Она лукаво посмотрела на него.
– Мне кажется, ты раздуваешь из мухи слона.
– Да. Наверно.
Они вернулись к группе. Гарри слегка волочил ноги, как заключенный, идущий на гильотину, или как ребенок к стоматологу.
– Хэй, – сказала Розалина с легким придыханием. – Я вернулась с Гарри.
Он сел рядом с Рики.
– Как дела, канонир?
Последовало долгое молчание.
– Извини. – Анвита бросила на Гарри потрясенный взгляд. – Это какое-то расистское оскорбление?
Гарри выглядел искренне потрясенным.
– Что? Нет. Канонир? Вулидж? Арс?
– Фанат «Арсенала», – объяснил Рики. – Что сказать? Люблю команды-победители.
– Есть вещи поважнее, чем победа, приятель. – В голосе Гарри звучала непривычная уверенность.
– В соревновательном спорте?
Гарри пожал плечами.
– Главное – преданность. Ощущать себя частью чего-то.
– Мне очень нравится, – перебила Анвита, – эта скучная беседа о спорте, в который я не играю, не смотрю и которым не интересуюсь.
– Прости, милая… э… друг… Анвита. – Гарри потянулся за несуществующей пинтой, а затем поспешно сложил руки на столе. – Как поживает твоя бабуля?
– Рада, что я участвую в шоу. Ей очень трудно не делиться этим со своими подругами.
– Да, моей тоже. Я такой: «Нет, ба. Я в контракте подпись свою поставил. Нельзя рассказывать. Даже Шейле с клуба лото».
Рики скомкал свою салфетку поверх бумажной тарелки и поставил на нее полупустую бутылку с водой, чтобы все не разлетелось.
– Моя мама слишком хорошо меня знает. Она меня очень поддерживает, но уверена, что я вылечу на третьей неделе.
В этот момент Розалина поняла, что она единственная, кто не внес свою лепту.
– Мои родители не особо любят реалити-шоу. Но Амели в восторге. Конечно, ей всего восемь, а я ее мама. Поэтому она до сих пор радуется, когда видит меня на камере видеонаблюдения в магазине.
В глазах Анвиты снова появился опасный, заинтересованный блеск.
– И твоим родителям совсем все равно?
Ответ на этот вопрос был сложным, и Розалина не знала, сможет ли сформулировать ответ, не говоря уже о том, чтобы поделиться им.
– Нет, им не все равно. Но не в хорошем смысле.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Гарри. – Я даже не стал рассказывать об этом своим приятелям. Они бы просто охренели. Они все равно охренеют, но так, по крайней мере, мне не придется терпеть это несколько раз.
– Совет профессионала, – толкнул его локтем Рики, – скажи им, что выпечка привлекает девушек.
– Не там, где я живу.
– Ты работаешь не на ту публику, приятель. Поехали со мною в универ. Там тебя будут считать чувственным.
– Я передумала, – голос Анвиты прозвучал резко. – Пожалуйста, вернитесь к разговору о футболе.
Хотя режим съемок, ожидания съемок и ожидания уже стал ее второй натурой, Розалина не была уверена, что когда-нибудь привыкнет к судейству.
– Вполне достойно, – объявила Марианна Вулверкот, препарируя пирог Розалины с безжалостным энтузиазмом врача из фильма про медицину. – Но ничего особенного.
Ура. Ее спасла посредственность.
Опять.
Такими темпами выпечка образует ей новую дырку в заднице.
У Анвиты и Алена получилось превосходно. Флориан не дал начинке остыть перед тем, как выложить ее на основу, поэтому его выпечка стала кашей. А Рики, к удивлению всех, кроме самого себя, каким-то образом создал идеальное воплощение пирога, о котором ничего не знал.
– Понятия не имею, что произошло, – сказал он в своем интервью. – Никогда не слышал об этом пироге, никогда не видел, никогда не ел. Я понятия не имел, что делал. Но, наверно, это принесло свои плоды. Потому что я выиграл.
В отличие от него Флориан приуныл.
– Что ж, это была банальная ошибка с большими последствиями. На самом деле я плохо это воспринял. Я совсем не привык быть в жопе. Боже, а такое можно говорить по телевидению?
В своем интервью Розалина пробормотала: «Думаю, все прошло хорошо» шестью разными способами, стараясь не казаться совсем расстроенной, потому что у нее не было на то серьезных причин. Если предположить, что завтра она не облажается, или если у Флориана не все получится, ей ничего не угрожает. Но ей удалось доказать лишь то, что она не настолько плоха, чтобы ее исключили сразу. А это совсем не то же самое, что быть достойной победы.
– Ты в порядке, друг? – спросил Гарри, который тоже только что закончил говорить, что, по его мнению, все прошло нормально, но по крайней мере у него была возможность сказать это перед рододендроном.
Она вздохнула.
– Да. Мне не на что жаловаться, но я надеялась, что справлюсь лучше.
– Да, ты не выиграла. Но и не проиграла. – Засунув руки в карманы, он слегка ссутулился. – С такой стабильностью ты попадешь в полуфинал.
– Как скучная участница, которую так и не смогли выгнать.
Он одарил ее милой улыбкой.
– Эй, это ведь моя стратегия.
