Глава 17 – Ларкин
– Рихволл –
Рихволл, прочел Ларкин на полуистлевшем указателе, покрытом коркой из птичьего помета. Мужчина никогда не слышал об этой деревне и даже не планировал останавливаться где-то на ночь, но его последняя трапеза, состоявшая не из вяленых фруктов и вяленого мяса, была уже несколько дней назад. И ему не терпелось поохотиться на эльву, которая якобы поселилась в этой части тернового леса.
Слухи о черной птице, которая выклевывала жителям глаза из черепов, дошли до Ларкина и возбудили его любопытство. Но предполагаемая эльва на поверку оказалась не чем иным, как необычайно крупной вороной.
А как быть с глазами? Вероятно, это была всего лишь потрясающая история, которую родители рассказывали своим детям, чтобы удержать их подальше от леса. Тем не менее Ларкин прикончил птицу, чтобы положить конец сказкам.
Он оторвал взгляд от загаженного щита и последовал по земляной тропинке в сторону деревни, которая предстала перед ним во всей своей зимней красоте. Крыши были покрыты ослепительно белым слоем снега, из печных труб поднимался дым. Ларкин угадывал мерцание пламени каминов за закрытыми ставнями, а под его сапогами хрустел выпавший днем снег. Картина могла бы показаться идиллической, если бы не это безмолвие. Правда, уже наступила ночь, но еще не настолько глубокая, чтобы все жители уже лежали в своих постелях. Тем не менее звуки будничной жизни стихли. Казалось, над деревней нависла абсолютная тишина, но Ларкин услышал шепот, который обычный человек не воспринял бы.
Ларкин был один на улице, и какое-то нехорошее чувство охватило его. Больше всего ему хотелось вытащить из ножен на спине свой связанный огнем меч. Но он не уступил этому желанию. Ничто не указывало на предстоящий бой. Он просто явно стал более подозрительным с тех пор, как начал зарабатывать свои деньги, охотясь на человеческих подонков.
Раньше Ларкин верил в добро в человеке – так его воспитывали в храме. И люди, служившие Свободной земле, укрепляли в нем это убеждение. Но постепенно его вера рушилась. С тех пор как он стал Хранителем, в Тобрии многое изменилось. Во время своих немногочисленных визитов в Смертную землю Ларкин этого не замечал, но теперь он понял разницу. Люди вообще стали более недружелюбными. Гвардейцы – более жестокими. Воры – более дерзкими. Такое ощущение, что каждый стал нарушителем закона. Все пытались выудить монеты или другие преимущества для себя здесь и там, невзирая на людей, которые при этом будут обмануты.
Ларкин углубился в окрестности и осмотрелся. Главной улицы здесь не было – только узкие дорожки пролегали между домами, расположенными видимо, вокруг деревенской площади, похожей на ту, что была в столице, в Амаруне. Но, в отличие от него, здесь не было ни первого, ни второго кольца. Все без исключения хижины создавали впечатление, будто они были из четвертого или пятого кольца. Было видно, что крыши здесь уже чинили не один раз, а двери едва держались на петлях.
Только одно-единственное здание могло быть по меньшей мере из третьего кольца – таверна. Перед хижиной в земле торчала вывеска, такая же потрепанная, как и дорожный указатель. Буквы, вырезанные на дереве, возвещали, что трактир носит название «Трилистник».
Из глубины таверны доносились сдавленные голоса.
– Я не хочу, чтобы моя дочь видела его таким. Это жестоко! – услышал Ларкин крик женщины, прежде чем распахнул дверь в помещение. Разговоры тут же смолкли. Взгляды всех собравшихся устремились на него, отчасти подозрительные, отчасти гневные. Даже хозяйка за стойкой не выказала радости, завидев нового гостя. Очевидно, Ларкин прервал спор, которому лучше было бы не мешать.
Он откашлялся и откинул с лица капюшон.
– Приветствую вас! Я не вовремя?
