[213] но имеются и скептики, решительно отвергающие свидетельства Аристотеля, а вместе с тем и самое представление об архаическом институте социального посредничества (Ф. Гшнит-цер).[214] Это заставляет нас обратиться еще раз к теме эсимнетии и в сжатой форме рассмотреть главные ее аспекты.
Начать надо с того, что, безусловно, является реальностью. Это — самое существование эсимнетии как известного политического института, подтвержденное античной традицией, в частности и документальной, помимо Аристотеля. Действительно, существование эсимнетии как ординарной полисной магистратуры высокого ранга хорошо засвидетельствовано для классического и эллинистического времени. У ионийцев эсимнеты были высшими должностными лицами, нередко эпонимного характера. Из надписей нам известны, в частности: в Теосе — эсимнет в качестве высокого должностного лица (Ditt. Syll.3,I, №38, после 479 г. до н.э.), в Милете — эсимнет мольпов в качестве №272 и 322, содержащие списки эсимнетов мольпов за 335/4 - 314/3 и 313/2-260/59 гг.), на Наксосе —два эсимнета в качестве эпонимных магистратов (ibid., III, №955, рубеж IV—III вв.). У дорийцев эсимнеты являются в роли дежурной части государственного совета, аналогичной афинским пританам. В таком качестве они засвидетельствованы надписями, в частности в Мегарах (ibid., II, №642, около 175/4 г.) и ее колониях, в том числе и в дочерней колонии — в основанном переселенцами из Гераклеи Понтийской Херсонесе Таврическом (JOSPE, I[215], №352 и 690, где упоминается проэсимнет, т. е. председатель коллегии эсимнетов, II в. до н.э.). По-видимому, были эсимнеты и у эолийцев, в частности в малоазийской Киме, где, согласно свидетельству Аристотеля в «Кимской политии», эсимнетом назывался (высший?) магистрат (Aristot., fr. 524 Rose3).[216]
Таким образом, нет оснований сомневаться в реальности существования эсимнетии в сравнительно поздние классическую и эллинистическую эпохи. Однако в нашем распоряжении имеются данные, которые позволяют выявить элементы гораздо более древней природы этого института. Так, обнаруживается связь эсимнетии с позднемикенским-раннеархаическим временем по линии политико-религиозной. Это —два свидетельства Павсания: передаваемая им этиологическая сага об Эсимнии (τό Αίσύμνιον) — гробнице героев в мегарском булевтерии, будто бы сооруженном после свержения древней царской власти при посредстве некоего Эсимна (Αισυμνος) (Paus., I, 43,3), и другое сохраненное им предание о древнем, еще до дорийского вторжения в Пелопоннес, культе Диониса Эсимнета в Патрах (в Ахайе) (ibid., VII, 19, 6; 20, 1-2; 21, 6). Если первое свидетельство Павсания позволяет заключить о явлении эсимнетии в качестве особого политического института на смену древней царской власти на исходе микенского времени, то второе подсказывает предположение о бытовании эсимнетии в качестве высшей теократической власти в собственно микенскую эпоху (ср. ситуацию с пилосским ванакой, в котором тоже находят теократическое качество).[217]
Но можно обнаружить связь эсимнетии и с еще более глубинными временными пластами по линии религиозно-агональной. Это, прежде всего, уже использовавшиеся свидетельства надписей об эсимнетах мольпов в Милете. В особенности важна надпись 450/49 г. с текстом принятого корпорацией мольпов постановления, которое регулировало проведение важнейших религиозных церемоний (Ditt. Syll.3, I, №57). Милетские мольпы (буквально — «певцы», а точнее — исполнители ритуальных песен и плясок), как считают специалисты, — институт древнейшего религиозно-атонального корня, приобретший в историческое время также и политическое значение. Сопоставление эпиграфических свидетельств об эсимнетах мольпов в Милете с упоминанием у Гомера об эсимнетах — девяти избранных народом судьях танцевальных состязаний юношей у феаков (Od., VIII, 258-260), делает весьма вероятным заключение о связи эсимнетии в древнейшую, доисторическую эпоху с первобытным ритуалом инициативного агона.[218]
Таким образом, оказывается возможным как установление природы и, во всяком случае, принципиальной линии развития, так и определение самого понятия эсимнетии. Развитие шло, по-видимому, от обязанности устроителя-судьи в инициативном агоне через должность судьи в любом состязании или споре к правильной магистратуре с широким спектром власти. Что же касается понятия эсимнетии, то оно, очевидно, сложного состава. Первый корень, скорее всего, αΐσα, что значит «судьба», «(пред)определение», «(справедливая) доля». Второй определяется по-разному: μνα-, ср. μιμνήσκειν — «помнить», или νέμειν «разделять», «уделять», или наконец, ύμνος — «песнь», «гимн».[219] Так или иначе, в слове «эсимнет» отчетливо проступает исконное значение «блюститель права», что вполне соответствует усвоенной эсимнетом функции судьи. В итоге складывается представление о древнем, традиционном, авторитетном, но вместе с тем и консервативном институте судьи-устроителя, вполне способного к выступлению, в частности, и в роли социального посредника в критический момент смуты.[220]
Все это подводит нас к заключению о несомненной достоверности свидетельств Аристотеля об архаической эсимнетии как о своего рода выборной тирании, чрезвычайной единоличной власти, ненаследственной, но законной, с особенной функцией социального посредничества в условиях смуты, ради скорейшего рационального устроение граждан
ских дел. Высказывания Аристотеля об архаической эсимнетии все находятся в «Политике», в тех ее частях, где исследуются формы государственного устройства: три — в 3-й книге, в разделе, посвященном монархии, и еще одно —в 4-й книге, в разделе, посвященном тирании. Надо подчеркнуть это обстоятельство —то, что в «Политике» об эсимнетии упоминается среди различных реально существующих или существовавших государственных форм, т. е. что у Аристотеля об эсимнетии говорится не как о какой-то философской фикции, а как о действительном факте политической жизни греков в древнейшую эпоху.
