– Так, значит, твой план – напоить ее, чтобы она отнеслась к тебе более благосклонно?
– Да. Такая у меня стратегия. Напоить ее до отключки тремя печеньками и воспользоваться, пока она не в состоянии судить.
– Рейтинги сразу же подскочили бы.
– Если честно, ты бы и сам пошел на это, ведь так? В смысле, не в прямом эфире. И не для того, чтобы продвинуться на шоу выпечки. И не если бы она была настолько пьяна, что не понимала бы, что делает.
У него глаза полезли на лоб.
– Ты говоришь, что тебе нравится Марианна Вулверкот?
– Господи. А кому не нравится? Ты ее видел?
– А она не… ну… не старовата для тебя?
– Ей вряд ли больше сорока пяти. И на прошлой неделе она была в широких шелковых брюках, в которых была похожа на Лорен Бэколл[6].
– Если честно, – сказал он, нахмурившись, – я не обращаю внимания на внешний вид. Мне кажется, я восхищаюсь другими качествами. И кстати об этом. Я волнуюсь, что Марианне печенье может зайти, а вот Уилфреду – точно нет.
Розалина всерьез задумалась. На прошлой неделе она усвоила урок, что Марианна и Уилфред судят совершенно по-разному, и стараться угодить обоим было рецептом того, как стать посредственной.
– Надеюсь, что ему понравится качество выпечки, если даже он не купится на идею.
– Рискованно.
– Теперь уже поздно думать. – Обратив внимание на ассортимент печенья Алена, она взяла одно и откусила. – Это лаванда?
Он кивнул.
– Вкусно. И не похоже на то, что обычно лежит у старушек в спальне.
– Спасибо. Как мы уже поняли, избегание старушечьих спален у меня в приоритете. – Он указал на тарелку. – Эти – с медом и тимьяном, и, наконец, с розмариновым сливочным маслом.
– Так странно, что мы готовим вместе почти месяц и еще ни разу не пробовали выпечку друг друга.
Он ухмыльнулся.
– Клянусь, съемочная группа носит у себя в заднем кармане вилку.
– Да. Я сама видела.
Взяв в руки печенье с медом и тимьяном, она разломила его на две части и провела большим пальцем по излому, изучая текстуру.
– Даже не знаю, что сказать. Ты в этом явно хорош и точно это знаешь, потому что решил выступить на телевидении.
– Да, но мне все равно хотелось бы услышать твое мнение.
Она задумалась на мгновение, польщенная тем, что он считает ее мнение заслуживающим внимания, и попыталась придумать дельный совет.
– Оно вкусное, и испек ты его превосходно, но… мне кажется… если и волноваться из-за инструктажа, то вряд ли из-за этого.
Воцарилось недолгое, не совсем приятное молчание.
– Ну, а что насчет тебя? – спросил он. – Оно должно быть любимым с детства, так что, если только твое детство не отличалось от моего, вряд ли алкоголь это отразит.
Домашнее чувство уюта, которое она испытывала, пока они вместе пекли, вдруг показалось ей далеким и неуместным. Это был дом Алена. Она была гостьей. И она оскорбила его, пусть и ненароком.
– Думаю, я пыталась сделать что-то необычное из традиционного семейного печенья. Но твое просто… – она извиняющимся жестом указала на тарелку Алена. – Не пойми меня неправильно, оно очень красивое, но это просто… печенье. Дорогое печенье. Но не такое, которое вызывает приятные детские воспоминания.
– В инструктаже не говорилось, что это обязательно должно быть такое же печенье, которое можно купить в супермаркете.
– Нет, но… – Она настороженно смотрела на него, чувствуя себя Винни-Пухом, который застрял в парадной двери Кролика и не знал, куда ему двигаться – то ли вперед, то ли назад, и знал, что не сможет сделать ни того, ни другого. – Мне кажется, они ищут что-то с… налетом ностальгии? А я не знаю, какая история у твоей выпечки.
Его взгляд похолодел.
– История такая, что это печенье.
– Ален, я не критикую. Просто считаю, что в этом испытании нужно, чтобы оно было более личным. Дело не в том, что ты должен изменить печенье. Но, не знаю, ты можешь передать через печенье свою историю?
Наступила тихая напряженная тишина – такая, чтобы Розалина забеспокоилась, что все испортила.
– Послушай, – сказал он наконец. – Меня возвращает в детство не… не это чертово печенье. Я люблю своих родителей и очень близок с ними. Но отчасти причина этого в том, что они всегда считали, что я не справлюсь со взрослыми обязанностями. Так что да, я вырос на оливках и гриссини, а не на джемах и шоколадных «Хобнобс». И правда в том, что мне не нравится, когда меня просят потворствовать каким-то устаревшим представлениям о ностальгии.
Странно, но Розалина могла это понять. По крайней мере отчасти.
– Моя семья тоже не любит печенье. Но я пришла выиграть конкурс, поэтому да, я угождаю.
– И мне, наверное, тоже стоит. Просто… я не знаю, как это сделать. Я бы не узнал заварной крем, даже если бы сел на него.
– Ну… – Розалина постаралась обескураживающе улыбнуться. – Мне кажется, что определять вид печенья, садясь на него, – довольно нишевый навык.
Он нехотя рассмеялся.
– Кроме того, мои родители будут смотреть шоу. Я не хочу, чтобы они считали, будто плохо меня воспитали, потому что не кормили правильным печеньем. И уж точно не считаю, что мое детство было ущербным из-за того, что я проводил больше времени на балете, чем в супермаркете.
