Кое-как пришел в себя.
— Вы ошибаетесь, — голос прозвучал глухо. — Я знаю о «черном свете», кто же не знает, но физическая природа этого явления мне не известна. Это тщательно охраняемая тайна.
— Однако вы отреагировали странно, — опять задумчиво произнес Георгий Петрович. — Я только начал говорить, что родина отблагодарит вас, даже вернетесь в Канаду. Гляжу, а клиент уже уплывает куда-то. Ладно, если не хотите по-хорошему…
Он нажал кнопку. Вошел человек в форме (прежние двое куда-то делись), вывел Варламова в коридор и подтолкнул. Железная лестница, какой-то закуток.
— Стоять! Лицом к стене!
Открылась дверь, Варламова толкнули в узкий тамбур, сзади щелкнул замок. Ожидал, что теперь откроется другая дверь, в камеру, но ничего не происходило. Яркий свет лампы с потолка, гладкие железные стены — едва можно повернуться, а присесть вообще невозможно. Еще сильнее стала болеть голова.
Сколько собираются держать здесь?..
Страшно хочется спать, сознание уплывает, тело сползает по гладкой стене… Больно! Колени стиснуты в остром углу, вдобавок в железо оглушительно ударили, так что голова мотнулась к другой стене.
Вот оно что! Ему специально не дают спать. Читал — это одна из любимых пыток органов госбезопасности Московии.
В глаза словно насыпали песок, их режет. Время от времени мучительно дергаются мышцы по всему телу.
Режущий свет, боль в коленях и пояснице, иногда оглушительные удары в стены… Сознание словно растворяется в багровом сумраке — ни сна, ни бодрствования.
Так проходит вечность…
Какой-то непривычный звук. Варламов едва не падает в открывшуюся дверь, но его удерживают за шиворот и волокут по коридору. Снова кабинет с дознавателем.
На этот раз усадили в довольно удобное кресло, но запястья оказались в пластиковых зажимах, а на голову надвинули колпак. Хотя смотреть он не мешал. Похоже, и в России освоили технику чтения мыслей.
— Зря вы меня так… без сна, — хрипло сказал Варламов. — Тем более ничего не вспомню. Мысли путаются…
— Это ничего, — благодушно отозвался Седов. — Контроль над сознанием у вас теперь ослаблен, так что спокойно побеседуем, а потом сможете поспать.
Разговор пошел странный. Дознаватель расспрашивал Варламова обо всем: про сумасшедший перелет с Сирином на североамериканскую территорию Ил-Оу, про бегство в Канаду, про учебу и работу…
Когда Варламов стал клевать носом, принесли крепкого кофе (по этому случаю правую руку отстегнули), а потом беседа продолжилась. Странно, зачем МГБ-шникам знать такие подробности, вплоть до того, с кем учился в университете Торонто? Впрочем, был в полудремотном состоянии и отвечал машинально.
Наконец его отстегнули от кресла, куда-то повели, и он ткнулся лицом в жесткую подушку…
Дознаватель выходит из-за стола и вытягивается перед портретом президента. Тот вдруг меняется: только что лицо было гладкое, а теперь становится морщинистым. Вместо отеческой заботы в глазах злоба и недоверие.
— Скрытый допрос не выявил искомого, — молодцевато докладывает Седов. — Но в психике выявлены две заблокированные области. Одна связана с информацией о «черном свете» и может быть работой канадских специалистов, нам известен их алгоритм. Он весьма эффективен, при попытке ментоскопии носитель информации наверняка погибнет. Вторая область очень странная, у нас нет даже догадок о механизме блокирования. Все попытки что-то узнать… уходят в никуда, иначе не скажешь. Конец доклада.
Раздается скрипучий голос:
— Есть кто-то еще, кроме ваших хреновых специалистов?
— Есть такой. Точнее, такая… Но потребуется экстренный поезд струнной дороги. И она несговорчива, надо припугнуть. У нее вроде общины…
— Достаточно. Поезд разрешаю. В случае отказа уничтожить, сколько понадобится.
— Будет выполнено. Имя — Рогна.
Наконец-то Варламов спит и видит сон. Хотя и во сне понимает — это не сон. Не бывает таких детальных снов.
Он все-таки вернулся в Россию, по делам фирмы. Пересек Атлантику на сухогрузе, который доставил в Канаду редкоземельный концентрат и возвращался обратно. В порту Мурманска из трюма извлекли «ровер» Варламова, и после таможенных формальностей он поехал на юг.
Ушла назад темная гладь залива, остался позади Мурманск, и Варламов увеличил скорость. Дорога стлалась по лесотундре, то взлетая на холмы, то спускаясь в заросшие мелколесьем долины.
Справа замаячила горная цепь Монче-тундры с пятнами снега, и появилось странное чувство, словно все это недавно видел. Только не из машины, а из окна вагона, несущегося над лесотундрой. Дежа вю?.. Шоссе подошло ближе к горной гряде, и показался город: дым из высоких труб, бурые безлесные холмы вокруг. Здесь выплавляли редкие цветные металлы, часть отправлялась даже в Канаду. Но Варламову поручили исследовать возможные рынки дальше.
