Честно говоря, Розалине для разнообразия не помешало бы почувствовать себя более современной и независимой. Из-за алиментов от отца Амели – оскорбительно малой суммы пособия, на которое она имела право, и нерегулярных подачек родителей она была болезненно зависима от других людей. Но при этом, как ни странно, была полностью самостоятельной, когда дело касалось важных вещей.
– Ну, прежде всего я хочу быть современной независимой женщиной, которая победит в конкурсе выпечки.
– А разве ты не можешь быть современной независимой женщиной, которая победит в конкурсе выпечки и попутно закусит бутербродиком с мужчинкой? – спросила Анвита.
Она пристально посмотрела на Анвиту.
– Я бы не стала называть Алена «закуской».
– Может, и нет. У него вайбы постоянного партнера, значит, он… обед?
– Как долго, по-твоему, длится обед?
– В моей семье? Очень долго.
Розалина рассмеялась.
– Кстати о семьях, мне нужно позвонить дочке.
– Без проблем. Что тебе заказать?
– Э-э… – Прошло очень много времени с тех пор, как симпатичная девушка предлагала Розалине выпить. Это было предложено явно платонически, но она все равно замешкалась. – Наверное, вино.
– Дешевое красное или дешевое белое?
– Если ставить вопрос под таким углом, то без разницы.
Анвита исчезла в главных дверях отеля, а Розалина устроилась под деревом с телефоном. Амели уже полчаса как должна была спать, и сейчас как раз самое время, чтобы позвонить домой и узнать, как она.
– Роз, дорогая. – Лорен называла ее «дорогой Роз» только когда дурачилась или пыталась что-то скрыть. – Как дела? Амели наверху и спит как младенец.
– Передай ей трубку.
– Я не понимаю, на что ты намекаешь.
– Лорен.
На другом конце телефона послышалось шушуканье, затем раздался голос Амели.
– Привет, мамочка.
– Ты уже должна лежать в постели.
– Тетя Лорен разрешила мне не спать, пока ты не позвонишь.
Разумно. А еще это явная ложь.
– Хорошо провела день?
– Да. Мы играли, ели торт и смотрели телевизор. Тетя Лорен проверила у меня правописание, но она его плохо знает, поэтому у нее получилось не очень.
– Не говори плохо о тете Лорен.
Розалина практически слышала негодование на лице Амели.
– Я не говорю плохо. Я говорю правду. Мы всегда должны говорить правду.
– Но не плохую. Теперь ты знаешь, что уже пора спать, поэтому пожелай тете Лорен спокойной ночи и ложись в постельку прямо сейчас.
– Не хочу спать.
– Ну, тогда ложись и закрой глазки, и скоро уснешь.
Ерунда. Розалина прекрасно знала, что, если ты не устала, лежать и пытаться устать не получится. Но детям нужен режим, и поэтому приходится говорить то, что нужно.
– Вряд ли у меня получится. Я пробую каждую ночь, и на это уходит целая вечность. А иногда вообще не помню, как засыпаю, но, скорее всего, сплю, потому что не помню, как просыпаюсь.
– Уже пора спать, Амели. Иди в кроватку.
Прошло десять секунд, в течение которых было очень вероятно, что Амели начнет возражать.
– Хорошо, – сказала она вместо этого. – Я люблю тебя до луны и обратно.
– И я тебя люблю до луны и обратно. Передай трубку тете Лорен.
Снова шушуканье, и трубка оказалась у Лорен.
– Если я узнаю, что она на самом деле не легла спать… – сказала Розалина своим лучшим родительским голосом.
– Ляжет, я не совсем безнадежна.
Розалина вытянула ноги, чувствуя под собой прохладную траву.
– А я и не говорила, что ты безнадежна. Но тебе никогда не попадались правила, которые ты не хотела бы нарушить.
– Я просто учу твою дочку здравому неуважению к авторитетам.
– Ты хоть понимаешь, что сама авторитет, пока не придет моя мама?
– Вот черт. Об этом я не подумала. – Не задерживаясь на неприятной мысли, Лорен быстро сменила тему. – Ну и как оно? Ощущаешь себя частью шоу-бизнеса?
– Не совсем. Приходится стоять и отвечать на один и тот же вопрос по двадцать раз. Мне удалось приготовить посредственный Данди-кейк и вляпаться в проблему с одним из участников.
Лорен, конечно, сразу же за это ухватилась.
– Да тут, похоже, целая история.
– И не особо хорошая.
– Я тебя умоляю. Я весь вечер смотрела детское телевидение, и хотя некоторые шоу восхитительно сюрреалистичные, я очень изголодалась по человеческим драмам. Расскажи, в какую проблему ты вляпалась и как сильно испачкаешься, если попытаешься выбраться.
– Ладно. – Розалина вздохнула. – Помнишь, вчера вечером я рассказывала тебе, что мне пришлось ночевать в фермерском доме? Так вот, вместе со мною застрял кое-кто из шоу, мы разговорились, и он оказался сексуальным, интересным архитектором, путешественником и все в таком духе.
– Это не похоже на то, что ты вляпалась в проблему, Розалина. Смахивает на обычный разговор.
