– Я имею в виду, – продолжал Гарри, – и так ясно, что ты печешь лучше меня. Джози вкладывает тонну труда, хоть ее выпечка иногда бывает странной. Анвита просто…
– Превосходная и сексуальная? Если тебя выгонят, она хочет, чтобы ты сказал, что она превосходная и сексуальная.
– Ага. – Он нахмурился. – Я, наверно, этого не буду делать. Выставлю себя извращенцем.
– Вряд ли она будет возражать.
– Я возражаю. А еще шоу смотрит ее бабуля. Нельзя говорить бабушке чики, что та превосходная и сексуальная. Но все равно пекарь она хороший и заслуживает места в конкурсе. И Ален тоже. А Нора – бабуля, и никто не захочет отправлять бабулю домой.
– Да, но я не хочу, чтобы домой отправлялся ты, – возразила Розалина.
– Что? Ты будешь скучать по моему солнечному лицу и искрометным разговорам?
Она съежилась. И не покраснела. Ну, может быть, чуточку.
– Ты для меня… очень хороший друг. Несмотря на то, что иногда я бываю дрянью.
– Ты не дрянь, друг. Я рад, что познакомился с тобой. Когда мне будет шестьдесят, я смогу рассказать внукам о стильной чике – в смысле девушке, – которую встретил однажды, которую назвали в честь чики из пьесы Шекспира, которой не было в пьесе Шекспира.
– Думаешь, ты станешь рассказывать обо мне внукам?
Ей почему-то нравилась эта мысль, но она не могла объяснить почему.
– Я собираюсь рассказать внукам о всей своей чертовой жизни. Как Терри сломал ногу, когда упал в яму возле паба. Как я нашел картошку, похожую на Джереми Корбина. Как позволил чуваку отвести меня на матч «Арсенала».
– Что ж, рада, что значу для тебя столько же, сколько овощ смешной формы и мужчина, которому ты несколько раз говорил, что он – канонир.
– Вот такая гендерная социализация. – Он пожал плечами. – Не умею говорить о чувствах, значит, буду о канонирах и смешной картошке.
Розалина засмеялась, а потом…
– Здесь не так тихо, – сказал Ален, – как я себе представлял, когда ты сказала, что идешь выпить в тишине.
Она не знала, как давно он тут стоял и как много слышал – не то чтобы они говорили о чем-то, против чего он мог бы возразить, но ей все равно было странно, что он подслушивал.
– Черт. Прости. Потеряла счет времени.
– Да, я вижу.
Гарри бросил на Розалину взгляд «Мне уйти?», на что она пожала плечом и качнула головой, не зная, на какой исход надеется.
– Ничего особенного, приятель. – Он подтолкнул барный стул в сторону Алена. – Принести тебе выпить?
– Да, – Ален холодно смотрел на Гарри, – я выпью полпинты сорта «Отойди к чертовой матери от моей девушки».
Гарри встал, неторопливо допил свое пиво и отошел от барной стойки.
– Я не пытаюсь с ней флиртовать. Хорошего вечера, Розалина.
И господи, как же было неловко. Фактически она обещала Алену прийти, поэтому было понятно, почему он злится. Но дело даже было не в ней, от чего ей становилось еще неудобнее. Она вежливо пробормотала Гарри «И тебе», а затем повернулась к Алену.
– Слушай, я не хотела тебя путать. Но день был долгий…
– И это все, что тебе нужно было сказать. – Демонстративным жестом Ален проверил телефон. – Наверно, ты была права. Было бы лучше, если бы мы решили закончить сегодняшний вечер.
Розалина сидела и смотрела на Алена, все еще не совсем понимая, кто в этой данной ситуации мудак.
– Клянусь, я не хотела…
– Остановись на этом. Хорошего вечера, Розалина.
Если честно, вряд ли вечер таким останется.
– И тебе.
Воскресенье
– На этой неделе, – сказала Грейс Форсайт, – у нас, в «Пекарских надеждах», первоклассное блюдо. Оно – бич многих пекарей и позор шеф-поваров. То, что многие повара не умеют готовить. – Она выдержала паузу, чтобы зазвучала зловещая музыка. – В качестве последнего задания вы должны приготовить пудинг с начинкой-тестом. Он может быть роскошно липким или шелковисто-гладким. Главное, чтобы при погружении ложки она окуналась в богатый, вкусный соус. А чтобы усложнить вам задание, вы должны подать его с домашним мороженым. У вас есть четыре часа, начинайте со счета «три». Три, дорогие.
Точно. Розалина осмотрела свой стол с ингредиентами.
За этим она и приехала. Ну, не конкретно за пудингами с тестом-начинкой. Готовить, а не чувствовать себя несчастной, виноватой и запутавшейся из-за того, что расстроила мужчину, который назвал ее своей девушкой только в рамках словесной перепалки с другим парнем.
Проблема была в том, что пока вопрос о мудаке витал в воздухе, она все больше приближалась к выводу, что виновата была она. Это было откровенно грубо – сказать, что придешь на свидание, а потом… не прийти. И вместо этого пойти пить с кем-нибудь другим. Конечно, если бы она не выпила с Гарри, то до сих пор чувствовала бы себя расстроенной, виноватой и запутавшейся из-за того, что расстроила его во вторник. Так что, по сути, она лишь расположила свой список самообвинений в несколько ином порядке.
