– Я все равно тебе благодарна.
– Да, я знаю. Тебе не нужно это доказывать. Хочешь воппер?
На самом деле она любила вопперы. И очень хотела воппер.
– О боже, да. Ален не только пытался заставить меня трахнуть свою бывшую, он пытался заставить меня заниматься этим после несладких макарун и салатика из горошка.
– Вот это точно злодейство.
Они запаслись вопперами и заняли место в почти пустом зале по обе стороны от стола, который очень старался притвориться, будто сделан из дерева.
– Мне всегда нравились такие места в детстве, – заметил Гарри. – В них чувствуется какая-то магия.
Розалине никогда это не приходило в голову, но в какой-то степени он был прав.
– Они и впрямь… отделены от пространства и времени.
– Да, иногда в таких залах бывали игровые автоматы или вибрирующее массажное кресло. Мы дрались за него, как в «Игре Престолов». Хотя не знаю почему, ведь оно было дерьмовое.
– Я запомню на случай, если окажусь поблизости от вибрирующего массажного кресла.
– Так вот… – Гарри нарисовал полоску кетчупа картофелем фри, который он, по-видимому, есть не собирался. – Я подумал, что тебе будет интересно узнать, что на днях я ходил к врачу. Похоже, у меня тревожность… как ты и говорила. Меня пытаются лечить какими-то таблетками, и я в очереди на телефонную терапию. Ну, типа, как по телефону. А не с телефоном.
Розалина подняла взгляд от своего гамбургера, стараясь не казаться настолько потрясенной, насколько себя ощущала.
– Ты ходил к врачу?
– Ага. Мне показалось, что мне это надо, если честно. Я знаю, что был груб с тобой, но потом подумал: «Розалина ведь умная. Наверное, она знает, о чем говорит».
– Ты сильно переоценил мою компетентность.
– Не притворяйся дурочкой, друг. Я просто говорю, что тебя стоит слушать. И что ж, ты оказалась права. Оказывается, я псих.
– Вряд ли это научный термин, – сказала она.
– Тебе больше нельзя так говорить. Как психически больной, я сам решаю, как мне себя называть.
– А тебе не кажется, что «человек с тревожным расстройством» подходит больше?
Он одарил ее хитрой улыбкой.
– Не многовато ли слов?
– Ладно. Но если что, хочу, чтобы ты знал, я не считаю тебя психом.
– Спасибо, приятель. – Он до сих пор играл с тем же куском картофеля. – Хотя это странно. Ну, понимаешь, как-то дезориентирует. Потому что многие вещи, которые я считал такими, какие они есть… оказались не такими или не должны быть такими. И от этого голова идет кругом.
– Я думаю, что… головокружение – это тоже часть процесса.
– Может быть. Но сейчас я перешел от «Все считают меня козлом?» к «Надеюсь, все не считают меня козлом», а потом к «Все ли считают меня козлом, или мне кажется, что все считают меня козлом только потому, что я псих или козел?» И я не знаю, помогает ли мне это.
Розалина спасла распадавшуюся картошку и бросила ее в мусорный мешок.
– Тебе станет легче, когда привыкнешь. И таблетки помогут снять напряжение, а терапия даст новые способы справиться с подобными вещами.
– Да, и я в самом деле чувствую себя лучше. То есть, – он пожал плечами, – я думал, что меня высмеют, но врач очень хорошо отнеслась ко мне. Сказала, что это обычное дело. Много вариантов. Не о чем беспокоиться. Что как-то странно говорить человеку, которому ты поставила диагноз «тревожность».
Несмотря на то что Розалина оказалась на станции техобслуживания после катастрофически провального секса втроем, она улыбнулась.
– Я искренне рада, что тебе помогают. Знаю, как это тяжело. В конце концов, я последний человек, который должен читать другим людям лекции о том, как бороться с проблемами психического здоровья.
– Из-за родителей?
– По большей части. – Теперь настала ее очередь ковыряться в еде и класть кусок салата в странную майонезную заправку. – Это такая проблема среднего класса, что даже невыносимо. Типа: «О горе, моя жизнь прекрасна, но мне грустно, потому что папа не купил мне пони».
– А мне не кажется, что у тебя горе. И дело не в том, что папа не купил тебе пони, а в том, что они с твоей мамой всю жизнь вели себя как кретины.
– Но даже в этом случае они просто не поддерживают меня. Меня ведь не запирали в шкафу или что-то в этом роде.
– Это же не соревнование, правда, приятель? А то если так, мы бы все проиграли, потому что есть те, у кого рак или чей дом разрушили.
– Это не очень-то утешает.
– Всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе, но ты им не поможешь, если будешь игнорировать собственные проблемы. – Он начал приводить в порядок остатки своей порции воппера. – Я чувствую себя идиотом из-за того, что не разобрался с этим много лет назад. Да я и не смог бы, потому что у меня не хватало слов, чтобы об этом подумать, пока ты не усадила меня и не сказала: «С тобой что-то не так, приятель».
– Я сказала не это.
– В хорошем смысле. Суть в том, что если бы я знал, я бы что-нибудь сделал, меньше бы волновался и больше, ну, поддерживал других. Стал бы лучшим другом, лучшим братом, лучшим сыном и так далее. Работать над своими проблемами – это не эгоизм. Эгоистично не работать. Эгоистично, узнав, что у тебя есть проблема, кричать на милую девушку, которая пытается тебе помочь.