Но приведем эти высказывания полностью, чтобы можно было с должным основанием судить о ценности передаваемой Аристотелем исторической информации. Первое из них — одновременно и самое развернутое и самое ценное. В 3-й книге, определяя виды монархии, Аристотель, вслед за царской властью героических времен и царской властью у варваров, специально выделяет эсимнетию: «Другой вид, существовавший у древних эллинов (έν τοΐς άρχαίοις Ελλησιν), носит название эсимнетии. Она, так сказать, представляет собою выборную тиранию (αιρετή τυραννίς); отличается она от варварской монархии не тем, что основывается не на законе, а только тем, что не является наследственной. Одни обладали ею пожизненно, другие избирались на определенное время или для выполнения определенных поручений; так, например, граждане Митилены некогда избрали эсимнетом Пит-така для защиты от изгнанников, во главе которых стояли Антименид и поэт Алкей... Такие виды правления, с одной стороны, были и являются тираническими, как основанные на деспотии, с другой стороны, относятся к видам царской власти, потому что эсимнетов избирают, причем добровольно» (Aristot. Pol., III, 9, 5-6, p. 1285 a 29-b 3, перевод С. А. Жебелева—А. И. Доватура).
Несколько ниже, при повторном перечислении видов царской власти, опять, вслед за царской властью героических времен у эллинов и царской властью у варваров, упоминается эсимнетия: в-третьих, так называемая эсимнетия — выборная тирания» (III, 10, 1, р. 1285 b 25-26). И дальше, при рассмотрении вопроса о целесообразности для правителя обладать вооруженной силой, Аристотель еще раз наряду с царской властью и тиранией упоминает об эсимнетии: «Правда, по отношению к (законному) царю вопрос этот может быть решен быстро и без затруднения: такой царь должен владеть вооруженной силой, и она должна быть настолько значительной, чтобы царь, опираясь на нее, оказывался сильнее каждого отдельного человека и д древние (οι αρχαίοι), когда они назначали править государством какого-либо эсимнета или тирана» (III, 10, 10, р. 1286 b 34-40).
Наконец, в 4-й книге, при рассмотрении тирании, Аристотель специально касается таких ее видов, которые, будучи именно тираническими, в то же время близки и к царской власти: «В той же части нашего исследования, где речь шла о царской власти (т. е. в III, 9-11. Э. Ф.), мы установили различие двух видов тирании, так как свойства их обеих до известной степени совпадают со свойствами царской власти: и та и другая покоятся на законном основании (у некоторых варварских племен избирают самодержцев-монархов, и в старину и у древних эллинов [κα'ι τό παλαιόν έν τοίς άρχαΤοις Ελλησιν] избирались такого же рода монархи, которые назывались эсимнетами). Упомянутые два вида тирании имеют некоторые отличия: с одной стороны, оба они были видами монархического строя, как основанные на законе и на добровольном признании их со стороны подданных; с другой стороны, это были виды тирании, так как власть в них осуществлялась деспотически по произволу властителя» (IV, 8, 2, р. 1295 а 7-17).
Перед нами, таким образом, цепь свидетельств, исходящих от такого авторитетнейшего в вопросах теории и истории ума Древней Греции, каким был Аристотель, — свидетельств, указывающих на существование у греков в древнейшую, а именно, судя по примеру с Пит-таком, в так называемую архаическую эпоху особого вида единоличной власти, близкой одновременно и к царской власти, и к тирании, — эсимнетии. С ними обеими ее роднили авторитарный, монархический характер и опора на вооруженную силу. С царской властью особо ее сближали установление посредством народного избрания и отправление в соответствии с волей граждан, ради определенной цели и в течение определенного (пусть даже пожизненного) времени, а с тиранией — ненаследственность и неограниченность (деспотичность).