– Ты хочешь сказать, – перебил ее Ален, – что мне надо стать женщиной с низкой самооценкой?
Ладно. Значит, все очень плохо. Жаль, что они не могли просто заняться сексом. Обычно это все улаживало.
– Думаю, дело скорее в том, что конкурсанты-мужчины обычно не испытывают недостатка в уверенности из-за патриархата и всего прочего. Поэтому в шоу им нужно вести себя по другому. И, возвращаясь к патриархату и прочему, фраза «У тебя очень хорошие технические навыки, но ты не в ладах со своими чувствами» – это, пожалуй, хороший путь развития, который могут дать конкурсанту-мужчине.
И теперь, когда она это сформулировала, сердце Розалины затрепетало, как суфле. Потому что это явно была история этого сезона. А значит, Ален будущий победитель, а она – та, кто хорошо смотрится в фартуке.
Вопрос в том, достаточно ли хорошо она смотрится в фартуке, чтобы пройти в финал?
Ален снова нахмурился.
– Это ведь шоу о выпечке. Оно должно быть о том, как хорошо ты умеешь печь.
– Это ТВ-шоу. В нем важно, насколько хорошо ты умеешь играть на камеру.
– Какие мы с тобою циники, Розалина-эм-Палмер.
Она положила свою ладонь на его, надеясь, что это его успокоит.
– Ты ведь знаешь, что ты отличный пекарь. Тебе просто нужно чаще показывать, что ты испытываешь, когда готовишь.
– В основном я испытываю такие чувства: «Я рад, что все идет по плану» или «Я волнуюсь, что все идет не по плану».
– Нет, речь о выпечке в целом. – Она обвела рукой, пытаясь показать радость всех на свете. – По сути, весь смысл в единении. Ты печешь для близких или по какому-нибудь поводу, или по праздникам, или чтобы что-то вспомнить, или чтобы поднять себе настроение.
– Или ты начал печь, потому что нашел интересный рецепт и захотел его опробовать.
Они шли молча, находясь в каком-то странном тупике.
Но когда они дошли до парковки, Ален осторожно повернул ее лицом к себе и поцеловал.
– Очень мило, что выпечка для тебя так много значит. Но для меня это технический навык. Мне нравится демонстрировать его, но я не хочу притворяться, что это нечто большее, чем есть на самом деле.
Розалина сглотнула. Ее сердце пролетело мимо развалившегося суфле и упало в миску для смешивания.
– Ты прав. Я… Я глупая и сентиментальная.
– Розалина, – он смотрел на нее тем напряженным, серьезным взглядом, который у него иногда появлялся, – в твоей жизни есть нечто гораздо большее, чем выпечка.
Она открыла рот, не совсем понимая, что хочет сказать и что скажет, и будет ли это одно и то же. Потому что, безусловно, в ее жизни было нечто большее, чем выпечка. Просто она не знала, совпадает ли ее большее с его. К счастью, от необходимости отвечать ее спас резкий скрип шин по гравию, когда перед ними остановился «Ягуар» Лив.
– Мне пора идти, – сказал Ален, наклоняясь, чтобы поцеловать ее напоследок. – Кстати, Лив от тебя без ума. Увидимся в четверг.
Когда машина отъехала, оставив Розалину одну, зажужжал ее телефон. «Твоего отца вызвали на работу. Я могу приехать и забрать тебя, но не раньше чем через два часа».
Это было настолько обыденно, что даже не обидно. Кроме того, нужно быть дерьмовым человеком, чтобы обижаться на срочный случай медицинского вызова. «Все в порядке, – ответила она. – Не торопись. Я могу подождать в отеле».
Закинув сумку на плечо, она направилась обратно по подъездной дорожке, но встретила Гарри, идущего в другую сторону.
– Что-то случилось, друг? – спросил он.
– А, ничего. Просто папа не может меня забрать, а маме потребуется время, чтобы добраться сюда.
Он с тревогой нахмурился.
– С ним все хорошо?
– Да. А вот кому-то другому, видимо, нет. Он – кардиолог и сейчас даже с постели не встает, если это как минимум не тройное шунтирование с осложнениями.
– Ничего себе. – Казалось, он хотел узнать больше о медицинской карьере Сент-Джона Палмера, но, видимо, не решился. – Слушай, ты живешь не так далеко от того места, куда я еду, и, мне кажется, не стоит заставлять ехать твою маму в такую даль. В фургоне есть место, если ты не против засунуть ноги в ящик с инструментами.
Розалина собралась сказать: «Нет, все в порядке, не нужно», но он сам предложил, и выбор стоял между тем, чтобы отнять двадцать минут у Гарри или два часа у Корделии.
– На самом деле ты бы очень меня выручил.
– Отлично, приятель. Сюда.
И вот, едва отойдя от автостоянки, Розалина неловко набирала одной рукой сообщение маме, пока шла за Гарри к фургону «Добсон и сын». Он открыл для нее пассажирскую дверь, и она забралась внутрь. Через несколько секунд он присоединился к ней, а еще через несколько секунд они уже ехали по дороге.
Было что-то неожиданно интимное в том, чтобы разделять с ним его пространство, особенно когда само пространство было небольшим, и она прекрасно осознавала, как близко они находятся. Мягкие завитки волос на его предплечьях. Четко очерченная линия челюсти с тенью свежей щетины. Глубоко посаженные глаза и длинные темные ресницы, более заметные в профиль.
