Над морем громоздились тяжелые облака, где-то далеко за ним была Канада, были Джанет и дети. Все недосягаемо, как синкирё — мираж, о котором когда-то говорил Морихеи. Было ли все это, и зачем снова путешествие вокруг мира?
Смерклось, видимо из-за туч. Вскоре неугомонная Сацуки сообщила, что готово фуро, и Варламов снова залез в горячую ванну.
На этот раз Сацуки встала сзади и принялась массировать плечи Варламова.
— Вам досталось, — сочувственно сказала она. — После ванны и массажа будете лучше спать.
Ну и япона-мать, про себя выругался Варламов. Днем мордуют, а вечером устраивают настоящий курорт.
Снова теплая простыня, прохладный ветерок в лицо, а потом вкусный ужин, постель и сон. Сны неопределенно-приятные, и только под конец тревожный — сквозь сумрак увидел подземный дворец Хозяйки. Тот заколебался и исчез, комнату наполнял утренний свет.
Было даже слишком светло, и Варламов выглянул в окно: землю и крыши бараков укрывала снежная пелена. Но снег больше не шел, солнце сияло в голубом небе.
Скоро зима. А давно ли была весна и зеленые берега Тысячи островов?
В дверь постучали, явилась Сацуки с завтраком. Потом принесла выглаженные белье и одежду, заштопанную в который раз куртку. Да, без женской обслуги пришлось бы ходить оборванным и грязным. Наверное, оскорблял бы эстетический вкус господина Харады.
— Сегодня у вас день отдыха, — сказала Сацуки, собирая пустую посуду. — Если хотите, поедем на горячие источники, тут недалеко.
Варламов потянулся, тело болело уже меньше. Может, хоть сегодня не будут бить?
— С удовольствием, — сказал он. — Только мне купаться не в чем.
— Я найду, — кротко сказала Сацуки. — Через полчаса выходите на улицу.
Стоя на веранде в ожидании Сацуки, Варламов поежился от холода. Хотя снег уже начал таять, а значит, температура была выше нуля, куртка не очень грела. Что он будет делать зимой? Хотя доживет ли до нее?..
На улице появилась машина, и когда подъехала, оказалась небольшим джипом. За рулем сидела Сацуки, она вышла и с поклоном подала Варламову теплую куртку.
— Наденьте, а то простудитесь.
Какая забота о подопытном кролике! Хотя Сацуки винить было не в чем. Варламов поблагодарил, сбегал переодеться и сел на пассажирское сиденье.
Миновали улицу, машина выехала на дорогу, по которой Варламов и Харада спасались от дрона. А вдруг и сегодня компьютер этих чертовых ниндзя что-то подстроит?
Сацуки глянула на Варламова: — Сегодня выходной. Можете не опасаться всяких…штучек.
Будто прочитала мысли Варламова!
Поднялись на холм, слева оказались дома брошенного города. Туда не поехали, миновав стороной, и вдруг на опушке леса Варламов заметил деревянное строение без окон. Похоже, та самая «ниндзя-ясики», где его держали в плену. Хотя он и сейчас в плену…
Сацуки кивнула в ту сторону: — Ее восстановили по старинным рисункам. Но сама я внутри не была.
Похоже, знает, что Варламов там побывал. И вообще, много талантов оказалось у этой серенькой мышки. Проницательна, неплохо говорит по-английски, прекрасно шьет и готовит, водит автомобиль…
Въехали в лес. Дорога грейдерная, по сторонам стелятся ветви деревьев, за ними видны горы.
— Курильская пихта, — проинформировала Сацуки.
Вскоре справа показалась площадка.
— Приехали, — сказала Сацуки. — Немного пройдем пешком.
Вытащила из багажника большую сумку, на предложение Варламова помочь глянула с удивлением. Из-за деревьев впереди поднимался пар, широкая тропа привела к запруде из камней. Слева каменная чаша с зеленоватой водой, из нее через запруду несколькими руслами изливается ручей. Над ручьем переброшен мостик, за ним виднеется несколько навесов. Пламенеет листва деревьев, снег почти стаял.
Все же было холодновато и, зайдя под навес, Варламов медлил снимать одежду. К его стыду, Сацуки быстро разделась до купальника и протянула плавки. Фигура у японки оказалась своеобразной: груди едва выделяются под купальником, талии почти нет, бедра стройные, а вот ножки кривоваты. Варламов отвел глаза и стал раздеваться.
Сацуки подбежала к бассейну и прыгнула в него, издав восхищенное мяуканье. Варламов торопливо натянул плавки, но в воду вошел осторожно, чтобы не намочить повязку. Вода оказалась горячей, хотя не такой, как в фуро, и пахла сероводородом. Варламов распластался в ней, положив перевязанную кисть на прибрежный камень, и отдался ощущению ласкового тепла. Время будто замедлило ход — безмятежность, огненная листва с пятнами снега…
Сацуки возбужденно плескалась.
— Пойдемте вниз, под водопад, — позвала она.
После горячей воды было не холодно, к падающему потоку вела каменная лестница. Водопад был скромный, скорее каскад. Но упругие водяные струи так приятно массировали тело, что Варламов зажмурился от удовольствия. Сацуки тихо повизгивала.
