– «Линкольн в бардо».
– И что же было в конце? – спросила Нора тем же тоном и тем же взглядом.
– Сюжет, – ответил Ален, – в общепринятом смысле не является сутью романа.
– Не дочитал, да?
– Если ты не заметила, я участвую в финале телевизионного конкурса пекарей. У меня были и другие дела.
Сложив свою коробку из-под сэндвича в аккуратный квадрат, Нора улыбнулась.
– Когда мне нравится книга, я ношу ее с собой.
– Не все книги требуют одинаковой степени сосредоточенности. Я предпочитаю…
Внезапно потеряв способность сохранять хотя бы видимость вежливости, Розалина рассмеялась почти в лицо Алену.
– Да боже ты мой. Просто признайся, что не дочитал эту модную книгу, которую читаешь только ради того, чтобы произвести впечатление, что ты читаешь модную книгу, ты, огромный хипстерский кусок дерьма.
Это явно порадовало Нору.
Что касается Алена, то он покраснел, потом побледнел, а затем поднял бровь.
– Неужели «кусок дерьма» – это самое остроумное оскорбление, которое ты можешь придумать?
– Скорее всего. – Розалина пожала плечами. – Потому что, в отличие от тебя, я не трачу свободное время на придумывание изобретательных оскорблений только для того, чтобы чувствовать себя менее жалкой.
– Человек с твоими жизненными выборами, – проговорил он своим самым высокомерным и неприятным голосом, – не в том положении, чтобы называть кого-то жалким.
Розалина закатила глаза.
– О, Ален, Ален, Ален. Меня бы это уничтожило. Если бы мне было не наплевать на то, что ты думаешь.
– Ну, тебе было достаточно не наплевать, чтобы настроить Лив против меня.
– Нет, ты сделал это сам. Потому что, как ни странно, женщинам не нравится, когда ты пытаешься заставить их трахнуть свою девушку. А теперь идем. – Она встала и помогла Норе собрать остатки ее обеда. – Нам пора возвращаться на съемочную площадку.
В бальном зале уже собрались Грейс Форсайт и судьи. Три финалиста поспешили на свои места для промежуточного итога.
– Надеюсь, вы готовы, мои друзья-круассанчики. – начала Грейс Форсайт, – Потому что для вашего последнего, заключительного конкурса выпечки в последнем, заключительном эпизоде этого сезона, то есть в финале, у нас есть для вас сложнейшая задача. Мы хотим, чтобы вы приготовили свои самые наилучшие, элегантные, изысканные, победные, завершающие сезон антреме.
Она обратилась к зрителям.
– Это многослойные муссовые торты, которые первоначально подавались между блюдами. Entre mets, как говорят французы. А поскольку их часто нужно оставлять в холодильнике на ночь, вы начнете работу сейчас и закончите завтра. Как раз к праздничному чаепитию. У вас есть три часа, на счет «три». Три, дорогие.
Так. Вот и все. Действительно все. Финал. В дело пошло все: умение Розалины добиться того, чтобы мусс застыл, бисквит зарумянился, а зеркальная глазурь стала собственно зеркальной.
Было странно осознавать, что это последний раз, когда они находятся в бальном зале и пытаются приготовить что-то несуразное и экстравагантное за очень короткое время в совершенно неподходящей для этого обстановке. Неужели прошло всего несколько месяцев с тех пор, как она стояла здесь, забыв, как бланшировать миндаль, и ужасалась, что постоянно принимала неверные решения и разочаровывала людей?
Она наконец-то поняла, что жизнь – это не выпечка вслепую. Жизнь не в том, чтобы следовать чьим-то расплывчатым инструкциям в надежде, что испечешь нечто, что одобрят другие, в соответствии с набором стандартов, о которых тебе не сказали.
Жизнь – это когда бывшая девушка помогает тебе тогда, когда никто больше не помогает.
Жизнь – это когда ты кричишь на учительницу своего ребенка за то, что бифобия для нее – норма.
Жизнь – это когда четыре года ведешь один и тот же чертов спор о том, что надо чистить зубы.
Жизнь – это когда знакомишься с кем-то, на кого и не подумала бы, что он тот, кто тебе нужен.
Жизнь – это когда выигрываешь в конкурсе выпечки на телевидении. Или не выигрываешь.
Жизнь – это когда за тобою гонится козел, а ты думаешь, что это бык.
Неважно, какая она. Важно то, что она твоя.
Воскресенье
– Сегодня я приготовила для вас, – сказала Нора, представляя свою выпечку, или, технически, заморозку, перед судьями с гораздо меньшими церемониями, чем все остальные, – антреме тирамису. Вкус тирамису, как я люблю, но антреме я никогда раньше не готовила.
Торт Норы представлял собой безупречный диск из блестящего темного шоколада, украшенный трюфелями и нехарактерно тонкой сахарной работой.
– Я впечатлена твоей презентацией, – сказала Марианна Вулверкот.
– Ну, – Нора улыбнулась, довольная собой, – это финал. Я подумала, что пора доставать козырь. Первый раз делала украшения из сахара. Не буду врать: возможно, это будет последний.
Марианна Вулверкот величественно кивнула.
– Оно того стоило.
Тем временем Уилфред Хани отрезал щедрый кусок и расположил слои под углом к камере.
– Итак, что у нас здесь?