Родители Розалины водили ее ровно на одно занятие балетом, и она решила, что это чепуха. Это был один из редких случаев, когда ее с отцом взгляды сходились.
– Уверена, – сказала она, – что ты все равно пройдешь. Конечно, если только не подожжешь духовку или не врежешь по лицу Уилфреду Хани.
– Наверно, у меня получится воздержаться и от первого, и от второго, но «пройти» – не совсем то, к чему я стремлюсь.
Она на мгновение задумалась.
– Знаешь что? Расскажи им то же, что рассказал мне. О своей семье. Мне кажется, у тебя лучше получится, если они поймут, что у тебя было за детство.
– Это не покажется… потворством?
– Ну, можно опустить часть о супермаркете, – сказала она смеясь. – Можно сказать: «В детстве я редко ел традиционное печенье. Но родители научили меня ценить еду и кулинарию, и я постарался использовать продукты, которые им нравятся».
– Моя мама любит лаванду, – согласился он.
– И раз уж они будут смотреть, им будет приятно.
Он улыбнулся ей.
– Иди сюда.
Розалина подошла, Ален притянул ее к себе и страстно поцеловал. После этого он какое-то время смотрел на нее, будто пытаясь что-то понять.
– У тебя плохо получается соревноваться, да, Розалина-эм-Палмер? Это ужасно мило.
– Эй, я все равно хочу выиграть. Просто не хочу победить только потому, что твои родители никогда не покупали бурбон.
– Я и говорю – это ужасно мило.
И он снова ее поцеловал.
Суббота
Каким-то образом Розалина прекрасно справилась с выпечкой вслепую – уличным печеньем из Дели, в котором Анвита совершила фантастическую ошибку, решив взять рецепт, который узнала от своей бабушки из Пенджаба, а не тот, который Марианна положила перед ней. Окрыленная относительным успехом, Розалина после съемок затащила Алена к себе в номер. Он был более чем готов. А сочетание срочности и уединения придало всему этому интенсивность, которую Розалина признала раскрепощающей.
– Боже мой, – сказал Ален после этого, переводя дыхание. – Ты потрясающая.
Как оказалось, она и впрямь ощущала себя потрясающе.
– Спасибо. Ты тоже неплох.
– Ты явно пробуждаешь мою дикую сторону.
– Ага. Такая вот я. Дикарка Макдикарс.
Он засмеялся и потянул ее вниз, чтобы она легла ему на грудь. Несколько минут они молчали. Розалина пребывала в сонной, послеобеденной дымке.
– Чем бы мы ни занимались, – пробормотал Ален, – я не могу за тобой угнаться.
Это что, лесть? Или он намекал на то, что она ненасытная любительница полакомиться сладеньким?
– У тебя тоже неплохо получается.
– Я не это имею в виду. Просто знаю, что ты была с… разными людьми, и…
– Погоди. Я провела последние восемь лет, воспитывая ребенка. У нас с тобой по-прежнему счет идет на единицы.
– Да, но у тебя были как женщины, так и мужчины. И мне интересно, не возникает ли у тебя ощущение, что ты что-то упускаешь.
Ох, только не это. Разговор всегда в итоге сводился к этому. И хотя Розалина признавала, что это, вероятно, исходит из лучших побуждений – искреннего желания удовлетворить ее потребности, – она каждый раз не знала, как с этим справиться.
– Эм… ну, а ты?
– Я что?
– У тебя не возникает ощущение, что тебе чего-то не хватает, когда ты уже выбрал партнера?
– Конечно нет, – хотя я думаю, что каждый, кто состоит в моногамных отношениях, иногда задумывается о чужой лужайке. И мне кажется, это более заметно, когда ты привык к большому саду.
– Сомневаюсь, – сказала Розалина своим лучшим тоном, говорящим «я буду спокойна и не стану портить вечер», – что дело в том, что тебе нравится иметь у себя в саду. Некоторые любят моногамию. Кто-то – нет. Лично я – за моногамию. И когда я с кем-то, я не ищу кого-то еще. Независимо от гениталий.
– Не надо так, Розалина-эм-Палмер. Я не осуждаю. Просто не хочу, чтобы ты ощущала, что когда ты со мной, ты идешь на какой-то компромисс.
Она не любила обобщать, но встречаться с мужчинами было бы намного проще, если бы они признавались, когда их что-то беспокоит.
– Что ты, Ален, когда я с тобой, это не компромисс. Это выбор.
– Ну… – Его пальцы проскользили вдоль бабочек по ее позвоночнику. – Полагаю, в отличие от меня, у тебя уже было достаточно приключений.
– Ты ведь помнишь, что я соврала о том, что ездила в Малави?
– Ты все равно делала такое, на что я бы никогда не осмелился.
Наклонив голову, она бросила на него заинтригованный взгляд.
– Это ты так намекаешь, что би-любознательный?
– Вовсе нет, – спешно ответил он. – Не то чтобы это что-то… Я имею в виду… – Он запнулся на несколько секунд. – Я имею в виду… это как твоя татуировка. Все мои друзья в университете говорили, что, может быть, сделают ее, но никто так и не сделал, а потом это превратилось в «ну, как ты будешь относиться к этому через десять лет, если однажды захочешь баллотироваться в парламент». Тогда как ты пошла до конца.