и все, что к нему прилагалось. Розалина бросила взгляд на Алена, чтобы узнать, как он это воспринял. Похоже, ответ был таков: «Спокойно». Что не утешало.
– Э-э, Лив, – сказала Розалина, чувствуя себя одновременно слишком пьяной и слишком трезвой. – Думаю, тебе стоит одеться.
– Когда мы только начали узнавать друг друга ближе?
Именно так Розалина представляла себе обезвреживание бомбы: она не хотела быть здесь, понятия не имела, что делает, и был очень большой шанс, что бомба взорвется прямо у нее перед носом.
– Слушай, извини, если произвела неправильное впечатление, но мне было бы гораздо приятнее, если бы мы остановились на вине и разговорах. А все это не переросло, сама понимаешь, в вечер раздеваний.
– Ой, да ладно тебе. – Ален тоже встал, заставив Розалину внезапно осознать, как трудно будет выйти из комнаты. – Признай, она красивая. Разве ты не считаешь ее красивой, Розалина?
– Да. Но…
Внезапно на ее коленях оказалась Лив. И Лив поцеловала ее. А Ален смотрел, как Лив целует ее, и не в том смысле, что «О боже, моя пьяная подруга позорится». Поскольку она не могла отодвинуть Лив, не повалив ее на пол и не коснувшись ее так, что это можно было истолковать как поощрение, Розалине пришлось отвернуть лицо в тщетной попытке показать, что ей это не нравится.
– У тебя такие мягкие губы, – пробормотала Лив.
– Пожалуйста, прекрати.
– И ты такая сладкая на вкус.
– Нет. Серьезно. Прекрати.
– Успокойся, Розалина. – Это был Ален. – Это просто игра.
Она пристально смотрела на него, как только могла, через постоянно приближающиеся губы Лив.
– Это ни разу не игра. Это сексуальное насилие.
– Не глупи. Вы обе очень привлекательные женщины. Вы знаете меня, доверяете и нравитесь друг другу. Что плохого в том, что трое взрослых людей собираются вместе, чтобы познать себя?
– Тот момент, что я на это не подписывалась.
Перестав беспокоиться о двусмысленности, она схватила Лив за плечи и попыталась отпихнуть в сторону. Но Лив схватила ее в ответ, и они упали на диван, Лив смеялась ей в ухо и пыталась снова поцеловать, а Розалина старалась освободиться. Отчаянным движением ей удалось перекатиться на пол, при этом она ударилась локтем о кофейный столик.
Она вскочила на ноги, разбросав по ковру остатки куриных крылышек, и бросилась вверх по лестнице, в ванную. Захлопнув дверь и заперев ее, она пробралась в дальний конец и, дрожа, прижалась к стенке.
Через минуту или две она услышала шаги Алена за дверью и увидела, как поворачивается дверная ручка.
– Розалина, – его голос доносился сквозь дерево, приглушенный, но определенно недовольный, – ты ведешь себя очень по-детски.
О господи, как она вляпалась в эту передрягу? Неужели она неправильно выразилась или случайно сказала: «Эй, знаешь, чего бы мне очень хотелось? Чтобы ты свел меня с неопределившейся бисексуалкой, которую я видела ровно два раза».
– Вы оба пытались заняться со мной сексом, когда я этого не хотела. Я не веду себя по-детски. Просто сейчас мне не по себе.
Вздох.
– Ты же знаешь, что все было не так.
– Я там тоже была.
Затем молчание. И снова последовал рассудительный тон Алена.
– Очевидно, этот вечер пошел не так, как мы хотели. Может быть, спустишься вниз и мы попробуем еще раз?
– Под «попробуем еще раз» ты подразумеваешь попытку снова затащить меня в постель с Лив, не так ли?
– Я имею в виду попытаться насладиться обществом друг друга и посмотреть, что из этого выйдет. Ты многогранная личность, Розалин-эм-Палмер, но не ханжа.
Этот момент очень не подходил для того, чтобы называть ее Розалиной-эм-Палмер. Милые и, как ей теперь подумалось, слегка уничижительные прозвища не очень хорошо срабатывают, когда ты напугал кого-то настолько, что он прячется от тебя в ванной. Потому что фактически она не сама попала в эту ситуацию. Это Ален поставил ее в такую ситуацию. Намеренно.
– Какого хрена? Ты серьезно пытаешься убедить меня, что я должна доказать, будто не подавляю свою сексуальность, и трахнуть твою бывшую-натуралку?
– Лив не уверена, что она натуралка, и я считаю, что это важно уважать.
– Да, господи. Ты же не перестанешь, да?
Он подергал за ручку двери, на этот раз сильнее.
– Не пойму, что на тебя сегодня нашло. Ты очень открыто говорила о том, что тебя привлекают женщины. Ты явно жила довольно легкомысленно. И мы не сделали ничего, что заставило бы тебя чувствовать себя неудобно.
– То, что ты пригласил свою бывшую, ничего мне не сказав, уже неудобно. То, что ты нас обеих напоил, неудобно. Все твои дерьмовые комментарии заставляют меня чувствовать себя неудобно. – Дыхание у нее иссякало быстрее, чем обида. – От разговоров о моем теле с твоей подругой мне стало неудобно. Смотреть на то, как на меня нападают, будто это ночной показ порно, неудобно. И то, что ты стоишь у входа в ванную, где я заперлась по уважительной причине, и ведешь себя так, будто это тебе сделали больно, заставляет меня чувствовать себя неудобно. Это приводит меня в чертово бешенство.