Розалина скривилась, чувствуя, что не заслуживает такой похвалы.
– Я… Я не… Это ведь не я чиню людям электричество и еду через полстраны, чтобы забрать их с секс-вечеринки, на которую они не соглашались.
– Забудь, приятель. Это совсем разные вещи, так ведь? И если посудить, то мы квиты.
Возможно, он был прав. А может быть, дело было вовсе не в этом, и не нужно было вести постоянный учет того, кто кому что должен. Потому что большинство людей, по крайней мере тех, которых хочется видеть в своей жизни, все равно не станет использовать это против тебя.
Мысль была странная, но она несла утешение.
Когда они подъехали к дому Розалины, который стоял в конце террасы, с выключенным светом и ощущался странно пустым, было почти три.
– С тобою все будет нормально, друг? – спросил Гарри, пока она топталась на пороге.
– Ну… наверно. Это очень глупо, но я не привыкла спать дома одна.
– А Лорен и Амели нет?
– Нет, жена Лорен в городе, поэтому Амели у них. – Она откопала ключи в сумочке. – Наверно, оно и к лучшему. Мне бы не хотелось объясняться с кем бы то ни было.
– Они бы поняли. По крайней мере Лорен. Амели еще маленькая.
– О, Лорен поймет, но у нее будет свое мнение на этот счет. Она из тех, кто поддерживает совсем не в том направлении, в котором надо.
Он кивнул.
– Да, Терри такой же. Типа, я встречался в прошлом году с одной девушкой, и ей пришлось уехать в Джерси, к сестре. Я позвонил Терри и такой: «Эмма меня бросила, потому что ей надо ехать в Джерси, к сестре». И он завелся: «Ой, друг, да как она посмела, никогда она мне не нравилась, ты для нее слишком хорош». А я такой: «У ее сесты рак, друг». А он: «Все равно ей не стоило так с тобою поступать». А я такой: «Она же не знала, что ее сестра заболеет раком». И вот так полчаса я защищал Эмму от своего лучшего друга, а я всего-то хотел выпить с ним по пинте.
– Да, когда я расскажу об этом Лорен, потому что мне в любом случае придется это сделать, она тут же начнет: «Роз, дорогая, вот что бывает, когда связываешься с гетеро-мужлом». И затем мне придется защищать мужчин перед подругой после того, как один из них поступил со мною, как полный козел.
– Знаешь, – задумчиво продолжил он, – даже не скажу, поладили бы друг с другом твоя Лорен и мой Терри или бы к хренам поубивали друг друга.
Розалина толкнула дверь и уставилась в темный коридор.
– Так… эм… не хочешь зайти?
Последовала пауза. Затем Гарри потер затылок.
– У тебя только что паршиво прошло свидание с парнем из шоу. Наверно, я не тот человек, с которым тебе бы сейчас хотелось провести время.
– Почему? Ты усядешься на диван и предложишь секс втроем?
– Я и не собирался. В смысле… ты знаешь меня не очень хорошо. В доме пусто. Знаю, ты не хочешь оставаться одна, но я не хочу, чтобы тебе стало… хуже.
Может, так и будет. Но если Розалина чему-то и научилась за последние несколько недель, так это тому, что сомнения в собственных инстинктах и эмоциях ни к чему не приводят.
– Может быть, попробуем и посмотрим, что выйдет?
– Хорошо. Просто уточняю, что ты этого хочешь.
– Да, – сказала она, вставляя ключ в замок. – Хочу. Пробую кое-что новое: если я чего-то хочу, я буду честно себе об этом говорить.
Она включила свет в прихожей и прошла в гостиную, включив освещение там, а также лампу на кухне. Похоже, в холодильнике никто не прятался, не готовился выпрыгнуть и заставить ее трахнуть дизайнера интерьера. Но сейчас она была не в том настроении, чтобы везде было темно.
– Чашечку… чего-нибудь? – спросила она, когда Гарри осторожно опустился на диван. – Наверное, уже поздновато для чая.
– Мне хватит стакана воды.
– Кажется, у меня даже есть «Хорликс».
Это заставило его улыбнуться.
– Давай. Я не пил его с десяти лет.
– Подруга Амели пьет его перед сном, и Амели тоже захотела. Но она его попробовала всего раз, решила, что он отвратительный, и теперь он грустно стоит в буфете.
– Он какой-то странный, да? Как будто пьешь «Мальтизер». И теперь, когда я об этом думаю, все становится на свои места, потому что это солодовый напиток.
– А солод – это вообще что? – спросила Розалина.
– Вроде бы мармелад, нет?
Смеясь, она скрылась на кухне и поставила чайник. Через пару минут она вышла с двумя кружками кремово-бежевой жидкости, которая сразу же наполнила комнату запахом приготовления ко сну.
– Спасибо, приятель. – Гарри взял свою кружку и подул на нее. Он подождал, пока Розалина пристроится рядом с ним, а затем продолжил. – Ну, как ты держишься?
– А, я в порядке. В порядке. Честно говоря, все хорошо. Наверно, мне даже полегчало, потому что пока мы были вместе, я словно пыталась что-то доказать – или ему, или себе, или своим родителям. А теперь не нужно, и вообще-то никогда не нужно было, и это… это очень здорово.