– Все зависит от того… – отозвалась хозяйка, вытирая руки о фартук. Она была уже пожилой женщиной, с седыми прядями в волосах и загорелой кожей. – Кто вы?
– Меня зовут Кайден, – солгал Ларкин и окинул комнату взглядом. Его поразило, насколько все таверны были похожи друг на друга и все же при этом очень различались в деталях. В некоторых из них над столами, бросаясь в глаза, висели гербы королевской семьи. В других, как в «Трилистнике», ничего этого не было видно. Ветви деревьев, обвешанные обрывками ткани, украшали стены, а с потолочных балок свисали засохшие цветы.
– И что привело вас в Рихволл, Кайден? – продолжала спрашивать хозяйка, оценивающе глядя на него. Ларкин знал, что его черная одежда вкупе с мечом за спиной никак не могут вызывать доверия.
– Я в пути и хотел бы пообедать в вашем уютном трактире.
Хранитель не двинулся с места и по-прежнему стоял на пороге открытой двери. Холодный северный ветер, который уже несколько дней разгуливал по стране, дул ему в спину и загонял мелкие снежинки в таверну. Здесь они мгновенно превращались в капельки воды.
– Вы наемник?
Вопрос задала не хозяйка, а один из гостей. Молодой человек с таким острым носом, что он напомнил Ларкину клюв ворона, которого он зарезал.
Хранитель кивнул.
– Некоторым образом.
Недоверие не исчезло из глаз мужчины.
– И вы работаете на короля?
Ларкин скривился.
– Раньше когда-то – да, а теперь – нет.
– В таком случае добро пожаловать.
Хозяйка жестом пригласила его войти. Хранитель закрыл за собой дверь, со всех сторон ощущая на себе взгляды присутствовавших гостей, и ему это не понравилось. Вероятно, в Рихволле редко бывали путешественники, но Ларкин чувствовал, что здесь кроется нечто большее, чем обычная осторожность деревенских жителей перед чужаками. Это недоверие коренилось не в неведении, а в страхе.
Ларкин сел на табурет у стойки.
– У вас найдется что-нибудь горячее? Суп? Или тушеные овощи с мясом?
– Кое-что осталось.
– Принесите то, что есть. И, если можно, чаю.
Мужчина полез в карман своего плаща и вытащил монету, которую подал хозяйке.
Она кивнула и, спрятав медяк в карман фартука, покинула комнату через вращающуюся дверь, которая вела в кухню. Ларкин оперся локтями о стойку и оглядел остальных гостей. Большинство по-прежнему смотрели на него или сидели, уткнувшись в свои миски. Никто ничего не говорил, только одна женщина всхлипывала, словно плакала. Да и большинство других гостей тоже встретили взгляд Ларкина остекленевшими глазами.
Хозяйка вернулась и поставила перед ним тарелку и кружку.
– Пробуйте!
– Спасибо, – ответил Ларкин, зачерпывая ложкой суп. Он был едва теплым и довольно пустым, будто его разбавили водой. Однако мужчина не жаловался, продолжая есть, пока не заметил, что хозяйка не тронулась с места и наблюдает за ним. Он опустил ложку.
– Какие-то проблемы?
– Не с вами.
Ларкин нахмурился и еще раз оглядел комнату.
– Что здесь происходит?
Хозяйка опустила глаза и покачала головой.
– Вы не захотите этого знать.
– Тогда бы я не спросил. Что вас заботит?
– Сегодня здесь были королевские гвардейцы, – ответил молодой человек с острым носом. Он поднялся со стула, держа чашку в руке, и сел за стойку рядом с Ларкиным. Это был долговязый парень с сутулыми плечами и такими тонкими запястьями, что, казалось, они должны будут сломаться, если вдруг ему вздумается поднять мешок с мукой. – Они хотели собрать дополнительные налоги, якобы для реконструкции разрушенного храма. Вы могли видеть его по дороге сюда.