Последовало долгое молчание.
– Ханжество тебе не к лицу, Розалина, – сказал он наконец.
Ей было очень важно сохранять злость, чтобы не расплакаться.
– Я бы хотела сказать, что это… это… это… право на извращения тебе тоже не идет. Но на самом деле я начинаю думать, что ты просто всегда такой и был.
– Сейчас я оставлю тебя в покое, – сказал он ей через дверь. Его голос был не холодным, но спокойным – спокойствие, которое она сама применяла, когда Амели закатывала истерику, отказывалась есть горошек или делать домашнее задание. – Возможно, когда ты успокоишься, мы сможем нормально поговорить.
Это было бессмысленно. Совершенно бессмысленно. Хуже того, это начинало напоминать ей спор с отцом. Он так же отказывался признавать реальность за пределами собственного узкого восприятия.
– Я хочу домой, – сказала она.
– Никто из нас не в состоянии водить, а поезда уже не ходят. Так что, как будешь готова, можешь выйти из ванной, извиниться перед Лив и попытаться все исправить.
Одной мысли о том, что он считает, будто это она должна извиняться, было достаточно, чтобы ей захотелось задушить его полотенцем для рук. Но она знала эту игру. Она играла в нее годами. Раз она молчит, значит, признает свое поражение. Если она злится, значит, ведет себя неразумно. Все, что она могла сделать, – держаться своей точки зрения и прекратить попытки поговорить с тем, кто явно никогда ее не слушал.
– Я не доверяю тебе. Я не выйду из ванной.
– Можешь сидеть там хоть всю ночь.
– Вот увидишь, так и сделаю.
– Ладно. – Снова вздох. – Я буду внизу, с Лив, когда ты придешь в себя.
Вот только Ален упустил из виду, что она уже пришла в себя. К сожалению, она застряла в ванной комнате, в Венеции гребаного Котсуолдса, в трех стенах и лестничной клетке от пьяной женщины и мудака.
Теперь, когда Ален ушел, Розалине не на кого было злиться, и это оставляло гораздо больше пространства для страха. Она была уверена, что они не станут ее ни к чему принуждать – не в прямом физическом смысле. Но еще она хорошо знала, что алкоголь, изоляция и социальное давление не могут привести ни к чему хорошему. Особенно когда ты знаешь, что ты хороший человек, который не способен ни на что плохое.
Поэтому у нее оставался один вариант – убраться оттуда на хрен. Только вот когда человеку, с которым ты проводишь большую часть времени, восемь лет, это сильно сокращает список контактов «на случай непредвиденных обстоятельств». Лорен и Эллисон не годились, потому что они присматривали за Амели, а она не хотела, чтобы одним из самых ярких детских воспоминаний ее дочери было то, как ее вытащили из постели в полночь, чтобы спасти маму от неудачного секса втроем. А родители… Даже если бы они не были заняты, она бы предпочла трахнуть Лив.
Розалина уставилась на свой телефон. И позвонила единственному контакту, которому могла. В конце концов, они были друзьями. По сути, друзьями. Все будет хорошо.
– Ты в порядке? – спросил Гарри, взяв трубку после нескольких гудков. – У тебя опять вырубилось электричество?
– Нет. Не совсем.
– Если что-то с водой, я могу позвонить другу, но, скорее всего, только завтра.
Ладно, она сказала себе, что все будет хорошо? Не будет. Потому что ее мама была права все эти годы: оказаться в ситуации, когда для спасения нужен парень, было чертовски отстойно.
– Гарри, мне стыдно просить. Но я у Алена. Ты можешь приехать и забрать меня?
– Что-то случилось?
– Да. В каком-то смысле.
– Ты в безопасности, друг?
– Я… заперлась в ванной.
К счастью, он не стал ее дальше расспрашивать.
– Хорошо. Сиди там. Пришли адрес. Я приеду так быстро, как только смогу. Я пришлю тебе сообщение, когда буду возле дома.
Розалина с дрожью выдохнула.
– Хорошо. Спасибо. – Она не хотела вешать трубку. Но не могла позволить батарее сесть. – Ну, пока. До скорого.
Это были не лучшие два часа в жизни Розалины. Ален снова попробовал уговорить ее не глупить и помочь ему воплотить в жизнь фантазию, которая, по-видимому, сидела у него в голове с момента, как они познакомились. Но после того, как она в третий раз его послала, он сдался. Оставил ее смотреть на экран телефона, пока она не услышала шум мотора грузовика снаружи и не увидела входящее сообщение.
«Приехал», – говорилось в нем.
И это было именно то слово, которое она хотела в этот момент видеть.
Розалина услышала дверной звонок. Затем – гул разговоров внизу. И шаги в холле.
Если честно, она хотела уйти из секс-дома Алена еще до того, как Лив сняла с себя платье. Но теперь, когда момент настал, ей было трудно сдвинуться с места. Опираясь на вешалку для полотенец, она неуверенно поднялась на ноги и как можно тише отперла дверь.
– Какого хрена ты тут делаешь? – говорил Ален.
– Я приехал за Розалиной.