Потом поднялись к навесам, сменили мокрые купальники и закутались в шерстяные пледы. Сацуки легла на скамью, а Варламов сидел расслабленный, слушая плеск воды. Горячие источники, уютный пейзаж — Япония могла бы ему понравиться…
Из-за леска послышался шум мотора. Сацуки встрепенулась, села и вдруг стала быстро одеваться.
— Всегда испортят удовольствие, — сказала она с досадой.
На мостик вышла компания парней в темных одеяниях — похоже, ученики школы. Тоже несли сумки и, увидев отдыхающую парочку, взорвались криками по-японски. В отличие от китайского, Варламов ничего не понял, а у Сацуки гневно засверкали глаза. Но не сказала ни слова.
Парни расположились под соседним навесом и стали раздеваться, не стесняясь Сацуки. Та дернула Варламова за руку.
— Уходим!
Похоже, наслушалась оскорблений.
Варламов не спеша оделся, демонстративно подхватил сумку и направился с Сацуки к мостику. Парни что-то выкрикивали, но никто не пошел следом.
— Они издевались над вами? — спросил Варламов.
— А чего от них ждать? Дети из крестьянских или рабочих семей. Сыновья банкиров или бизнесменов не пойдут в школу цзин. А для этих — единственный шанс сделать карьеру…
Сацуки словно споткнулась и опасливо глянула на Варламова. Он сделал вид, что ничего не заметил. Похоже, слово «цзин» [14] было под негласным запретом.
На площадке стоял мини-вэн, а на капоте их машины был мелом написан иероглиф. У Сацуки потемнело лицо, она торопливо стерла надпись.
— Уедем подальше, — сказала она.
Поехали дальше в горы, дорога петляла среди зеленых зарослей.
— Бамбук, — сказала Сацуки. — Здесь можно встретить медведей. Но осенью они не опасны, объелись рыбой.
Мостик через речку, снова площадка, за багряной листвой блеск и шум водопада. Похоже, это он был виден с окраины заброшенного города.
Сацуки первая схватила сумку, пошли по тропинке. Водопад был высотой метров пятнадцать, белые струи разбивались о камни и вспенивали воду в заводи.
Сацуки возмущенно фыркнула, под водопадом стоял человек. Сквозь завесу воды просвечивало нагое мужское тело с воздетыми руками. Фигура не шевелилась, только струи воды прихотливо обтекали ее.
— Практикует технику ямабуси, — сказала Сацуки. — Пытается развить сверхспособности. Кое-кто потом погибает от воспаления мозга. Но куда же от них деться?..
Она хмуро потащила сумку обратно, а в машине долго сидела, положив ладони на руль. Потом поехали. Спустились к заброшенному городу, затем к поселку, покатили по улице. Сацуки указала на длинное здание, окрашенное в черный и красный цвета.
— Казарма учеников. Здесь живут те, кто овладевает водными искусствами.
Улица перешла в дорогу к сопкам, но поднялась только на невысокий перевал и спустилась к другой бухте. Здесь было суровее: скалы, будто порубленные топором, обрывались к морю, у берега вода была зеленой и вскипала на камнях, а дальше катились угрюмо-синие волны. Горизонт замыкали горы, выбеленные снегом и укрытые тяжелыми облаками. Там, где горы подходили к морю, над конусом вулкана клубилась черная туча, подсвеченная снизу красным.
Сацуки поглядела на нее и вздохнула.
— Думала, перекусим у горячих источников. Но тут явились эти…
Она использовала японское слово — в переводе на русский, скорее всего «козлы».
Пикник устроили в ложбине между скал. Судя по красно-коричневому цвету, вулканическая порода.
Сацуки расстелила пластиковую скатерть и стала выставлять закуски. Налила Варламову саке, выложила рисовые колобки и печеную рыбу. Движения японки были мягкими, волнообразными: она подавала чашечку с саке, колобки, и плавно возвращала руку, словно притягивая Варламова к себе. Поели в молчании. Потом Сацуки налила горячего чая из термоса. Убрав посуду, расстелила свой плед и легла.
В скалах посвистывал ветер, но в ложбинке было тихо и уютно. На волнах раскачивались какие-то птицы, ныряя и вновь показываясь. Глядя на них, Сацуки вдруг сказала:
«На птиц,
Плывущих по воде,
Смотрю со стороны,
Но и сама живу
Такой же жизнью эфемерной».
— Чьи это стихи? — спросил Варламов.
— Мурасаки-сикибу, из дневника.
Когда-то читал Мурасаки-сикибу, только другую вещь, «Повесть о Гэндзи». А Сацуки, похоже, тоскливо. Оказалась в какой-то дыре, вдали от родных.
— У вас есть близкие? — спросил Варламов.
— Маленькая сестра, живет… у родственников, я давно ее не видела. А мама умерла.
Жалко девушку — наверное, пытается заработать денег, где только может. Вот и в эту дурацкую школу пошла служанкой… Изящная, словно фарфоровая рука Сацуки лежала на траве, и он почти неосознанно накрыл ее своей ладонью — кисть девушки оказалась теплой и хрупкой. Сацуки легонько вздохнула, повернула голову и улыбнулась Варламову, приспустив ресницы. Вдруг захотелось привлечь ее к себе, утешить… Сердце забилось чаще, а следом стало неловко.
Он резко сел: — Пора возвращаться.
Сацуки помолчала.