Начало функционирования в Восточной Европе трансъевропейского торгового пути сыграло огромную роль в деле консолидации восточнославянских племен, прежде замыкавшихся в себе, в единое целое. Это не могло не отразиться в духовной сфере.
Говоря о взаимоотношениях первых русских князей с Византией, нельзя не отметить постоянно встречающиеся в источниках указания на крещение той или иной части верхушки русов. По свидетельству Ибн Хордадбеха (840—880-е гг.), «купцы-русы», приезжавшие на Восток, объявляли себя христианами[360]. В «Окружном послании» патриарха Фотия находим известие, что русы, совершившие нападение на Византию в 860 г., были крещены и к ним были посланы епископ и священники[361]. Широко известна поездка в Константинополь с целью крещения княгини Ольги после смерти ее мужа, когда она стояла во главе государства, описанная Константином Багрянородным в трактате «О церемониях византийского двора»[362] и в «Повести временных лет» под 955 г.[363]
Столь частые упоминания христиан на Руси еще до официального крещения страны в 988 г. объясняются не только тем, что авторы указанных источников были христианами и уделяли особое внимание первым подвижникам веры, а чисто прозаическими причинами. Зачастую принятие христианства или простое объявление себя христианином облегчало торговые сделки. Упомянутый выше Ибн Хордадбех (в скобках заметим, отнюдь не христианин) пояснял причину того, что «купцы-русы», прибывая в Багдад, выдавали себя за христиан или в действительности являлись ими. В этом случае они «платили джизью»[364]. Джизьей на Востоке называлась подушная подать, взимавшаяся с иноверцев за оказываемое арабскими властями покровительство. Иначе они должны были бы платить утр – десятину с дохода купца, что было существенно больше.
К принятию христианства Русь подвигли несколько обстоятельств. К X в. на Руси происходят заметные перемены. Из нескольких племенных союзов начинает складываться единая древнерусская народность. Но при этом у каждой из прежних частей нового этноса оставались свои божества и присущие им культы. В этих условиях князю Владимиру Святославичу, объединившему страну после княжеской усобицы, не оставалось ничего иного, как создать в Киеве пантеон языческих богов, задачей которого стало бы и объединение племен в единое целое. Под 980 г. «Повесть временных лет» по этому поводу сообщает: «И нача княжити Володимеръ въ Киеве единъ, и постави кумиры на холму вне двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а усъ златъ, и Хърса, Дажьбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь»[365].
К сожалению, наши сведения о языческих богах Древней Руси крайне скудны, поскольку древнерусские книжники не пересказывали языческих верований, а языческие боги воспринимались ими как бесы. Общим местом поучений против язычества являлись упреки в поклонении не Творцу, а твари. Тем не менее на базе лингвистических реконструкций, основанных на значении имен богов, данных лексики и сравнительной мифологии, ряд исследователей пытается выстроить славянских богов в единый пантеон, напоминающий хорошо известную любому образованному человеку со школьной скамьи древнегреческую мифологию. При этом порядок перечисления идолов в летописном известии 980 г. дает основание для этих авторов построить своего рода иерархию языческих божеств. Под их пером Перун начинает именоваться «верховным богом древнерусского пантеона», а применение к нему определения «громовержец» дает прямую отсылку на сравнение с древнегреческим Зевсом. Хорса определяют как солнечное божество, имеющее параллели с древнегреческим Гелиосом.
Создавая подобную иерархическую систему, авторы подобных построений даже не задумываются, с какой целью князь Владимир Святославич поставил в Киеве подобный языческий пантеон и почему уже через шесть лет после его возведения ликвидировал его при введении христианства. Ответ на этот вопрос становится очевидным, если попытаться отождествить тех или иных богов с отдельными племенами, вошедшими в состав Древней Руси. Устанавливая изваяния божеств отдельных племен в Киеве, князь Владимир тем самым стремился соединить в единое целое и сами племена.
Первым в летописном перечне имен древнерусских богов назван Перун. Именно «Перуном, богомъ своим» клялся Олег в 907 г.[366], дружина Игоря в 945 г.[367], дружина Святослава в 971 г.[368] Это позволяет говорить о Перуне как божестве русов. Это подтверждает и «Повесть временных лет», прямо именующая Перуна богом русов: «А Олга водивше на роту и мужи его по рускому закону, кляшася оружьемъ своим, и Перуном, богомъ своим»[369].
