Глава 6. КОНТУРЫ ПРОЦЕССА НА ГРЕЧЕСКОМ ЗАПАДЕ. СМУТА В ЛЕОНТИНАХ
Истории греческих колоний в Западном Средиземноморье уделялось и уделяется до сих пор гораздо меньше внимания, чем истории их метрополий — городов Балканской Греции. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть стандартное современное пособие по греческой истории Г. Бенгтсона.[280] Основное содержание этой работы составляет обстоятельный обзор исторического развития Балканской Греции с примыкавшими к ней островами Эгейского архипелага и малоазийским побережьем, и лишь время от времени отдельные разделы дополняются весьма краткими, носящими характер формальной справки, параграфами по истории греческого Запада.
Между тем этот недостаток внимания едва ли может быть оправдан. Освоенные греками еще на заре архаического периода прибрежные области Южной Италии и Сицилии стали родиной новой, дочерней греческой цивилизации, чьи творческие достижения мало чем уступали великим свершениям метрополии. Не случайно обширную, цветущую область заселенной греками Южной Италии еще в древности (по-видимому, с VI в. до н.э.) стали называть Великой Грецией (см.: Polyb, II, 39, I).[281]
В Сицилии, которую иногда тоже включали в понятие Великой Греции (Strab, VI, 1, 2, р. 253), основанные в 735 г. до н.э. переселенцами из Коринфа Сиракузы к исходу архаического периода выросли в огромный, по античным масштабам, город, может быть, самый большой в греческом мире (ср. свидетельство Тимея у Цицерона: Cic. De re publ. III, 31, 43). Уже при старшей тирании (при Дейноменидах Гелоне и Гиероне), затем при демократии (середина V в.) и, наконец, при Дионисии и Агафокле Сиракузы были центром обширной державы, возникшей и развивавшейся параллельно территориальным образованиям восточных эллинов — Афинской архэ, Греко-македонской державе Филиппа и Александра, эллинистическим царствам диадохов. Недаром честолюбивый и неугомонный Пирр, вошедший в историю как первый греческий соперник римлян, мечтал на базе греческой Италии и Сицилии создать новую империю наподобие той, что была создана Александром на Востоке.
Уже древним было присуще сознание той большой роли, которую сыграли Великая Греция и Сицилия в общегреческой истории. Один из крупнейших (и немногих хорошо нам известных) представителей греческой универсальной историографии Диодор стремился излагать параллельно историю обеих главных частей греческого мира —итало-сицилийского Запада и балкано-малоазийского Востока. И это его стремление было продиктовано не только сицилийским патриотизмом (Диодор был родом из сицилийского городка Агирия), но и несомненным пониманием того места и значения, которые принадлежали Великой Греции и Сицилии в общегреческой истории. Это понимание, естественное еще для Дж. Г рота, было утрачено под влиянием общих обзоров греческой истории, вышедших из-под пера признанных мастеров — немецких историков рубежа XIX-XX вв. (Г. Бузольт. Эд. Мейер, К.-Ю. Белох, Р. Пёльман), которые все ориентировались преимущественно на историю собственно Эллады — Балканской Греции. И лишь сравнительно недавно, после II мировой войны, в особенности благодаря трудам итальянских археологов и историков, греческий Запад вновь занял достойное место в круге тех проблем, которые разрабатываются современными антиковедами.
Но история греческого Запада интересна не только потому, что она — неотъемлемая часть истории греческого народа и в этом своем качестве доставляет нам важный дополнительный материал в параллель признаваемому за основной восточногреческому. В некоторых отношениях, в силу естественной в дочерних государственных образованиях большей подвижности и переменчивости жизни, города-государства западных греков, как и вообще освоенной греками колониальной периферии, предлагают нам даже более яркие примеры, более выпуклые и четкие образцы того, что составляло самую суть античной цивилизации. Это верно, в частности, и в приложении к той теме, которую можно считать одной из важнейших — если не заглавной — в современном антиковедении. Мы имеем в виду проблему античного полиса, в особенности же проблему античной государственности — ее классических полисных форм, затем более развитых и сложных структур державно-территориального типа, наконец, тех, так сказать, антиформ, которые порождались кризисными ситуациями. Под последними — «антиформами» — мы разумеем различные режимы личной власти, или тирании, которые и в самом деле, как это было отмечено еще древними (Plat. Resp. VIII, p. 544 с; Leg. VIII, p. 832 с; Xen. Hell. II, 3, 17; VI, 3, 8), с точки зрения государственно-правовой являли собой отрицание любой более или менее правильной, т. е. основанной на известной сумме признанных законов, государственности.
Пожалуй, все сказанное особенно верно в приложении именно к тирании — форме особенной, исключительной, обязанной своим возникновением чрезвычайным, как правило, критическим обстоятельствам, которые чаще можно было наблюдать именно в городах колониальной периферии. В этом отношении замечательна была Сицилия. Уже древние обращали внимание на бурное возникновение здесь тиранических режимов (Diod, XIX, 1, 5; Justin. IV, 2, 3), и они же справедливо усматривали корень этого явления в избытке материальных благ, оборачивавшемся чрезмерной поляризацией собственности и напряженностью отношений, в обусловленной внутренними смутами и внешними воздействиями — переселениями и войнами — частой перемене политических форм (Thuc.. VI, 38, 3; Plat. Ер. VII, р. 326 b-d). И, что особенно важно, справедливость этих суждений мы легко можем проверить на конкретном материале. Ведь для Сицилии, благодаря раннему развитию здесь исторической традиции и литературы, мы располагаем достаточно обширной и надежной информацией, причем не только для времени сравнительно позднего (мы имеем в виду дошедшее главным образом через Диодора предание о тираниях Дионисия и Агафокла), но и для самой ранней эпохи, для времени вполне архаичного.