Слева долго тянулось озеро Имандра, на берегу виднелись трубы заброшенной АЭС. Дорога в Кандалу пересекала пролив по дамбе. Варламов вел машину, поглядывая на волны по сторонам, и через километр выехал на сумрачный Ермостров. Слева все так же плескались волны, а справа на фоне ельника показалась темная фигура с поднятой рукой. Варламов скрипнул зубами, сбавляя скорость. Подвозить никого не хотелось, но помнил, как Джанет попросила остановиться ради Эмили. Та их и спасла…
Сначала проехал мимо, разглядывая хичхайкера.
Темная одежда до пят — похоже, подрясник. Бледное лицо, длинные волосы, бородка — священник или монах. Рука поднята неуверенно, а вид голодный. Варламов вздохнул, остановился и приспустил стекло.
Путник подбежал рысцой и искательно заглянул в машину:
— Христа ради, подбросьте до города. Звать меня отец Вениамин.
Вид действительно изможденный: щеки впали, острый кадык. Варламов пожал плечами:
— Садитесь. А меня Евгением.
Как-то забыл, что в России принято по имени-отчеству.
Попутчик забросил котомку назад и сел на правое сиденье. Варламов поморщился (разило немытым телом), а потом тронул машину.
— Куда путь держите?
Странник неопределенно повел плечами:
— Вообще-то отец-настоятель на Соловки отправил, на послушание. Но не знаю.
— Пешком? — удивился Варламов. Хотя… слышал когда-то, что Соловецкий монастырь стал местом ссылки для неугодных священнослужителей. Покосился на пилигрима:
— Есть хотите?
Тот несколько секунд крепился, потом молча кивнул.
Варламов снова остановил машину, на всякий случай выключил зажигание и вышел. Из багажника достал термос с кофе и бутерброды.
— Ешьте, — протянул все попутчику. — Только у меня бутерброды с колбасой, а сегодня среда, у православных вроде постный день.
— В дороге позволительно, — и странник запихал в рот половину бутерброда.
Варламов пожал плечами, поехали снова. В общем, возвращение в Кандалу прошло обыденно. Он свернул с трассы и, миновав остатки старых построек, въехал на улицу между пятиэтажек. На рябинах едва проклюнулись зеленые листочки. Машин было больше, чем в прежние времена, появились и светофоры. Увидев церквушку, отец Вениамин попросил остановить: надеялся найти приют на ночь. Договорились, что потом Варламов заедет за ним.
Вот и родной дом — двухэтажный особнячок, скромный на фоне просторных домов американских Территорий и Канады. Рядом канцелярия градоначальника. Варламов знал, что теперь им был сводный брат Семен.
Варламов не стал звонить из Мурманска, хотел нагрянуть неожиданно. Но сюрприза не получилось, дверь открыла незнакомая женщина — как оказалось, жена Семена.
— Мы вас ждали, — улыбаясь, сказала она. — Нам сообщили, что приедете. Ваш брат сейчас на работе, если хотите, можете зайти к нему. А отец вышел на пенсию и живет с… — она запнулась, наверное вспомнив, что Марьяна приходится Варламову мачехой. — Он и Марьяна Петровна живут неподалеку. — И сказала адрес.
И еще одно разочарование — обе сестры вышли замуж и уехали из Кандалы. Одна под Петербург, а другая на юг.
Варламов побрел по указанному адресу, но нашел в квартире только постаревшую Марьяну.
— Отец на рыбалке, — заявила она, неприязненно оглядывая Варламова. — Завтра вернется, хотел тебя повидать.
Она предложила чаю, но Варламов отказался. Вышел под мелкий дождик и огляделся. Все знакомо: пятиэтажки, невысокие рябины вдоль улицы, сопки с большими пятнами снега. Он не испытывал радости, все скучно и серо. Надо переговорить с Семеном — есть ли возможности для канадского бизнеса в Кандале? — а завтра встретиться с отцом и ехать дальше. «Ровер» придется погрузить на платформу струнной дороги.
Семен не был занят и принял Варламова. Кабинет не изменился, кроме того, что появился портрет президента Московской автономии. Лысый череп, морщинистое лицо, пронзительные глаза. Похоже, влияние Московии на Карельскую автономию за последние годы усилилось.
Братец за эти годы заматерел: лицо стало почти квадратным, а серые глаза водянисто-холодными. Он расспросил о жизни в Канаде (Варламов привычно полез в бумажник за фотографиями Кэти и Ивэна), немного рассказал о своей.
Градоначальнику в Кандале сейчас приходилось нелегко. С достройкой струнной дороги (долго тянули через Темную зону, выставляя опоры по полотну железной дороги) морской порт почти потерял значение. Остался только алюминий, разведение семги и обслуживание струнной дороги, так что половина населения города уехала в южные Автономии.
Похоже, особых возможностей для бизнеса не просматривалось.
Семен предложил переночевать у него, и Варламов после некоторых колебаний согласился: вряд ли еще побывает в родном доме. До конца рабочего дня оставалось много времени, так что сел в «ровер» и бесцельно поехал по знакомым улицам. Остановился напротив порта: вода синела по-прежнему, но крупных судов не было, только несколько сейнеров.
Поехал дальше.
Дорога пересекла реку, где между камней дотаивали льдины, и пошла в гору. Похоже, он машинально выбрал путь, по которому когда-то покинул Кандалу, а затем и Россию. Ну что же, вспомним былое…