В памятнике рассказывается о посольстве свеонов к императору Людовику I: «Случилось, что в это время к вышеупомянутому императору Людовику прибыли посланники свеонов. Между другими поручениями, которые входили в их посольство, они также довели до сведения милостивого цезаря, что среди их народа есть много желающих принять христианскую веру, а сердце их короля уже склоняется к тому, чтобы допустить в страну священников Господа. Послы пытались снискать благорасположение Людовика, дабы он определил для их племени достойных проповедников.
Благочестивый император весьма возрадовался, услышав о подобной просьбе, и стал искать человека, которого можно было бы отправить в тамошние края с поручением выяснить, готовы ли [свеоны] к принятию веры, как утверждали посланники, и положить начало почитанию Христа [в Свеонии]. Светлейший император посовещался с вышеупомянутым аббатом, не сможет ли тот, случайно, найти среди своих монахов кого-нибудь, кто возжелал бы во имя Христа отправиться в оные земли, или, по крайней мере, [послать туда] того, который ныне живет у Харальда. Так сия миссия выпала на долю жившего у Харальда раба Божьего Ансгария»[254]. Издавший житие святого Ангсария В.В. Рыбаков, относит данные события к 829 или 830 г.
Для нас житие святого Ансгария интересно тем, что позволяет установить название города на месте современного Гробина – Сеебург, т. е. «крепость на море». Эпизод об этом датируется Римбертом временем вскоре после второй поездки Ансгария в Швецию. Читаем: «Власти свеонов издавна подчинялось некое племя, обитавшее далеко от них и называвшееся куры (имеются в виду курши. – Авт.). Но вот уже в течение долгого времени куры бунтовали и не признавали их власть. Зная об этом, даны в то время, когда епископ (Ансгарий. – Авт.) уже прибыл в Свеонию, собрав множество кораблей, отправились в тамошнюю страну, желая разграбить добро ее жителей и подчинить их себе. В этом государстве было пять городов. Итак, жившие там люди, узнав об их приходе, собрались вместе и стали мужественно бороться и защищаться. Одержав победу и уничтожив в резне половину данов, они разграбили половину их кораблей, захватив у них золото, серебро и много другой добычи. Услыхав об этом, вышеупомянутый король Олаф и народ свеонов, желая стяжать себе имя тех, кому удалось совершить то, чего не сделали даны, тем более что раньше куры подчинялись им, собрали бесчисленное войско и явились в тамошние края. Сначала они неожиданно подошли к некоему городу, называемому Сеебург, в котором находились семь тысяч воинов, и, совершенно опустошив и разграбив, подожгли его».
Разорив Сеебург, свеоны через пять дней подошли к другому городу куров, «который звался Апулия» (ныне деревня Апуоле на северо-западе Литвы. – Авт.). Его защищали 15 тыс. бойцов. Бои за город продолжались восемь дней с переменным успехом. Свеоны собирались было уже отступить, опасаясь быть отрезанными от своих кораблей, стоявших близ Сеебурга, когда осажденные согласились на мир. Получив богатый выкуп и 30 заложников, свеоны возвратились к себе домой[255]. Судя по всему, именно эти события стали причиной упадка колонии в Гробине – Сеебурге.
«Житие Ансгария» не содержит дат, но, поскольку изложение содержащихся в нем фактов идет в строгом хронологическом порядке, по упоминанию их в других источниках, данные события можно надежно датировать 853 г.
Б. Нерман, производивший раскопки в Гробине, полагал здешних обитателей шведами. Но каким образом они оказались в Прибалтике? Мы уже говорили, что основу шведской народности составили два племенных союза: свей и гёты (готы). В этой связи следует напомнить, что именно миграция готов из Южной Швеции на южное побережье Балтики, в районе устья Вислы, стала прологом Великого переселения народов.
Для нас гораздо больший интерес представляет то, что ближайшими соседями викингов из Гробина являлись венды, жившие на западе современной Латвии, на побережье Курземе (Курляндии). Следы их пребывания отразились в местной топонимике. Именно они дали названия крупнейшей реке региона Вейте (длиной 346 км) и расположенному в ее устье Вентспилсу (в XIX в. – Виндава). В XIII в. в низовьях Венты располагалась земля (или княжество) Вентава, к востоку от которой лежала земля (княжество) Ванема.
Относительно этнической принадлежности вендов долгое время шли споры. Ряд исследователей считали их балтами – либо куршами, либо земгалами. Высказывалось мнение об их принадлежности к племени ливов, т. е. к финно-уграм. В российской историографии получила распространение точка зрения, относящая их к западнославянским племенам (карта 35).
Подобный разнобой объясняется крайней скудостью письменных известий о вендах. Известно, что первоначально они жили в районе устья реки Венты, откуда их в XI в. прогнали курши. Часть из них, не пожелавших покидать прежние места, попала под власть куршей и со временем быстро куронизировалась. После своего изгнания венды какое-то время ютились на Древней Горе, у которой позже была построена Рига. Но и оттуда вендов изгнали курши, после чего они переселились в Латгалию, где ими был основан город Вейден (ныне Цесис). В XIII в. известия о вендах исчезают из письменных источников. Позднее они слились с латгалами, хотя следы существования вендов прослеживались в Прибалтике вплоть до XVIII в.
