.
– А вы занятой человек, – согласился Сент-Джон Палмер. – Каким ветром вас занесло в выпечку?
– А, вы об этом. Когда перестраивал свой дом несколько лет назад, мне установили газовую плиту, и я подумал, что должен научиться правильно ею пользоваться.
– Для супруги покупали?
– Нет. Я не женат. – Ален продемонстрировал левую руку, с отсутствующим обручальным кольцом.
К полному ужасу Розалины, Сент-Джон Палмер похлопал Алена по спине и, положив руку между его лопаток, направил к задней части машины, куда она только что бросила сумку.
– Розалина, – позвал он, – я помешал вам с этим молодым человеком?
– Что? – Она совершенно не знала, как на это ответить. – Нет. Не помешал. То есть…
– Розалина очень милая. – Ален бросил на нее взгляд, который можно было назвать заговорщическим. – Но из-за конкурса мы оба очень заняты. Тем не менее я уверен, что со временем мы узнаем друг друга лучше.
С другой стороны парковки раздался автомобильный гудок, и Ален оглянулся, узнав водителя.
– А это моя подруга, Лив. Приятно было познакомиться с вами, мистер Палмер. – Он снова пожал руку ее отцу, получив в ответ такое же крепкое рукопожатие, как свое собственное. – Увидимся на следующей неделе, Розалина.
Времени хватило лишь на то, чтобы очень быстро и тихо поблагодарить Алена за то, что он не опозорил ее перед отцом, прежде чем он поспешил к приехавшей за ним машине. Он коротко поздоровался с вызывающе привлекательной блондинкой, и они умчались прочь.
Сент-Джон Палмер вернулся к своему автомобилю, и Розалина села рядом с ним. Она едва успела пристегнуть ремень безопасности, как машина завелась.
– Мама ждала, что ты позвонишь.
– Я даже не успела выйти со съемок.
– А время для общения нашла.
В каком-то смысле это было так, но у него не было никаких фактических доказательств.
– Ты про Алена? Мы просто стояли на одной парковке и ждали, пока за нами приедут.
– А мне показалось, что вы разговаривали.
По правилам дорожного движения отец был обязан смотреть прямо перед собой, пока говорил с ней. Но Розалина была уверена, что он бы так делал, даже если бы они не ехали.
– Просто из вежливости. Я думаю, он… приятный, не правда ли?
– «Приятный». – Ее отец презирал многие вещи, но по какой-то причине особенно сильно злится на ограниченный набор слов, который Розалина всегда считала совершенно произвольным. – Раньше у тебя был такой хороший словарный запас.
– Он создает впечатление очень старательного, способного, умного и… – она подумала, что ее отец будет против слова «сексуальный», – элегантного молодого человека.
– Не ребячься, Розалина. Это ниже твоего достоинства. Или, по крайней мере, должно быть.
Она вздохнула.
– Прости.
Последовало такое молчание, которое обычно дает ложное чувство безопасности.
– Честно говоря, – продолжил Сент-Джон Палмер, – я несколько удивлен, что такой человек пришел на шоу… Как оно называется?
Он знал, как оно называется. Ему просто нравилось заставлять произносить название.
– «Пекарские надежды».
– Так вот, полагаю, что когда карьера состоялась, можно заниматься любимым хобби. Оно не так уж отличается от гольфа, не так ли?
Ее отец не любил гольф, но это было одно из немногих развлечений, на которое он не смотрел свысока. Наверное, этот пример был бы больше похож на поддержку ее выбора, если бы не было так мучительно заметно, что он одобряет участие Алена потому, что тому ничего не было нужно от шоу. Розалина же, напротив, отчаянно нуждалась в нем, тратила время и позорила свою семью.
– Не отличается, – ответила она. – Оно словно гольф, только изюма больше.
Сент-Джон Палмер не ответил. Возможно, так он наказывал Розалину за ее постоянное легкомыслие.
И через минуту-другую включил «Радио 4», чтобы успеть послушать конец прогноза относительно грузооборота.
Вторая неделя. Пирожки
Пятница
В некотором смысле возвращение на вторую неделю было еще удивительнее, чем приезд на первую. Как только Розалина уехала, Пэтчли Хаус и все, что в нем находилось, стало казаться странно правдоподобным сном. Но теперь она вернулась, и время, которое провела дома – отвозила Амели в школу, ходила на работу, пекла бесконечные пирожки с курицей, – потекло в том же русле. Это означало, что у нее никак не получалось отвлечься от своего выступления на первой неделе. Выступления, на котором она сходила с ума от тщетности происходящего. Еще и приготовила посредственный торт перед всей страной и выставила себя полной дурой перед тем, кто, похоже, был ей интересен. «Три с минусом, Розалина. Старайся лучше. Увидимся после уроков».
Успешно сориентировавшись в общественном транспорте и бросив сумку в номере, она отправилась в беспокойное блуждание по территории. Она не умела строить машину времени из хрустящего теста, замешанного на кипятке, и шоколадного ганаша, который стоило приготовить на прошлой неделе, а значит, ничего не могла поделать с историей о Малави. Но она могла изменить свое отношение. Ведь хоть победа в конкурсе «Пекарские надежды» не превратит ее волшебным образом в квалифицированного кардиохирурга, Корделия и Сент-Джон Палмер учили ее не бросать дело, едва его начав.
