Говоря о води, следует остановиться на одном довольно примечательном факте. В «Повести временных лет» дается перечень племен, соседствовавших с Русью и плативших ей дань. Поскольку племена води являлись ближайшими соседями славян, следовало бы полагать, что они должны быть упомянуты в нем. Однако водь в этом перечне не названа, зато встречается название племени норома (в других списках нерева, нарова, норова, нерема и т. п.)[193]. Какое конкретное племя скрывается под этим этнонимом, понять трудно. Одни исследователи полагали, что это племя представляло осколок прежнего дофинского населения. Другие рассматривали норому как одно из литовских племен, близкое к жемайтам, указывая на то, что летописцем в перечне племен она помещена после корен (куршей) и перед ливами. Но изучение географической номенклатуры этого перечня показывает, что при перечислении племен летописец не всегда придерживался порядка их расселения. Так, весь помещена в том же перечне между мерей и муромой, а в другом месте – между муромой и мордвой. Понятно, что весь, жившая в районе Белоозера, никогда не соседствовала ни с муромой, ни с мордвой. Решая эту загадку, ученые обратили внимание на то, что один из древнейших новгородских концов (частей города) носил название Неревского, явно производного от этнонима племени норома. В литературе высказывалось мнение, что Неревский конец представлял собой одно из первоначальных поселений, при слиянии которых, собственно, и возник город Новгород. Следовательно, название этого новгородского конца связано с одной из тех племенных групп, которые вошли в состав складывавшегося в конце 1-го тыс. н. э. политического союза славянских и прибалтийско-финских племен. Поэтому достаточно убедительным оказывается мнение, связывающее это племя с рекой Наровой (современная Нарва) на северо-западе Новгородской земли. В этой связи следует напомнить о выдвинутой еще в XIX в. догадке, что под названием норома в русских летописях имеется в виду водь, точнее, одно из подразделений водского племенного союза. Отсюда становится понятным, почему в перечне племен «Повести временных лет» водь отсутствует.
О еще не завершившемся к началу 2-го тыс. н. э. процессе складывания отдельных прибалтийско-финских племен свидетельствует история племени корела. Сразу следует оговориться, что современные карелы не тождественны древнему племени, поскольку нынешняя карельская народность сформировалась в результате сложного этнического взаимодействия различных элементов. На рубеже 1—2-го тыс. н. э. корела заселяла земли, лежащие к западу от Ладожского озера.
Вопрос о происхождении племени корела остается дискуссионным. О месте ее обитания говорит название Карельской части Водской пятины, обнимавшей территории к западу от реки Волхов в Южном Приладожье. К концу X – началу XI в. относятся сведения скандинавских саг о походах викингов в Кирьяланд (Карельскую землю)[194]. Они подтверждаются тем, что, судя по археологическим данным, с X в. прослеживается существование поселения на месте позднейшего города Корела (ныне Приозерск), долгое время служившего административным центром корел.
Известия о кореле появляются в летописях лишь с XII в., а в новгородских берестяных грамотах с середины XIV в., когда она уже вошла в состав Новгородской земли[195]. Поэтому в финской литературе высказывалось мнение о сравнительно позднем появлении корелы в Приладожье. Согласно ему, предки финского и карельского племен в эпоху викингов вынуждены были расселяться с территории современной Эстонии. Сначала были освоены юго-западные области нынешней Финляндии, а затем небольшими группами расселение пошло в восточном и северном направлениях. В результате этого процесса в Северо-Западном Приладожье в XII–XIII вв. за счет переселенцев из Финляндии сформировалась корела. Другая точка зрения утверждает, что в формировании корелы главную роль играли выходцы с юго-востока, из района Ладоги. Еще одно мнение сводится к тому, что сюда переселилась часть племени весь, и при взаимодействии с выходцами из еми переселенцы стали основой корельского племени. Наконец, еще одна версия говорит о том, что ядром корелы явилось все же местное население при сильном влиянии со стороны Новгорода.
С проблемой формирования корелы тесно связана история племени ижора, которая, согласно данным XIII–XIV вв., занимала территорию бассейна Невы и часть побережья Финского залива. Первое летописное упоминание ижоры новгородской летописью относится к 1228 г.[196] Шведы и немцы называли Ижорскую землю Ингрией. Этот топоним упомянут впервые в булле римского папы Александра III (1159–1181), адресованной в 1172 г. главе шведской церкви упсальскому епископу Стефану, его подчиненным епископам, а также ярлу Гутторму. Существует точка зрения, что этноним этого племени происходит от названия левого притока Невы реки Ижоры (Ingere). Другие исследователи возводят его к личному княжескому имени Игорь или Ингварь. Ижора – сравнительно молодое этнообразование. На основе языковых данных исследователи полагают, что группа корелы, отпочковавшаяся от основной массы этого племени, осела на берегах Невы и южнее, образовав на рубеже 1-го и 2-го тыс. самостоятельную этническую единицу. Другие указывают на то, что потомки ижоры называли именно себя настоящей корелой.