Ларкин проходил мимо полуразрушенной молельни, но не вошел в нее. Хранитель вообще еще не видел изнутри дома королевской религии с тех пор, как вернулся из Мелидриана. Ему казалось, что было бы неправильно поклоняться человеку, чью дочь он желал.
– Почему вы сказали якобы?
– Это уже не первый раз, когда люди короля являются сюда из-за этого. Еще два месяца назад они потребовали уплаты дополнительных налогов для восстановления храма, но до сих пор ничего не было восстановлено, – объяснил мужчина и ненадолго остановился. Его кадык подпрыгивал от волнения.
– Вы думаете, деньги используются для чего-то другого?
Он кивнул.
– Из-за этого несколько наших крестьян отказались отдавать серебро, и за это им пришлось заплатить жизнью.
– Высокая цена, – заметил Ларкин.
– Они отказались платить не из жадности, – добавила хозяйка. – Здесь, в Рихволле, нет состоятельных людей, а зима только началась. Нашим детям нужна пища и одеяла. Мы говорили это гвардейцам, но им было безразлично. Они сказали, что мы должны повиноваться приказам нашего короля. Винсент, Ларус и Туми этого не сделали. Максимум, на что они рассчитывали, – это полдюжины ударов плетьми, но никак не смерть.
За спиной Ларкина завыла какая-то женщина, вероятно, одна из вдов.
– После того как гвардейцы вынесли свой вердикт, мужчины все-таки захотели внести пошлины, – продолжала хозяйка. Ее взгляд был затуманен ненавистью. – Но солдаты больше не стали разговаривать с ними и потащили их к виселице.
– Мне жаль это слышать, – сказал Ларкин. – Вы из-за этого поссорились, когда я зашел сюда?
Хозяйка кивнула.
– Несколько наших хотели снять мертвых, но гвардейцы запретили это. Они считали, что тела должны висеть в течение как минимум двух недель и напоминать нам о том, что произойдет, если мы откажемся подчиняться нашему королю.
– По-моему, это была всего лишь пустая угроза, – вмешался мужчина, имени которого Ларкин не знал. – У гвардейцев наверняка найдутся дела поважнее, чем смотреть, не болтаются ли какие-нибудь жалкие крестьяне на виселице. Они сказали это только для того, чтобы унизить нас.
Хозяйка уперла руки в бедра.
– А что, если ты ошибаешься?
– В таком случае мы можем сказать, что останки разнесли птицы и волки. Ведь животные тоже борются с холодами, – отозвалась плачущая женщина. – Я же не могу допустить, чтобы моя дочь видела, как ее отец висит там каждый день, и это в течение следующих двух недель!
С каждым словом ее голос становился все выше и выше и, наконец, сорвался.
Ларкин потягивал чай и разглядывал вдову поверх края чашки. Девушка была молода, наверное, всего на два-три года старше Фрейи. С круглым лицом и каштановыми волосами, без пышных локонов, она выглядела довольно невзрачно.
– Тогда забирай свою дочь и уходи отсюда.
Она грустно рассмеялась.
– Хорошая мысль, незнакомец, но с каких это денег? После того, как солдаты повесили Винсента, они забрали с собой все. Все, что у нас осталось – это моя хижина и свиньи. У жен Ларуса и Туми похожая ситуация. Я просто хочу отправить своего мужа на вечный покой, чтобы избавить дочь от вида ее разлагающегося отца.
– Понимаю, – согласилась хозяйка. – Но это решение касается не только вас, но и всех нас. За последние дни мы потеряли слишком много хороших людей. Что, если они вернутся и заберут Корвана? – Она указала на молодого человека рядом с Ларкином. – Или, может быть, даже тебя. Что тогда будет с твоей дочерью?
Вдова вызывающе вздернула подбородок.
– Я готова рискнуть.
Хозяйка фыркнула.
– Ты такая простодушная!