Определенный ответ могли дать археологические исследования, но долгий период они велись очень избирательно: изучались либо следы материальной культуры времени, предшествующего появлению вендов в Прибалтике, либо уже куршского времени, когда венды были изгнаны из Курземе. Только в последнее время вопрос об этнической принадлежности вендов начал проясняться.
Академик В.В. Седов, занимаясь проблемой расселения восточнославянских племен в период Великого переселения народов, задался вопросом: откуда пришли новгородские словене на место своего обитания, где их застает «Повесть временных лет»? В отличие от своих предшественников, считавших, что они двигались на Волхов сухопутным путем с юга, из района Поднепровья, он предположил, что миграционный поток шел вдоль побережья Балтийского моря. Примерно на полпути им было найдено недостающее звено, которое подтвердило правильность его гипотезы. Им оказались жившие на Курземском полуострове венды. Именно этот поток славянского населения, двинувшийся приблизительно в VI в. в северо-восточном направлении, по-прежнему сохранял свое старое название венедов. До сих пор в ряде диалектов и говоров немецкого языка wenden – название славян. Примечательно, что эстонцы именуют русских словом «венед», а Россию – Венемаа.
Это подтвердили и результаты раскопок последних десятилетий, когда в Курземе были обнаружены славянские древности. Но наиболее убедительным доводом стали найденные захоронения по обряду трупосожжения, характерные для славян. Погребальными памятниками ливов, проживавших на севере Курземе, до X–XI вв. являлись каменные могильники с оградками, а также каменные курганы. Хорошо известны и погребальные памятники куршей – грунтовые могильники. Вместе с тем в Северной Курземе был обнаружен и третий тип могильных древностей – песчаные курганы с захоронениями по обряду трупосожжения, идентичные тем, что были найдены на нижней Даугаве. Эти памятники абсолютно чужды похоронной обрядности и куршей, и ливов. Раскопки показали, что курземские курганы относятся к последним векам 1-го тыс. н. э., а с начала XI в. песчаные курганы в Северной Курземе уже не сооружались. Вместе с тем именно в это время (скорее всего, со второй четверти XI в.) такие курганы появляются в районе нижней Даугавы. Интересно, что еще в XIX в. местное население называло эти курганы krievu kapі – «русскими могилами». Тем самым становится понятным исчезновение в начале XI в. в Северной Курземе курганной обрядности и синхронное появление курганов в нижнем течении Даугавы. Это объясняется изгнанием вендов куршами из прежних мест обитания и поселением их на Даугаве, куда они перенесли обычай сооружения курганных насыпей.
Все это дает основание именно здесь, на восточном побережье Балтики, поместить так долго ускользавший от исследователей «остров русов» и родину легендарного Рюрика. Локализация «острова русов» в районе современной Лиепаи подтверждается и другими источниками. В частности, Адам Бременский (вторая половина XI в.), рассказывая об островах Балтийского моря, принадлежавших датчанам, сообщает: «Дальше лежат и другие острова, которые подчиняются власти свеонов. Самым большим из них, пожалуй, является тот, что называется Курланд. Его длина составляет восемь дней
пути. Там обитает очень жестокое племя, которое все избегают из-за присущего ему чрезмерного почитания идолов. Там много золота, превосходные кони. Все дома кишат прорицателями, авгурами и черноризцами. Со всего света съезжаются туда за пророчествами, а больше всего из Испании и Греции. Мы полагаем, что этот остров в „Житии святого Ансгария“ назван Кори, свеоны тогда наложили на него дань»[256].
Разница в определении длины острова у восточных авторов (три дня пути) и у Адама Бременского (восемь дней) объясняется тем, что последний включал в него не только собственно «остров русов» в районе Лиепаи, но и лежавшие к северу от него поселения славян.
Подтверждает данную локализацию и свидетельство древнерусского летописца. Так, Новгородская первая летопись под 1201 г. сообщает, что новгородцы выгнали варягов, отправившихся домой по морю. Осенью они пришли обратно «горой», т. е. сухопутным путем: «А варягы пустиша без мира за море… А на осень придоша варязи горою на миръ, и даша имъ мир на всей воли своей»[257]. Если бы варяги жили в Скандинавии, сухопутное возвращение для них было бы невозможно.
Интересно в этом плане и свидетельство Петра из Дусбурга, первого хрониста Тевтонского ордена в Пруссии. В первой половине XIV в. он составил «Хронику земли Прусской», охватывающую период конца XII – начала XIV в. Согласно ему, «Земля Прусская своими границами, между которых она расположена, имеет Вислу, Соленое море [Балтийское], Мемель, землю Руссии, княжество Мазовии и княжество Добжиньское»