– Если уж на то пошло, – сказала ему Розалина, смеясь, – вряд ли тебя будут вспоминать как посредственность.
– Почему? А как, по-твоему, будут?
На это не было хорошего ответа. Хоть она и была рада игриво намекнуть, что его будут помнить как «горячего парня», она никак не могла сказать ему это в лицо.
– Спроси Анвиту.
Он стал забавно встревоженным.
– Теперь уж и не знаю, надо ли мне это.
– Нет, она… – В этот момент она увидела Алена, который выходил из гостиницы, и впервые за день смотрел на что-то, кроме своего рабочего места. На самом деле он смотрел на нее.
– Нет, она ничего плохого не скажет, – рассеянно закончила она.
Ален поднял руку в знак приветствия.
– Розалина. Привет.
– Привет. – Она старалась звучать непринужденно и собранно, как будто они оба были из тех людей, которые могут поцеловаться, а потом целый день не разговаривать.
Гарри приветственно кивнул.
– Как дела, приятель? Хорошо справился на прошлой неделе.
– А, да, спасибо. – Брови Алена изогнулись самой мрачной дугой. – Твоя похвала много для меня значит.
В разговоре наступило странное затишье. Розалина хотела спросить много всего, например: «Ты меня игнорируешь?» и «Я так ужасно целуюсь?» – но не могла, так как Гарри стоял рядом. А сам Гарри был либо неспособен распознать сарказм, либо не хотел его улавливать.
– Планируешь что-нибудь затейливое на завтра? – спросил он наконец.
Ален засмеялся.
– Мне нравится, что ты считаешь базилик затейливым ингредиентом. Но вообще хотел узнать, не хочет ли Розалина прогуляться. Конечно, если вы, – его глаза окинули их обоих, – заняты, можем увидеться позже.
Заняты? Что за вечер, по его мнению, она планировала провести с электриком, основными интересами которого были «Шпоры» и долгое молчание? Розалина сделала резкий шаг в сторону от Гарри, надеясь, что не произвела ни на кого неверного впечатления.
– Мы просто болтали после интервью. Было бы здорово прогуляться.
– Приятного вечера, друг. – Гарри тоже отступил, чтобы не создавать «ложного впечатления». – Тебе тоже, Ален.
Розалина последовала за Аленом по газону в сторону от главного дома. Похоже, они шли не тем путем, что в прошлый раз: по слегка заросшей тропинке к небольшой рощице и куче камней, сложенных в арку. И этот летний вечер тоже был прекрасен. Небо превратилось в идеальную акварель, а воздух был наполнен ароматом пыльцы и луговых цветов. Ей хотелось сказать об этом Алену. Он определенно знал, когда пригласить девушку на прогулку.
– Что меня восхищает в старых домах, – заметил Ален, – так это то, как они аккумулируют тенденции и модные веяния многих веков.
Розалина никогда об этом раньше не задумывалась. Она не посещала имения с тех пор, как в детстве родители перестали ее туда возить.
– О, да. Полагаю, так и есть.
– С людьми дело обстоит так, – неожиданно искренне произнес Ален, – что ты видишь их только в том свете, в котором они себя представляют, и их контекст – всегда то окружение, в котором ты их находишь. Но здания – это другое. Они отражают себя во всех эпохах, в которых побывали.
– Ты так считаешь? – спросила она.
– Возьмем, к примеру, этот дом.
– А что с ним?
Розалина подумала, что есть что-то пленительное в том, чтобы слушать, как тебе рассказывают о своих увлечениях – это было душевно, словно человек открывает сокровенную часть себя.
С Лорен всегда срабатывали ласки и слова, поэтому архитектура была приятным разнообразием.
– В конце девятнадцатого века, – начал рассказ Ален, – было модно иметь отшельника, живущего на территории поместья. К сожалению, те, кто хотел иметь такого отшельника, сталкивались с такой мелкой неурядицей, что отшельников больше не было. Поэтому они строили подобие скита, а если кто-то спрашивал, говорили, что отшельника сейчас там нет.
Розалина задумалась.
– Погоди-ка. Человек, который живет один, но регулярно ходит за всем необходимым или по делам, это не отшельник. Это просто холостяк.
– Что, вероятно, стало бы предметом спора, если бы отшельник существовал.
– Это должно было стать предметом спора в любом случае. Потому что люди спрашивали бы: «А где ваш отшельник?», а ты бы отвечал: «Он пошел в магазин», а они бы отвечали: «Ну, тогда он не отшельник, разве нет?»
– Думаю, – сказал Ален смеясь, – примерно так и было. Поэтому землевладельцы стали нанимать людей, чтобы те жили в их скитах и притворялись отшельниками.
Розалина лукаво улыбнулась ему.
– Честно говоря, у меня бывали работы и похуже.
Оказалось, они вошли в самый настоящий грот – слегка разрушавшийся арочный проем, увитый плющом и с камнями во мху.
– Это ты так говоришь, вот только, – Ален жестом обвел грот, – тебе пришлось бы жить примерно в такой же пещере.
Сейчас здесь было довольно красиво благодаря рассеянному свету и теплому ветерку, но было так тесно, что сюда едва ли поместилась бы ее кухонька.
– Ладно, может быть, у меня не было работы хуже этой.