– Думаю, нам стоит проголосовать, – бросил Корван. – Как ты сказала, это решение касается всех. Нам поможет только голосование. Если большинство пожелает, чтобы мертвые были сняты, мы это сделаем. Если большинство будет против, они останутся висеть.
Корван выжидательно посмотрел вокруг.
Ларкин проследил за его взглядом, всматриваясь в лица присутствующих. Они казались пустыми и лишенными всякой надежды. В большом городе трое крестьян, в большую или меньшую сторону, не имели никакого значения, но в такой деревне, как Рихволл, лишних людей не было. Гвардейцы наверняка знали об этом, и это делало все гораздо хуже. Он все равно не понимал, зачем они вообще требовали деньги. Король владел достаточно богатой казной. Это доказывало количество золота в сумке Хранителя, которое он получил от Фрейи. Почему этого не хватало? Тем более что Рихволл, безусловно, был не единственной деревней, пострадавшей от этого сбора налогов. Особенно если то, что говорили жители, было правдой и храм был всего лишь предлогом.
– Хорошо, тогда давайте проголосуем, – услышал Ларкин голос Корвана. – Кто за то, чтобы мы сняли повешенных с дерева, встаньте.
Ларкин смотрел, как встали некоторые гости, в том числе вдова и сам Корван. Хозяйка, напротив, уселась за своей стойкой. Пересчитав всех, Корван поспешил к доске за прилавком и записал на ней число.
– А теперь встаньте все, кто против.
Снова некоторые из гостей поднялись со своих мест. Корван пересчитал их дважды, словно для того, чтобы убедиться, что не ошибся, потом удовлетворенно кивнул и записал на доске еще одно, меньшее количество.
– Вот и решили. Мы снимаем тела.
– Если меня казнят из-за вас, мой призрак будет приходить к вам домой, клянусь, – проворчала хозяйка.
На мгновение воцарилась тишина, а потом среди гостей вновь поднялся ропот разных голосов. Хозяйка что-то недовольно пробурчала и принялась мыть грязную посуду, скопившуюся у нее за спиной. Ее движения были жесткими и грубыми и свидетельствовали о ее огорчении.
Ларкин знал, что дальше вмешиваться не стоит. Это было дело деревни, а он вскоре собирался двигаться дальше, но мужчина странным образом чувствовал себя ответственным. В конце концов, он тоже служил королю Андроису и другим королям до этого, тем самым помогая им получить власть. Поэтому он не смог сдержаться, когда Корван снова занял место рядом с ним.
– Я могу помочь вам избавиться от погибших.
Корван улыбнулся.
– Спасибо за предложение, но у нас нет денег, чтобы вам заплатить.
– Мне не нужны деньги. Только место, где можно переночевать.
Изумленный, Корван посмотрел на Ларкина так, словно никогда не встречал щедрого наемника.
– Это можно устроить. В моей хижине найдется свободная кровать. Когда пойдем?
Ларкин посмотрел на свой суп. Аппетит у него пропал, и он задумался о том, что Фрейя, возможно, была права. Может быть, ее отец и в самом деле не был Богом или, по крайней мере, милостивым правителем, если допускал, чтобы его люди совершали такие жестокие поступки.
Ларкин ненавидел сладковатый запах горелого человеческого мяса и хотел, чтобы сейчас рядом с ним был Готар. Этот Хранитель наверняка предложил бы ему одну из травяных мазей собственного изготовления, которые так хорошо устраняли эту жуткую вонь. Три костра пылали огнем. Они посылали свой дым в небо и заставляли таять снег в радиусе нескольких футов. Вся деревня собралась на рассвете, чтобы отдать последнюю дань погибшим. Ларкин стоял в стороне от скорбящих и наблюдал за происходящим издалека. Он ничего не говорил и не проливал слез. Но он не хотел исчезать, не сказав ничего на прощание. Один за другим жители бросали в пламя что-то в память об умерших. Вдова Морин держала на руках свою маленькую дочь. Та была еще совсем мала, чтобы понимать, что в действительности происходит. О чем только думали гвардейцы, лишая эту девочку отца из-за жалкой горстки монет? Более того, трое убитых гвардейцами крестьян были не единственными, кого оплакивала деревня. Возле трех костров возвышался четвертый. Обугленный и выгоревший, он, судя по следам, был не старше нескольких дней, максимум – двух недель.