Примером может служить сюжет, на который до сих пор не обращали особого внимания: выступление Панэтия Леонтинского, которого античная традиция относила к концу VII в. до н.э. (609 г, Euseb. Chron, vers. arm. II, p. 186 Karst) и считала первым по времени тираном в Сицилии (Euseb. Chron, II, p. 90 Schoene: Panaetius primus in Sicilia arripuit tyrannidem). Пример этот для нас вдвойне драгоценен, поскольку он представляет возможность судить не только о рождении тирании, на и о всем клубке противоречий, которыми было отмечено становление греческого полиса, в данном случае специально в зоне колонизации. Кроме того, обращаясь к этому эпизоду древней сицилийской истории, мы получаем возможность сразу, что называется, попасть in médias res, т. е. без долгих предваряющих рассуждений немедленно оказаться в русле интересующего нас исторического процесса.
Родина Панэтия Леонтины были одним из трех известных ионийских городов в Сицилии, основанных переселенцами из Халкиды Эвбейской. Первым, в 736 г. до н.э., на северо-восточном побережье Сицилии, напротив южной оконечности Италии, был заложен Наксос. Это была вообще первая греческая колония в Сицилии, и основана она была ионийцами. Дорийцы, колонисты из Коринфа, явились годом позже и на другом, южном отрезке восточного побережья заложили город Сиракузы. А еще через 5 лет, в 730 г., колонистами из Наксоса все в той же восточной части острова, к северу от Сиракуз и в некотором отдалении от моря, были основаны Леонтины, а затем, уже на самом побережье, между Наксосом и Леонтинами, Катана (Thuc., VI, 3; Ps.-Scymn., 270 sqq.; Strab. VI, 2, 2, p.267; Steph. Byz., s.v. Χαλκίς; дату основания Наксоса—исходную для дальнейших определений — указывает Евсевий [Euseb. Chron., П, р. 182 Karst]).[282]
Основание этих городов относится, таким образом, к древнейшему периоду греческой колонизации. Как и в случае с дорийским Коринфом,[283] побудительным мотивом для вывода халкидянами колоний в Сицилию послужило прежде всего относительное, и главным образом аграрное, перенаселение, особенно острое в условиях господства землевладельческой аристократии всадников-гиппоботов (об аристократическом правлении в древние времена в Халкиде, как и в соседней Эретрии, см.: Aristot. Pol., IV, 3, 1-2, p. 1289 b 33-40; в связи с темой колонизации — Aristot. ар. Strab., X, 1, 8, р. 447 = Aristot., fr. 603 Rose3; для конца архаического периода —Her. V, 77).
Аграрные трудности, равно как и нужды развивавшегося города, а с другой стороны, стимулированные этими факторами противоречия между господствующей знатью и простым народом заставили складывавшийся халкидский полис искать выхода из внутренних осложнений в активной внешней политике. Следствием было обострение отношений с соседней Эретрией, спор с которой за обладание сопредельными землями вылился в затяжную Лелантскую войну (1-я половина VII в. до н. э. ).[284] Другим и еще более примечательным выражением этих усилий явилось широкое колонизационное движение, в ходе которого халкидяне основали множество новых поселений, как на северо-востоке, на фракийском побережье (заселенный ими и названный по их имени полуостров Халкидика), так и на более далеком западе: на острове Искья, у входа в Неаполитанский залив, а затем и на самом италийском материке (Кима, основанная в середине VIII в. до н. э. и считавшаяся древнейшей греческой колонией на западе),[285] далее в Сицилии (названные выше Наксос, Леонтины и Катана) и, наконец, в зоне Мессинского пролива (Занкла, позднее переименованная в Мессану, на сицилийском берегу, и Регий —на италийском).
Разумеется, как и во всех подобных случаях, при выводе Халкидою ее колоний известную роль сыграли и интересы коммерческие, торговые, и продиктованные ими соображения стратегического характера. Но главным было все-таки стремление дать отток избыточному аграрному населению. О преимущественно аграрном назначении первых халкидских колоний красноречиво говорит их местоположение: основывались ли они на островах, или на побережьях с удобными бухтами, или же в замкнутых, удобных для защиты горных лощинах, во всех случаях в их округе оказывались более или менее обширные, плодородные долины. Это верно, по-видимому, и для городов Халкидики, но совершенно несомненно для Кимы (Кампания!) и для городов, основанных в Сицилии. Возвращаясь к этим последним, заметим: если Наксос был скорее опорным пунктом, первым плацдармом халкидян в Сицилии, то Леонтины и Катана доставили им основание для дальнейшего внедрения в страну, соответственно с юга и с севера замкнув плодороднейшую в Сицилии долину реки