рождеству, и тут же получила в подарок кучу неприятностей и проблем. Квартирная плата в очередной раз повысилась, наступили холода, а чердак продувался всеми ветрами, деньги почти закончились…

Элиана не могла устроиться на работу в мастерскую или на фабрику, потому что не с кем было оставить детей, и она взялась шить на дому рубахи и штаны для солдат, как делала это в девяносто четвертом. Она шила почти целый день и зарабатывала пятнадцать су. Десять су уходило на жизнь, а пять она вносила в счет квартирной платы. Дров не хватало, вода леденила кожу, и кожа на руках Элианы потрескалась от холода и частой стирки. В то время она мало думала, мало говорила, никому не жаловалась, лишь стискивала зубы, и взгляд ее карих глаз то вспыхивал, то затухал, точно свет маяка в ночном тумане.

Благодарение Богу, дети не болели! Ролан стал настоящим помощником: вместе с матерью таскал воду по крутым ступенькам лестницы, бегал в булочную за хлебом, выливал помои, а если Элиана куда-нибудь уходила, присматривал за сестренкой.

Случалось, молодая женщина даже спрашивала у сына совета. Но все-таки он был еще очень мал, и потому Элиана старалась его развеселить: по вечерам рассказывала ему сказки, пыталась смастерить игрушки.

Элиана удивлялась тому, как быстро недавние события канули в глубину памяти. Словно не было прощания с Максимилианом, ни разговора с Шарлоттой, ни вечеров в салоне, ничего. Порой молодой женщине казалось, что она всегда жила здесь, на этом чердаке, со своими детьми.

Так прошло довольно много времени. Наступила зима 1799–1800 года.

Однажды под вечер Элиана сидела дома в глубоком и тяжком раздумье, поникнув головой и уронив на колени ледяные руки. В последнее время ее и без того незавидное положение резко ухудшилось: мастерская сократила количество швей-надомниц, и молодая женщина лишилась даже такой тяжелой и низкооплачиваемой работы. Сбережения мгновенно растаяли, Элиана уже задолжала за квартиру. Кончались дрова, а сегодня впервые случилось так, что в доме не осталось ни куска хлеба. Необходимо было что-то предпринять и как можно скорее.

Она потеряла родителей, лишилась положения в обществе, состояния – всего и не думала, что на этом свете ее может подстерегать что-то еще более ужасное, но теперь, когда она испытывала страх за своих детей, ей было во сто крат хуже, чем даже тогда, в девяносто третьем, на пороге собственной гибели.

Внезапно она вскочила с места, поняв, что больше не в силах раздумывать и чего-то ждать. Элиана решила просить помощи – у Шарлотты, у Бонклера, у кого угодно. Арман Бонклер… Она горько усмехнулась. Интересно, какие чувства испытал бы он при виде тощей женщины с голодным блеском в глазах, в какую она превратилась теперь?

Элиана принялась одеваться. Малышка уже заснула, и можно было оставить ее с Роланом. Шепнув сыну «не волнуйся, я скоро!», молодая женщина выскользнула за дверь.

Нанять фиакр было не на что, и она пошла пешком. Ее слегка пошатывало – в последнее время Элиана ела мало, все отдавала детям, и вот уже несколько дней не брала в рот почти ни крошки.

И все-таки она заставляла себя идти вперед и вскоре очутилась возле Лувра, а затем вошла в сад Тюильри и побрела по рассекавшей его надвое аллее, ярко освещенной множеством граненых стеклянных фонарей. Заиндевевшие ветки деревьев блестели золотом в этом искусственном сиянии, но снег под ногами был серым, смешанным с грязью. В холодном воздухе медленно, как во сне, кружились снежинки.

В этот час в саду было людно: по аллеям прогуливались расфранченные буржуа и тут же фланировали проститутки.

Большинство девиц красовалось в белокурых париках и, несмотря на холод, было вызывающе декольтировано. Цветы у корсажа и в волосах, длинные перчатки, пышные перья, цветные шали и веера. Напудренные и нарумяненные лица, яркие губы, подведенные глаза. Запах помады и дешевых духов. Девицы прохаживались поодиночке и парами, заглядывали в лица мужчинам, иногда произносили несколько фраз. Некоторые громко смеялись.

Случалось, какой-нибудь попавшийся на удочку мужчина брал фиакр и уезжал с «дамой», но бывало и так, что те, кто поприжимистее или победнее, не боясь холода, удалялись за торговые палатки или в кусты.

