– Боже! Как он прекрасен! – не удержалась женщина от восторга, извлекая бриллиант из контейнера дрожащей от волнения рукой. – Да, это, несомненно, «Роза Версаля»! – Повинуясь нахлынувшим эмоциям, дама прижала камень к губам. – Вот мы и встретились! Теперь я тебя никому не отдам…
Госпожа Глызина положила камень в тот самый потайной кармашек, из которого несколькими минутами раньше доставала ключ. Затем, открыв саквояж, извлекла из него небольшой свёрток, который и поместила в металлический контейнер вместо бриллианта…
– Всё прошло удачно, сударыня? – вежливо поинтересовался управляющий у купчихи, когда та вышла из хранилища.
– О, да! Благодарю вас, вы были так любезны! Уверяю: у меня останутся самые приятные впечатления о вашем банке!
Василий Глызин очнулся и с трудом открыл глаза. Голова болела, словно по ней настучали молотком, кровь на губах и подбородке успела уже запечься. Ожоги нещадно саднили…
Купец издал протяжный стон, попытался подняться со стула, но, будучи по-прежнему к нему привязан, сделать этого не смог. Тогда он напрягся изо всех сил, стараясь разорвать верёвки телом, но, увы, и это ему не удалось.
– Господи! Да за что же мне это? Помоги, Господи! Замолю все грехи свои! Сиротам в приют и в госпиталь деньги пожертвую – только помоги! Не хочу помереть здесь, в глуши, среди тараканов и крыс!
Потревоженные крысы, лакомившиеся объедками с разбойничьего стола, перестали вскоре обращать на его крики внимание, продолжая заниматься своим делом.
Глызин ёрзал по стулу, пытаясь хоть как-то освободиться от пут.
– Чёрт! Сколько же времени, интересно, прошло? Наверняка злодеи побывали уже в банке… Ну, даст Бог, ничего у них не выйдет…
Купцу удалось, наконец, раскачать стул, и он свалился вместе с ним набок. Затем, с огромным трудом перекатившись на колени, пополз к двери.
– Матерь Божья, заступница! Забыл уже, когда молился Тебе в последний раз… Прости меня, раба грешного…
Василий ударил дверь головой, и – о, чудо! («Видать, Матерь Божья услыхала-таки мои мольбы!») – дверь со скрипом растворилась. Купца обдало свежим весенним воздухом.
Глызин выполз на крыльцо, после чего скатился вместе с привязанным стулом по ступенькам на землю.
– А-а-а! – закричал Василий от боли.
От его крика всполошились лишь птицы.
«Ну, ничего… Лишь бы на дорогу выползти… А там, глядишь, на телегу какую-нибудь наткнусь…» – подумал, отдышавшись, купец. Он с усилием поднял разбитую голову и огляделся: разбойничий «постоялый двор» со всех сторон был окружён лесом.
– Вона, кажись, протоптано… И следы колёс видны… Значит, туда… – заметил «следопыт» и пополз в выбранном направлении.
Ползти до дороги пришлось долго. Глызин выбился из сил: тащить на себе ещё и стул было неудобно и обременительно. Колени ныли от боли.
Вконец обессилев, купец рухнул ничком и застыл.
– Всё… Сдохну прямо здесь, под кустом… Простите меня все, кого обидел… Жаль, исповедаться перед смертью не доведётся… – прошептал он и провалился в темноту.
…Очнувшись, Василий Иванович увидел перед собой девочку, смотревшую на него широко раскрытыми испуганными глазами. Неожиданно она бросилась бежать.
– Держи, держи соплячку! – закричал Василий. – Держи, уйдёт!
– Да пущай себе бежит! На кой она тебе сдалась? Али с детьми воевать собрался? – раздался рядом рассудительный голос Ильи.
– И то верно – пущай бежит… Поглядим лучше, чаво тут в саквояже барском имеется, который я в карете нашёл… – Василий расстегнул замок. – Гляди-ка, сколь всего интересного! А вон, глянь, шкатулочка какая затейливая…
– Потом полюбуешься! Уходить надобно, а то, не ровён час, на разъезд нарвёмся.
Василий подхватил саквояж и бросил взгляд на мёртвую француженку:
– Жалко, что оприходовать мадаму не довелось… Ох, и поигрался бы я с нею! Люблю благородных – уж больно они в любви умелые…
– Да много ли у тебя их было-то? – усмехнулся Илья.
– А чё, мало? В Польше, например, с панной любился… Недолго, правда…
– Барин, барин, очнись! – тряс крестьянин Глызина за плечо. – Никак помер? – мужик перекрестился. – Видать, лихие люди напали… Ограбили, избили… Вона как его, бедного, – ажно к стулу привязали! Чаво ж с ним делали-то? Ох, барин, барин… Видать, с лихвой досталося тебе, бедолаге, упокой Хосподь твою душу!..
– А-а-а… – едва слышно простонал купец.
– Хосподи… Чай, живой покуда барин-то… – мужик снова перекрестился. – Ну-ка, давай, родимый, подмогну! – крестьянин ухватился за стул и попытался поставить его в нормальное положение. – Тяжёл ты, барин, однако. Ох, а кровищи-то скока! Били тебя, видать, нещадно…
Василий помотал головой, открыл глаза.
– Ты кто? – расцепил он запекшиеся губы.
– Дормидонт. Здешний я, помещика Астафьева мужик, – ответил крестьянин.