К северу от корелы простирались земли саамов (летописная лопь). Именно от этого названия происходит название Лапландии (буквально «земля лопарей»). Саамы, жившие на крайнем севере Скандинавского и Кольского полуостровов, представляли собой разрозненные племена обитателей этого сурового края, мало связанные между собой. Об этом свидетельствуют наблюдения лингвистов над языком современных саамов. В настоящее время в нем насчитывается до десятка разных диалектов, объединяемых в две группы: западную (Норвегия, Швеция, часть Финляндии) и восточную (Россия, часть Финляндии). Различия между ними настолько велики, что некоторые из финских языковедов полагают их даже отдельными языками. Это со всей очевидностью свидетельствует о распаде прежней саамской языковой общности уже много столетий назад.
И хотя формально саамские языки образуют особую подгруппу финно-угорских языков, значительная часть лексики не находит соответствия в родственных языках. Поэтому ряд специалистов склонны выделять саамские языки в отдельную группу уральских языков наряду с самодийскими и финно-угорскими. Проводимые в последнее время генетические исследования позволили поставить вопрос об отнесении саамов к автохтонному населению, пришедшему на север Скандинавии вслед за отступлением ледника еще в эпоху неолита. Упоминание в уставе Ярослава Мудрого «о мостех» «Лопского ста» в Новгороде свидетельствует о новгородском влиянии на саамов уже в первой половине XI в.[197]
Но, пожалуй, самым заметным племенем северо-востока Европы являлась весь. Судя по всему, первое ее упоминание содержится в перечне племен, названных готским историком VI в. Иорданом, где он упоминает племя Vasina, что, очевидно, соответствует веси[198]. Арабские и западноевропейские авторы X–XIV вв. неоднократно упоминают о стране вису (ису, весу). Арабские путешественники сообщали о том, что сюда отправлялись за пушниной болгарские купцы, вывозившие шкурки бобров, белок, горностаев и т. п. Подтверждением служат довольно многочисленные находки арабских монет. Пушные богатства веси привлекали к себе внимание и скандинавов. Подобное внимание к этому народу не случайно – именно отсюда шел основной поток мехов, так высоко ценившихся на рынках Запада и Востока[199]. В литературе высказывалась точка зрения, что страна вису находилась в Среднем Прикамье, однако обычно ее отождествляют с весью и помещают к северу от Верхней Волги. Основанием для этой локализации послужило довольно точное указание
«Повести временных лет» о местообитании этого племени: «На Белеозере седять весь»[200]. Кроме того, летописец уточняет, что весь жила здесь искони: «А перьвии насельници… в Белеозере весь»[201]. До сих пор известны потомки летописной веси – вепсы – современный народ прибалтийско-финской группы, живущий чресполосно с русскими между Онежским и Белым озерами. Проводившиеся археологические исследования показали, что в древности весь занимала обширный район между Ладожским, Онежским и Белым озерами, спускаясь на юге до верховьев Мологи.
Восточным соседом веси являлась чудь заволочская. В русских летописях она упоминается лишь однажды: «В Афетове же части седять… весь, моръдва, заволочьская чудь, пермь, печера…»[202] Термин «Заволочье» известен по новгородским источникам со второй половины XI в. Так именовалась территория восточнее Белого и Кубенского озер, куда из Новгородской земли можно было добраться только водным путем через систему волоков. Ряд исследователей помещают чудь заволочскую на основании археологического материала в бассейне реки Ваги, по Сухоне и ее притокам, в верховьях Лузы.
В литературе еще в XIX в. высказывалась точка зрения, что термин «заволочская чудь» – обобщенное обозначение всех народов, живших в Заволочье. Думать так позволяет упоминание в «Слове о погибели Русской земли» тоймичей[203]. Они, очевидно, дали название рекам Верхней и Нижней Тойме, правым притокам Северной Двины, длиной: первая – около 100 км, вторая – 165 км. В истоках Верхняя Тойма близко подходит к верховьям Пинеги. В древности здесь, вероятно, существовала переволока и открывался прямой путь на север, к Белому морю. В своем нижнем течении Пинега делает большую петлю, поворачивая на юго-запад, чтобы затем влиться в Северную Двину. Для нас наибольший интерес представляет то, что, дойдя до самой северной точки этой петли, Пинега очень близко подходит к реке Кулой, впадающей в Мезенскую губу Белого моря. Здесь издавна существовал волок, на месте которого во второй половине 1920-х гг. даже был построен судоходный канал длиной 6 км. Примечательно, что, не доходя 167 км до устья Кулоя, с правой стороны в него впадает еще одна речка Тойма, длиной всего 23 км. Вероятно, именно она маркировала северную границу расселения тоймичей.