И хотя они не одобряют ее участие в реалити-шоу, они, скорее всего, отрекутся от нее, если она вылетит в середине шоу.
Поэтому она должна сосредоточиться. Работать. Стараться изо всех сил. Не отвлекаться на парней. Готовить такую выпечку, которая заставит зрителей, сидящих у экранов, сказать: «Ого, впечатляет для второй недели».
И пока она пробиралась через лесок, примыкавший к дому, чувствовала, что неплохо справляется со своей задачей, настраивая себя на то, чтобы стать опасной и целеустремленной машиной-пекарем. Пока не увидела Алена, который шел в противоположную сторону.
Черт, черт, черт.
К сожалению, спрятаться было негде. На самом деле таких мест, где можно было спрятаться, было много – можно было забраться на дерево или прыгнуть в кучу листьев, но если целью было избежать еще одной неловкой ситуации, то бегство подобно потревоженной белке ей, скорее всего, в этом бы не помогло.
– Ну, что, – сказала она, – привет?
Он одарил ее ухмылкой.
– Розалина.
Они смотрели друг на друга сквозь заросли орляка. И она в очередной раз поразилась тому, насколько Ален был неброско стильным в рубашке, брюках-чинос и, как сегодня, в легком пиджаке, который казался частью образа, а не уступкой вечернему ветерку. Это было похоже на тот момент в конце телепередачи, когда открывают дверь номер три, чтобы показать, что ты могла бы выиграть, если бы не была лживым мешком дерьма.
Она подумала, стоит ли ей снова извиниться. Или это вызовет раздражение. Поэтому открыла рот, чтобы попрощаться, и обнаружила, что извиняется за что-то другое.
– Прости за отца.
– Не стоит. – Он откинул прядь волос, которая выбилась из укладки. – Он явно очень тебя оберегает.
«Оберегает» – не то слово, которым бы выразилась Розалина. Но лучше пусть он думает так, чем поймет, насколько она подвела отца.
– Да. Он… да.
Снова долгое молчание.
– Может быть, прогуляемся? – спросил Ален.
Ладно. Это же хорошо, правда? Не то чтобы она этого ожидала. Или на это надеялась. Ну, не то чтобы особенно.
– Ты… точно этого хочешь?
Он насмешливо поднял бровь.
– Вовсе нет, Розалина-эм-Палмер. Но, может, все-таки пройдемся?
– Вдруг из этого получится еще одно приключение.
– На этот раз с настоящей тобой?
Это было словно увидеть спасательную ветвь или оливковый плот.
– Обещаю.
– Тогда идем. Речка в той стороне.
Она рискнула улыбнуться.
– Ты же не собираешься там со мною расквитаться, правда?
– Не смешно, Розалина. Мне же не двенадцать.
Они прошли вниз по холму, окруженные нежными лиловыми цветами английского сельского вечера, прежде чем Розалина набралась смелости и сказала.
– Тогда я расценю твое нежелание столкнуть меня в реку как хороший знак.
Он посмотрел на нее свысока. Его глаза лукаво заблестели.
– Я не сказал, что не хочу столкнуть. Я сказал, что для этого слишком взрослый.
– А знаешь, что действительно по-взрослому? Называть себя взрослым.
– А знаешь, что еще взрослее? Притворяться, будто ты ездила в Малави, когда на самом деле не ездила.
Она вздрогнула. Но по крайней мере он ее дразнил, а не называл лгуньей.
– То, что ты выводишь меня из себя, означает, что ты уже смирился?
– Может быть. Скажу, когда мы узнаем друг друга лучше.
Розалина не была готова к огромному облегчению, которое нахлынуло на нее. Она не знала, заслужила ли второй шанс, но, черт возьми, хотела им воспользоваться. И да – как раз тогда, когда напомнила себе, что ее приоритетом была выпечка, а не парни. Но разве Анвита не права? Разве не нормально хотеть и того и другого? Ее учили стремиться к высоким целям. И хотя родители не были в восторге от ее нынешней цели, если она сможет выйти из этой ситуации с десятью тысячами долларов, контрактом на издание книги, новой карьерой и архитектором, то все это будет достаточно весомыми галочками в графе «Жизнь удалась».
Только была одна проблема.
– Мне не о чем рассказывать, – призналась она.
– Правда? А мне кажется, что у тебя было довольно насыщенное событиями прошлое.
Выражение «насыщенное событиями» было мягче многих других по этому поводу.
– В самом деле?
– А разве нет? Я знаю, что говорят о быстрых выводах, но мне не верится, что ты с самого начала планировала забеременеть в девятнадцать-двадцать лет.
– Да, не совсем. Я собиралась стать врачом.
Он улыбнулся.
– Значит, ты была опасно близка к истине касательно учебы и без нужды далека касательно путешествия?
– Я же сказала, что запаниковала.
– И призналась, что из тебя плохая лгунья.
– Да, – согласилась она смеясь. – И я не врала.