– Помоги мне, Дормидонт… Отплачу тебе опосля…
– Да как же не подмочь?! – бросился мужик развязывать Глызина. – Всё, барин, подымайся полегонечку…
Дормидонт взвалил купца на плечо, дотащил, кряхтя, до своей телеги и аккуратно уложил:
– Не боись, барин, быстренько домчу. До околоточного тута недалече…
– Не надо к околоточному… Свези меня поскорее в усадьбу баронессы фон Штейн…
Мужик почесал за ухом:
– Такось нету здеся, барин, такой усадьбы. Я, почитай, с малолетства тута живу, всех бар наперечёт знаю…
«Неужто меня разбойники так далеко завезли?» – удивился Глызин. Вслух же произнёс:
– В Измайлове она живёт… Усадьба на холме расположена, у реки Серебрянки.
– А-а-а… – протянул мужик. – Такось в той усадьбе, почитай, ужо три года баре не живут. Чаво ж ты там делать-то будешь, барин?
– Теперь там живёт баронесса… Знакомая моя…
– А-а-а… Такось это, барин, три версты в сторону, – предупредил Дормидонт. – Ты, болезный, прикройся на всякий случай рогожей, а то, не ровён час, простудисси. Ветер ужо нонче больно сильный…
Дормидонт забрался в телегу и осадил старую лошадёнку кнутом:
– Пшла, родимая!
Телега, противно скрипнув, тронулась с места и покатилась по весенней распутице к усадьбе баронессы фон Штейн.
Василий прикрылся рогожкой, его бил озноб.
«Всё это дело рук подлой Анастасии, – сверлила голову навязчивая мысль. – Это она, змеюка подколодная, решила от меня таким способом избавиться. И ведь как ловко они с Ильёй всё продумали! Братец-то мой всеми тонкостями бухгалтерии владеет, сведущ и в цифрах, и в доверенностях. Опять же подпись мою легко подделать может… Главное, мне сейчас их, голубков, не спугнуть! Думают теперь, небось, что ихний разбойник мне дубинкой голову проломил? А вот не тут-то было, господа душегубы! Живой я! Назло вам! Ох, дайте сроку, нарушу я вашу идиллию!.. На каторгу оба пойдёте! А я на своей красавице Матильдушке женюсь…»
Василий с трудом приподнял голову и огляделся – места вокруг были уже знакомые.
– Слава Богу! Недолго ещё осталось трястись, – вздохнул он с облегчением.
Дормидонт остановил телегу прямо у ворот усадьбы. Они оказались закрыты.
– Хозяева! Отпирай ворота! Гости к вам!
Из привратницкой выглянул человек.
– Чего орёшь, мужик, покой барский нарушаешь?
Из телеги высунулась окровавленная голова купца:
– Умоляю… Сообщите обо мне баронессе… Скажите, что…
Привратник, признав в говорящей голове любовника хозяйки, не на шутку испугался и, не дослушав, со всех ног бросился в дом.
Не прошло и пяти минут, как у ворот появилась Матильда, закутанная в белую вязаную шаль.
– Василий?! – в ужасе воскликнула она, увидев любовника.
– Матильдушка… – простонал купец, воздев к ней руки.
– Что случилось, Василий? На тебя напали? На тебе живого места нет! – причитала Матильда.
– Чудом только жив остался, душа моя…
– Я прикажу отнести тебя в дом и немедленно пошлю за доктором!
…Баронесса приказала приготовить ванную, а потом сама обработала раны Василия раствором марганцовки, которую на всякий случай всегда держала под рукой.
– Бедный, как же тебе досталось! – приговаривала беспрестанно Матильда, прижигая раны Василия. – Бог мой, а это что?! – откинула она со лба любовника влажные волосы. – Это же клеймо!
– Оно самое и есть. Теперь до самой смерти буду ходить как бык клеймёный.
Матильда прижгла марганцовкой и клеймо. Василий издал протяжный вой.
– Голова болит, прямо в затылок отдаёт, – обхватил он голову руками.
– Позволь, я посмотрю!.. Так у тебя на затылке, Василий, огромная шишка! – в очередной раз в ужасе воскликнула баронесса.
– Слава Богу, хоть башка цела. Шишка что? Поболит да пройдёт…
– Расскажи мне, как всё произошло, – попросила Матильда.
– Да чего там рассказывать? Когда простились с тобой в прежний раз, укачало меня в дороге, и я заснул. А кучера, как потом выяснилось, мне ещё загодя подменили… Вот липовый-то, мать его, и завёз меня неизвестно куда – к таким же, как он, бандитам… А те бить начали нещадно, сама видишь… Про бриллиант мой всё допытывались…
– Ах, это та газетная статья навлекла на тебя опасность! Наверняка ты стал жертвой какой-нибудь банды, – высказала предположение баронесса.
– И я даже знаю, какой именно, – важно заметил Василий.
Матильда округлила глаза:
– Неужели?
– Да. Банда сия состоит из пяти человек: моей жены, моего брата и их подельников-разбойников, которые и избили меня до полусмерти. Помоги мне, Матильда! – взмолился купец. – Жена и брат погубить меня хотят, чтобы завладеть всем моим имуществом. Мне надо срочно сообщить о том в жандармерию!
Матильда стушевалась: сталкиваться с представителями городской полиции либо жандармерии в её планы не входило.
– Но почему тогда похитители не убили тебя? – отвлекла она купца очередным вопросом.
– Сам не знаю. Когда я под пытками назвал-таки им банковский шифр, то сразу потерял сознание. А они, вероятно, решили, что я помер…