Кроме того, она все чаще задавалась вопросом, не использовала ли Гарри хотя бы отчасти как предлог, чтобы избежать секса. Что было несправедливо и по отношению к Гарри, и по отношению к Алену, и, в целом, по отношению к ней. Потому что неделя и впрямь вышла паршивая. У нее была возможность сказать: «Извини, я сегодня не готова», и она знала, что Ален не из настойчивых. Просто мало что так убивало ощущение себя активной раскрепощенной женщиной, контролирующей свою сексуальную жизнь, как нежелание заниматься сексом при редкой представившейся возможности.
Черт, зря она посмотрела на часы. Хоть она и начала готовить мороженое в раздраженном кулинарном трансе, она не могла поклясться, что сделала все правильно. Не помогло и то, что, оглядев бальный зал, она убедилась, что все остальные, даже Ален, который всегда был невероятно щепетилен, опередили ее.
О боже. Это неделя, когда ее выгонят. Неделя, когда она все испортит: ее мороженое взорвется и пудинг с тестом-начинкой будет просто тестом, а ей придется стоять перед камерой и говорить: «Я отвлеклась, потому что мне было грустно из-за парня». Хорошенький будет урок Амели: помни, дорогая, ты можешь делать все, что захочешь. Но если у тебя возникнут небольшие разногласия с кем-то, кто тебе нравится, все пойдет прахом.
– Итак, что ты приготовил для нас на этой неделе, Ален? – спросила Марианна Вулверкот из глубины зала.
Розалина, которая снимала цедру с апельсина так, словно от этого зависела ее жизнь или по крайней мере место на телевизионном конкурсе выпечки, изо всех сил старалась игнорировать их разговор.
– Ну, – Ален, как всегда, был очаровательным и застенчивым, – как вы видите, я отступился от травяного огорода.
Послышался легкий звон – это Марианна Вулверкот взяла в руки бутылку.
– Отступился и перешел на односолодовый виски восемнадцатилетней выдержки, как я погляжу.
Он засмеялся.
– Да, жалко добавлять такой в пищу. Но я подам бокал со своим карамельно-банановым пудингом с виски.
– Знаешь, – сказала Грейс Форсайт, – подкупать судей запрещено правилами.
– Выпивка – это не взятка, – пробурчала Марианна Вулверкот в ответ. – Это любезность.
Розалина тщательно очистила апельсин от цедры, выжала из него сок вместе с двумя его товарищами и начала растворять в смеси сахарную глазурь. Она не то чтобы запатентовала идею использовать пресловутое пристрастие Марианны Вулверкот к крепким напиткам. Но ей было неприятно, что он заимствовал прием, который она замечала по меньшей мере у двух конкурсантов в каждом сезоне.
– Чем ты занята? – спросил Колин Тримп.
Чем она занята?
– Паникую. Мечусь. Не успеваю.
Он просиял.
– Мне нравится. Это вполне нормально и понятно. Но только скажи так, будто не отвечаешь на вопрос.
– Прямо сейчас, – сказала она, слишком напряженная, чтобы сделать что-то еще, кроме как согласиться, – я паникую, мечусь и не успеваю.
– Можешь рассказать, почему?
– Мороженое готовилось немного дольше, чем я рассчитывала, а я знаю, что для застывания требуется не менее трех часов. Поэтому я могу достать его из морозилки и поставить перед судьями, и оно просто… – она развела руки по столу так, что, как она надеялась, будет похоже на тающее мороженое, – блу-лу-лу-лу-у.
О боже, теперь она станет той самой девушкой, которая делает «блу-лу-лу-у». Это лучше или хуже, чем девушка, которая хорошо смотрится в фартуке? И, возможно, это ее последний день на шоу. Может быть, «блу-лу-лу» станет ее достоянием.
– А меньше всего нужно, – услышала она свои слова, – чтобы мороженое сделало «блу-лу-лу-у».
Они прервались на обед в неудобный момент процесса выпечки, потому что пудинги нужно было подавать горячими, а мороженому требовалось много времени, чтобы застыть. Это был своего рода кошмарный сценарий – неприятности и британское отношение к ним были неотъемлемой частью шоу. Но если бисквит развалится или слой торта упадет на пол, вам, по крайней мере, будет что представить судьям. С мороженым дело обстояло так: либо оно есть, либо его нет. И она слишком живо представляла, как стоит перед Марианной Вулверкот и Уилфредом Хани и говорит: «Я приготовила вам передержанный пудинг, поданный ни с чем».
Это в значительной степени убило ее желание посидеть на газоне, съесть сэндвич с яйцом и кресс-салатом и попытаться завязать разговор с людьми, которые должны эффектно провалиться на этой неделе, чтобы у нее был хоть какой-то шанс остаться.
– Все хорошо, друг. – Гарри, по пути взяв сэндвич, похлопал ее по плечу. – Никогда не знаешь, каким получится мороженое. Остается просто положить его в морозилку и надеяться. Здесь победить может кто угодно.
Она оценила эту мысль. Но принятие того, что все они в опасности, не помогло ей успокоиться.
– Ненавижу начинать разговор с фразы «Можно поговорить?». – Ален сел рядом с ней, сжимая в руках упаковку авокадо. – Но мы можем поговорить?
Честно говоря, она бы предпочла спокойно поразмышлять. Вот только, уклонившись от секса, не знала, стоит ли ей уклоняться от серьезного разговора о чувствах.