Для нас гораздо более важно то, что дружинники клялись помимо Перуна также именем другого божества – Велеса. При Олеге его дружина клялась «Перуном, богомъ своим, и Волосомъ, скотьемъ богомъ»[370], при Игоре дружина клянется только Перуном[371], а в договоре Святослава (971 г.) дружина вновь приносит «клятву от бога, въ его же веруемъ – в Перуна и въ Волоса, скотья бога»[372].
Разумеется, авторы различных схем славянского язычества не могли не отметить данного обстоятельства, которое пытались объяснить довольно странным доводом, что в данном случае «Перун противопоставлен Велесу как бог княжеской дружины – богу рядового воинства, когда Перун соотносится с клятвой оружием, а Велес – с золотом». Но все встает на свои места, если предположить, что древнерусский перечень языческих божеств имел племенной характер.
Проанализируем клятвы русских князей, сравнивая их с составом дружин, точнее, перечнем входивших в них племен. В 907 г. Олег привлек к походу на Константинополь среди прочих и вятичей[373]. Сведения об их участии в походе 944 г. Игоря отсутствуют[374]. Связано это было с тем, что вятичи долго сохраняли свою независимость. Победить их удалось только Святославу. Под 966 г. Начальная летопись сообщает: «Вятичи победи Святославъ, и дань на нихъ възложи»[375]. Эта дань, очевидно, заключалась не только в выплате известных доходов, но и в выставлении войск для военных походов киевского князя. Именно этим и объясняется вновь появление Велеса в тексте клятвы дружины Святослава в 971 г.
Однако в киевском пантеоне Владимира фигура Велеса отсутствовала. Эту недостачу заметили уже средневековые авторы, стремившиеся восполнить данную лакуну. В частности, в более позднем проложном «Житии князя Владимира» дошел рассказ о низвержении идола Волоса в Почайну, где затем были крещены все киевляне, достойные доверия. А.А. Шахматов считал эти сведения достойными доверия.
И все же в данном случае оказывается прав автор «Повести временных лет». Присоединение вятичей при Святославе оказалось лишь временным. Под 982 г. летописец записал: «В лето 6490. Заратишася вятичи, и иде на ня Володимиръ, и победи я второе»[376]. Как видим, в 980 г., когда Владимир устанавливал свой языческий пантеон, вятичи ему не подчинялись, поэтому и фигура их бога Велеса не была установлена в Киеве. Что же касается дважды повторенного в Начальной летописи определения Велеса как «скотьего бога», укажем на одно место из сочинения Константина Багрянородного, где византийский император говорит, что для русов скотоводство было нехарактерно: «Росы озабочены тем, чтобы иметь мир с пачинакитами. Ведь они покупают у них коров, коней, овец и от этого живут легче и сытнее, поскольку ни одного из упомянутых выше животных в Росии не водилось»[377]. Между тем Вятичская земля, расположенная в верховьях Оки с ее заливными лугами, была прекрасным местом именно для разведения скота, что и отразилось в названии главного божества вятичей.
Исходя из племенного характера летописного перечня языческих божеств, можно попытаться приурочить их имена и к другим племенам в составе Древней Руси.
На основании, как считается, иранских по происхождению имен Хорса и Симаргла было высказано предположение, что им, очевидно, поклонялись донские аланы, оказавшиеся под властью Святослава и Владимира. Но если с последним можно еще согласиться (по мнению В.Н. Топорова, имя Симаргла восходит к имени Симургла (Сэнмурва), вестника богов в иранской мифологии), то относительно Хорса это утверждение выглядит сомнительным.
В «Слове о полку Игореве», создававшемся в эпоху, когда еще живы были воспоминания о языческом времени, говорится, что князь Всеслав Полоцкий, рыскавший в ночи волком, «великому Хръсови влькомъ путь прерыскаше»[378]. Мотив «Слова» о вол ко длаках-оборотнях, перебегащих путь Хорсу, скорее свидетельствует о славянских представлениях, согласно которым затмение происходит, когда волкодлаки пожирают солнце, и указывает на принадлежность этого божества кривичам или полочанам.
«Слово о полку Игореве» называет внуками Стрибога ветры: «Се ветри, Стрибожи внуци, веютъ съ моря стрелами на храбрыя пльки Игоревы»[379], а когда говорится о поражении Игоря, автор «Слова» упоминает Даждъбога и замечает: «Въстала Обида въ силахъ Дажь-Божа внука»