Элиана шла, дивясь всему, что видела; впрочем, ее взор застилала пелена. В палатках торговали всякой всячиной, разными вкусными вещами, и от запаха съестного у нее кружилась голова.

Внезапно какой-то мужчина схватил молодую женщину за руку и развернул к себе.

– Сколько ты хочешь? – спросил он, глядя в осунувшееся лицо с расширенными, смотрящими в одну точку глазами.

Элиана молчала, ничего не понимая. Ее сознание словно бы утонуло в странном густом тумане, вызванном голодом, слабостью и отчаянием.

– Ну же, отвечай! – требовательно произнес мужчина, и тогда она вымолвила первое, что пришло на ум:

– Я хочу есть.

– Есть? Так ты давно не ела? Что ж, я тебя накормлю. – Мужчина потянул ее за рукав. – Идем.

Они пошли по улице. Кругом гремела музыка – в шесть часов вечера обычно начинались платные или, как их еще называли, «абонементные» балы.

Сначала незнакомец хотел угостить Элиану возле палатки, но потом, очевидно, сжалился над ней и повел в кафе. Они сели за столик, и спутник молодой женщины заказал салат и жаркое.

– Гулять так гулять! – сказал он.

Они немного посидели молча, дожидаясь, пока принесут еду.

Вокруг было людно и шумно, горел яркий свет. В окно виднелось вечернее небо, похожее на большой лоскут темно-синего бархата, затканного серебристыми блестками.

Элиана даже не смогла как следует рассмотреть своего спутника. Кажется, он был молод, недурен собой и хорошо одет – в коричневый фрак с короткой талией и длинными фалдами, украшенные кантом панталоны и высокую шляпу с небольшими загнутыми полями.

Наконец принесли заказ, и Элиана набросилась на еду.

– Давно ты этим занимаешься? – молодой человек задал извечный вопрос.

– Чем?

– Ну-ну! – засмеялся он. – Ладно! А как тебя зовут?

Она сказала.

– Неужели бывшая дворянка? – он отпрянул и смотрел во все глаза на ее измученное, бледное и все-таки красивое лицо. – Да, в тебе есть что-то такое… И как же ты дошла до подобной жизни? С кем ты живешь? Одна?

– У меня двое детей.

– А где твой муж?

Элиана задумалась. Потом сказала:

– Он воюет в Египте.

Молодой человек присвистнул.

– В Египте?!

– Да. В армии генерала Бонапарта.

– Ничего себе! – Он покачал головой. – Тогда я тебе не завидую, впрочем, как и ему. Вряд ли ты его дождешься.

– Почему? – с тревогой произнесла Элиана.

– Неужели ты не знаешь? В октябре генерал Бонапарт вернулся в Париж, а армия осталась у Нила. Египетская кампания провалилась. Флот уничтожен. Там все погибли… или погибнут – какая разница!

Элиана подняла взгляд наполненных влагой глаз, напоминавших два таинственных темных колодца. Иней на волосах растаял, и капавшая с них вода текла по лицу, смешиваясь со слезами.

– Да ты не расстраивайся! – поспешил успокоить молодой человек. – Говорят, недавно оттуда привезли раненых, и вообще кое-кто все же вернулся. Бывают же такие счастливчики, которым всегда везет, так что, кто знает… может, твой муж жив!

Они вышли из кафе и вернулись в сад. Мужчина повлек Элиану в пространство между палатками, прислонил к какому-то ограждению и обнял.

– Пустите меня! – пролепетала она, отталкивая его руки.

– То есть как?.. Ты должна заплатить мне за обед! – Он попытался поцеловать молодую женщину, и Элиана, сама не сознавая, что делает, отвесила ему пощечину.

Мужчина остолбенел. Он открыл рот, намереваясь что-то сказать, но в этот миг ему в глаза брызнул яркий свет. Откуда-то послышался пронзительный визг и крики: «Облава, облава!»

Испуганно оттолкнув Элиану, мужчина нырнул в кусты. Молодая женщина оглянулась.

Громко возмущаясь и оживленно жестикулируя, девицы гурьбой бежали по аллее, подгоняемые гвардейцами в синих мундирах и медвежьих шапках с султанами и красными шнурками.

Внезапно Элиана оказалась в кольце и растерянно озиралась, пытаясь понять, что происходит.

– Ты задержана, – услышала она голос, – иди вперед, да побыстрее!

– Но это недоразумение, – слабо запротестовала она, – я просто проходила через Тюильри, а этот мсье… он ошибся, принял меня за… – Она осеклась, с мольбой уставившись на солдат.