– Я как раз подхожу к вляпыванию. Она неминуема, и после нескольких раз слово «вляпаться» уже кажется странным. Короче, смысл в том, что я вляпалась…
– У вляпываний не бывает смысла, милая, – протяжно сказала Лорен. – Это дано в определении.
– Ой, иди учиться правописанию. Суть в том, что когда дошло до того, что он вежливо спросил меня, чем я занимаюсь, я запаниковала. И вместо того, чтобы ответить: «Я мать-одиночка, которая работает в магазине», я ответила: «Я студентка-медик, которая провела несколько лет в Малави». И теперь мне всю жизнь придется притворяться, что я была в Малави.
По крайней мере у Лорен хватило порядочности не рассмеяться, но она была близка к этому.
– Три из десяти, Роз. Рейтинг завышен, никакой развязки.
– Ненавижу тебя. Знаешь об этом?
– До луны и обратно?
– До сукиного солнца и обратно. И не надо высмеивать наши с Амели отношения. Это наше дело, это мило, и она, скорее всего, перестанет так говорить через пару лет, а я останусь одинокой старухой, до которой никому нет дела, и буду тосковать по тем дням, когда у меня был ребенок, который меня любил.
– Ой, перестань, – хмыкнула Лорен, – через пару лет тебе едва будет тридцать. Ты будешь достаточно молода, чтобы играть тинейджера на американском телевидении.
– Да? Сдается мне, что такая карьера не вариант.
Лорен на секунду замолчала.
– Поверить не могу, что ты сказала незнакомому мужчине, что жила в Малави. Почему именно там?
– Не знаю. Кажется, папа Амели там был.
Снова молчание. Опыт подсказывал, это означало, что Лорен к чему-то готовится.
– В чем дело, Лоз? – спросила она, смирившись с тем, что над ней будут насмехаться.
– М-м? О, просто пытаюсь понять, делает ли тебя расисткой то, что твое культуроприсваиваемое путешествие ради самопознания случилось лишь у тебя в голове.
– До солнца и обратно, – повторила Розалина. – Я и так чувствую себя ужасно, а приходится еще беспокоиться об этом.
– Почему тебя вообще волнует, что этот случайный человек с поезда что-то там себе думает?
– Не знаю. Может быть, мне промыли мозги патриархатом.
– Он тебе нравится, да?
– Ну… да. Кажется. – Розалина прислонилась к стволу дерева. – Трудно сказать, потому что единственные ориентиры для меня – учителя начальной школы, родители и ты.
– Мне лестно, что я установила высокую планку.
– Ну, он не женат и никогда мне не изменял. Что ставит его выше тебя по крайней мере в двух вещах.
– Ах, да. История любви на века. Она была молода и пыталась найти свое место в мире, который ее обидел. Он… был не женат.
Розалина скрипнула зубами.
– Слушай, он обаятельный, успешный, симпатичный парень, у которого явно все в порядке с головой и которому, если не испорчу все окончательно, я могу понравиться. Но трудно понять, что я могу предложить такому человеку. Поэтому я испугалась и попыталась скормить ему Малави.
– Просто скажи ему правду. Если он не полный придурок, то отнесется к этому нормально. А если полный, проблема решится сама собой.
Она была права. Права. Правота была одним из худших качеств Лорен.
– Скажу. Но, может быть, не прямо сейчас. Потому что хочу выпить в баре. Со взрослыми. С которыми познакомилась. В жизни, которая у меня есть.
– Вот и умница. А мне уже пора звонить Эллисон, так что отвали и наслаждайся вечером.
Они наспех попрощались, телефон пискнул, и Розалина отвалила.
В баре Розалина нашла других участников конкурса, сгрудившихся вокруг круглого стола, которые попивали напитки и рассказывали о горестях, связанных с дневной выпечкой.
– Если честно, – сказала Джози, – когда Марианна посмотрела на мой торт, я подумала, что обделаюсь.
Флориан театрально закатил глаза.
– Дорогая, тебе не на что жаловаться. Она сказала, что мой миндаль вялый. Я никогда в жизни не был вялым.
– Такое бывает. – Рики подвинулся, чтобы освободить место для Розалины перед тем, что выглядело как обещанный бокал дешевого вина. – Подожди полчасика. Потом попробуй еще раз.
– Ты – Розалина, да? – Джози, шикарная, уютная женщина лет сорока, протянула руку через стол. – Кажется, мы еще не знакомы.
Розалина, как она надеялась, с уважением пожала ей руку в ответ.
– Да. Я задержалась. Застряла с Аленом на вокзале, и нам пришлось провести ночь у фермерши.
– У-у, – Джози подняла брови, – и как ты объяснила это мужу?
Стоп. Что?
– У меня его нет. Поэтому… довольно просто. Или, если посмотреть на это с другой стороны, с большим трудом.
– Ой, какая я глупышка. – Джози невинно прикрыла рот ладошками. – Прости. Анвита сказала, что у тебя есть дочь, и я предположила… Его нет на фотографии или это ты ужасно современная?
– Он… с краю фотографии. То есть он присутствует в жизни Амели, но мы не вместе.
– Вот это да. Что за первоклассный мерзавец. Про таких думаешь: «Ну, он хотя бы поступил порядочно». – Джози вздохнула с такой вселенской печалью, которую, как подозревала Розалина, она никак не заслужила. – Но таковы уж мужчины. Им нужно только одно, и как только они это получают –