Ларкин услышал шаги, чавкающие в слякотной грязи.
– На этом костре мы сожгли моего брата, – пробормотал Корван, остановившись рядом с Хранителем. Взгляд его глаз был застывшим, а нос покраснел. Плаща на нем не было, только одеяло, в которое Корван старался завернуться как можно плотнее.
– Что случилось? – спросил Ларкин.
– Его убили, – ответил Корван, не отрывая взгляда от обугленной земли.
– Гвардейцы?
Корван покачал головой, и одинокая слеза скатилась у него по щеке. Скорбь или студеный ветер выгнал ее из глаз, Ларкин сказать не мог.
– Воры. Они ворвались в его хижину и связали его. Наверное, он слишком сильно сопротивлялся. Мы нашли его только на следующее утро. Совершенно обезображенного, с перерезанным горлом.
Ларкин нахмурился. Происходящее показалось ему довольно необычным для воровской банды, особенно в таком месте. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что в Рихволле особо нечего взять. Зачем ввязываться в такое предприятие? Для этого даже самый глупый вор должен был сильно отчаяться.
– Мне очень жаль. Что украли?
– Мы не знаем. Они перевернули всю хижину вверх дном. Вероятно, в поисках денег, которых у Хенрика не было.
Ларкин что-то пробурчал. В этой истории были какие-то нестыковки. Воры, которые убивали, но ничего не крали? Даже если у брата Корвана не было ни меди, ни серебра, в доме наверняка было что украсть, даже если это была бы всего лишь кастрюля – но ее можно было продать! А это, в свою очередь, означало, что эти преступники, возможно, вообще не были ворами.
– Если хотите, я займусь поисками убийц вашего брата.
Корван покачал головой.
– Благодарю, но к чему это приведет? Их давно уже нет здесь, а брат мертв. В этом уже ничего нельзя изменить. Хотите честно? С меня достаточно трупов. Достаточно убийств. Достаточно костров. Я просто хочу, чтобы все снова стало как прежде.
Ларкин кивнул, хотя чувствовал себя при этом не совсем комфортно. Вероятность того, что воры снова будут убивать, увеличилась теперь, когда они уже сделали это раньше.
– Вы останетесь у нас еще? – спросил Корван.
– Нет, мне уже пора отправляться в путь, но прежде я хочу дать вам кое-что.
Ларкин полез в карман своего плаща и вытащил мешочек, который незадолго до этого наполнил монетами. Хранитель протянул его Корвану.
– Что это такое?
– Золото и серебро, которые когда-то давным-давно заплатил мне король. Я хочу, чтобы вы взяли его. Если гвардейцы вернутся, вы сможете подкупить их этими деньгами. Тогда она оставят всех вас в покое.
Корван, открыв рот, уставился сначала на мешочек, а потом перевел удивленный взгляд на Ларкина.
– Вы это серьезно?
– Совершенно серьезно.
Он охотно делился своими деньгами. В любом случае Фрейя дала ему слишком много. Что он должен был купить себе? Участок земли? Дом? Он даже не мог напиться как следует, потому что обычное вино на него не действовало. Продажных женщин Ларкин тоже не желал.
– Вы должны обещать мне только одно.
– Все, что угодно.
– Никому не рассказывайте обо мне. Я никогда не был в Рихволле.
– Обещаю, – заверил его Корван, неотрывно глядя ему в глаза. – От себя и от имени всех остальных.
– Благодарю.
– Нет, благодарить нужно нам. – Корван убрал мешочек в карман и протянул Ларкину руку. – Спасибо за помощь, Кайден. Да защитят вас истинные Боги.