– Гарри? – спросила она.
– Да?
– А почему… почему тебе нравится печь?
Он вздохнул как тот самый техник, который сказал: «Я не знаю, что с вашим котлом».
– Это расслабляет. Приятно заниматься делом, в котором ты разбираешься. И все знают, что если тебя побеспокоят, пока ты печешь пирожные, то пирожных не будет. Поэтому выпечка помогает, если нужно успокоиться и все такое.
– Амели этот урок не усвоила.
– Ну, с детьми всегда все иначе, так ведь? Через две секунды после того, как Руби с Эмбер заходят на кухню – это дети Сэм, кстати, – ты понимаешь, что ничего не приготовишь. Но дело ведь не в этом, да? Это же, ну, семья и все такое.
Она кивнула.
– Наверно.
– А с чего вдруг такой вопрос?
– Не знаю. Я… я вложила столько сил и порой задаюсь вопросом, не трачу ли время зря.
– Почему, потому что твой папа – кардиолог, а ты – нет?
Вот поэтому с Гарри было трудно. По нему не скажешь, что он проницательный. Но у него получалось… понимать ее?
– А мама – онколог.
Он задумался над этим.
– Черт побери, вы же не из тех самых умных засранцев, да?
– Они – да. А меня выгнали из универа.
– Это не значит, что ты не умная. Просто ты выбрала другое.
– Может быть. – Она вздохнула. – Но дело в том, что мой выбор кажется не таким уж значимым.
– Вот тут я не знаю, друг. А может, я сам хочу простых вещей.
– Это как?
Он пожал плечами, не отрывая глаз от дороги.
– Ну, меня растили так, что если ты работаешь, и платишь по счетам, и заботишься о близких, то тебе больше ничего и не надо.
– А так ли не надо? – размышляла она вслух. – Может ли этого в самом деле быть достаточно?
– Ну, – он бросил взгляд в ее сторону так быстро, что она едва не подумала, что ей показалось, – мне бы хотелось получить кое-что, чего у меня нет. Но такова жизнь, ведь так?
– И тебя не волнует, что в ней может быть, не знаю, нечто большее?
На это он рассмеялся.
– Конечно, есть большее. Ну и что с того? Никто не может иметь все и сразу. Нужно просто понять, что тебе важно. А потом не дать тому, что не важно, мешать делать то, что важно.
Все это казалось таким простым, достижимым… и доступным, когда он это говорил. Но она знала, что стоит выйти из фургона, как она тут же окажется в океане «могла бы», «должна» и чужих ожиданий.
Однако это не мешало ей притвориться. Представить на мгновение, что у нее может быть такая же жизнь, как у Гарри. Где твой мир такой, каким ты его сделал, с такими людьми, которых ты в него пускаешь, и тебе этого достаточно.
Седьмая неделя. Полуфинал
Четверг
Розалина приехала к Алену к восьми. К ее удивлению, дверь открыла Лив в элегантном черном платье и с полупустым бокалом вина в руке.
– Розалина, – воскликнула она, обнимая ее несколько неловко из-за бокала с вином и из-за того, что Розалина не ожидала увидеть ее, не говоря уже о том, что она стала ее обнимать. – Привет. Заходи. Ален на кухне.
Надеясь, что мысль «Какого черта?» не отразилась на лице, Розалина проследовала за Лив в гостиную, где остановилась с изумленным видом, пока Лив снимала свои туфли и по-кошачьи сворачивалась на диване.
– Разве не замечательно, – промурлыкала она, – встречаться с мужчиной, который готовит?
– Ну, я познакомилась с ним на кулинарном шоу, так что было бы странно, если бы он не умел.
Лив махнула бокалом с вином.
– Поверь мне, такое все равно нельзя воспринимать как должное. Все мужчины, с которыми я встречалась после Алена, были из разряда «питается едой навынос и трахает свою секретаршу».
Что это сейчас было?
– Может быть, тебе просто не везло?
– О, мне очень везло. Я всегда точно знаю, во что ввязываюсь. – Молчание. Затем вздох. – Но я скучала по Алену. Он всегда был не таким, как все. – Снова молчание. – Думаю, дело в том, что он архитектор: это достаточно творческая работа, чтобы не быть полным сухарем и жалким неудачником, но не настолько, чтобы вести себя, как полный кретин. И она достаточно официальная, чтобы не ходить в сандалиях, но не настолько, чтобы могло сойти с рук все что угодно.
– А ты не пробовала, – предложила Розалина, – встречаться с кем-нибудь… кто не подходит под это описание?
Лив пристально посмотрела на нее.
– Признаю, такая мысль приходила мне в голову.
Все началось странно и не выказывало никаких признаков того, что это прекратится.
– Извини, что наступаю на твою… Между вами… – Розалина, как могла, жестом спросила: «Ты все еще влюблена в моего парня?» – Вы с Аленом…
– Вовсе нет, дорогая. Я признаю, что мы то сходились, то расходились, но в обозримом будущем между нами все кончено.
Спросить: «Так почему ты в его доме и одета как на свидании?» – было невежливо, но Розалине в самом деле хотелось знать, почему Лив в его доме и одета как на свидании. Прежде чем она успела сформулировать хотя бы полувежливую версию этого вопроса, в дверях появился Ален с подносом несладких макарун.