– Наверное, у них есть более красивые названия, – сказала Нора, – но, насколько я понимаю, у вас здесь шоколад, кофе и ваниль с маскарпоне.
– Для меня этого достаточно. – Уилфред Хани отправил в рот большую порцию. – Черт возьми, оно великолепно. Возможно, я застрял в семидесятых, но, мне кажется, с тирамису невозможно ошибиться.
– С тирамису определенно можно ошибиться, – добавила Марианна Вулверкот, – но я рада сказать, что в данном случае это не так. Твои слои четкие, ровные и хорошо очерченные. Все идеально уложено, – она взяла кусочек на пробу, – и вкусы передаются четко. Я не большая поклонница тирамису – мне кажется, его трудно интерпретировать в современном ключе. Но думаю, ты в этом преуспела. Отличная работа, Нора.
Наступила пауза, Нора смахнула несколько слезинок.
– Спасибо. Большое спасибо.
Розалина сжала ее руку, когда она села обратно. Затем настала очередь Алена.
– Это яблочный антреме с пряностями, – объяснил он с чуть меньшей уверенностью, чем обычно. – Э-э, с шафраном.
Черт. Розалина была настолько сосредоточена на своей работе, что не обращала особого внимания на то, что делают остальные. А Ален, конечно же, тоже использовал яблоки. По крайней мере, она приготовила не только яблоки. Но сравнение все равно было… бесполезным.
И его выпечка выглядела довольно необычно. Она была в духе Алена: глазурь нежного, почти медового оттенка была украшена с элегантным минимализмом. Сверху искусно уложенная палочка корицы и спираль из свежего яблока, которое этот ублюдок, вероятно, взял из своего сада.
– Яблоки, – продолжил Ален, – из моего сада.
– Это очень на тебя похоже, – сказала Марианна Вулверкот тем двусмысленным тоном, который иногда хуже критики. – Это определенно шик. Это современно и сдержанно. Подобное можно видеть в витринах многих кондитерских.
Ален кивнул.
– Спасибо.
– Но, конечно, – Уилфред держал нож наготове, – это еще должно быть вкусно.
Судьи воспользовались моментом, чтобы определить, вкусно ли это, и решили, что да.
– Яблочное желе, – сказал Уилфред Хани с видом человека, которому не нравится говорить «желе», – кислое, но хорошо приправленное и приятно контрастирует с муссом из белого шоколада. И дакуаз приготовлен идеально.
– Но я не пойму, где здесь шафран, – добавила Марианна Вулверкот. – Честно говоря, не то чтобы он мне был нужен – думаю, его и так достаточно. Но если уж ты решил включить в блюдо такую специю, как шафран, она должна что-то привносить в блюдо, и он должен ощущаться.
Розалине захотелось увидеть выражение лица Алена.
– М-хм, – сказал он. – Спасибо.
– Но в целом, – быстро вмешался Уилфред Хани, – все прекрасно. И ты должен гордиться тем, чего достиг за это время.
Пока Ален шел на свое место, Розалина избегала встречаться с ним взглядом. Он не казался сердитым. Но в его челюсти явно чувствовалось недовольное напряжение, и он слегка покраснел.
Осталась только Розалина. Она подняла корзинку, в которой очень аккуратно разложила свои миниатюрные антреме, и вынесла их вперед.
– Ничего себе, – воскликнул Уилфред Хани. – Они выглядят особенно.
Сердце Розалины бешено колотилось, как в первый раз, когда она здесь стояла.
– Итак, здесь полдесятка антреме на фруктовую тематику. Те, что в форме яблока, – они… в общем… с яблоком. А те, что в форме персика, – персиковые. Те, что в форме вишни, – эм, вишневые.
Марианна Вулверкот смотрела на них так пристально, что было удивительно, как они не растаяли.
– Вышло довольно причудливо, Розалина, они такие красивые, мне нравится.
– Ну, я человек простой, – добавил Уилфред Хани, – и считаю, что яблочный пудинг в форме яблока – это очень весело. – Он осторожно взял одно яблоко из корзины и положил его перед камерой. – Смотрите. Разве не весело? И блеск на нем отличный.
– С точки зрения техники, – согласилась Марианна Вулверкот, – зеркальная глазурь превосходна. Это настоящие листья яблони в качестве украшения?
– Да, – кивнула Розалина, – но не из моего сада.
Уилфред Хани с неподдельным восторгом вытаскивал вишню и персик.
– У тебя вышел такой продуманный набор. И мне нравится, что ты сделала блестящую глазурь на яблоках и вишнях, но матовую на персиках, чтобы они больше были похожи на настоящие персики. Это большое внимание к деталям.
– Ты будешь их пробовать, Уилфред? – спросила Марианна Вулверкот.
– Их так жалко резать.
У Марианны Вулверкот не было таких сомнений. Она взяла его нож и разрезала все три пополам, словно играя в Fruit Ninja.
– Я беспокоилась, что при таком большом внимании к форме мы не получим правильных слоев, но пока все хорошо. – Она оценивающе попробовала каждое из них. – Еще я волновалась, что, работая над тремя вкусами, ты распылишь свое внимание. Но, как по мне, это не так. Все они хорошо сочетаются друг с другом. Каждое имеет тот вкус, который должно иметь. Они легкие и освежающие. Идеально для летнего дня.