– Позовите мадам Венсан! – крикнул кто-то.
Из тумана появилось лицо Брин.
– Что… происходит? – с трудом выговорила Тома.
– Ты превратилась в Сару Уортингтон, – ответила Брин, и все погрузилось в темноту.
Глава 7О чем свистит дрозд
Мара находилась в блаженной невесомости, как большое мягкое облако. Величественно плыла над землей так высоко, что даже не могла различить людей и дома. Сквозь пелену умиротворения пробивались отдаленные обрывки фраз.
– Мила, есть доказательства насчет времени ее рождения? – спрашивал мужской голос.
– Ничего, кроме свидетельства, – отвечал женский.
– Справки из больницы? Документы о беременности?
– Откуда? Если что-то и было, то тот пожар…
Пожар, огонь… Не хочу ничего слышать. Тишина… Потом снова голоса:
– А то письмо?
– Какое?
– Письмо Лены, которое пришло незадолго до ее смерти? Что в нем?
– Не помню. Понятия не имею, где оно может быть. Кажется, просила, чтобы я взял ее дочь в Линдхольм. Откуда мне знать, я не думал, что она жива!
– Черт, Лена умела подкинуть проблем…
– Перестань! Сейчас надо выяснить, откуда у Тамары зимний дар. Я позвоню Мартину.
– Зачем? У него крыша протекает, чем он может помочь?
– Советом хотя бы.
– Ты ведь не собираешься притащить его сюда? Здесь дети! А если Селия тоже приедет?
– Я сам с ней разберусь, Мила!
– Ларс, это все можно решить в твоем кабинете, – встрял кто-то третий. – Если вы разбудите мне ребенка, восстановительные процессы замедлятся!
– Прости, Полин.
Шаги, щелчок закрываемой двери. И тихая иностранная речь, похожая на полоскание горла. А потом снова тишина и невесомость.
Из забытья Мару вывел яркий солнечный свет. Он бил в глаза через закрытые веки, навязчиво пробирался под ресницы. Она поморгала и огляделась вокруг: абсолютно белая комната, занавеска, отделяющая ее кровать от остального пространства, на тумбочке – миска с фруктами и фотография мамы в резной деревянной рамочке.
Она пошевелила рукой – и чем-то зацепилась за одеяло. Проверила – в запястье стоял катетер. В ужасе подскочила, пытаясь сесть, но голова сразу закружилась, стены заколыхались. И Мара откинулась обратно на подушку.
Что произошло там, у домика? Почему было так плохо? Они все-таки ее похитили и чем-то накачали? Брин что-то говорила про Сару Уортингтон… И Эдлунд тоже был, и Вукович… Или это сон?.. Какая же она дура! Тома зажмурилась и закрыла лицо руками. Надо было бежать еще там, в аэропорту! А теперь она даже встать не может… Что это за лекарство? Вдруг все из-за него?.. И тут ее осенило. Таблетки! Эдлунд пихнул ей таблетки! Теперь все встало на свои места.
Тома снова взглянула на катетер. Немедленно выдернуть! Чем быстрее она остановит это лекарство, тем скорее встанет на ноги. Она аккуратно отковыряла от кожи прозрачную липкую пленку, одним движением выдернула иглу, и из ранки потекла кровь. Изо всех сил сжала запястье, лихорадочно оглядывая комнату в поисках бинта или марли. Нет, до стола ей не дойти. Плевать, пусть будет простыня… Вскоре кровь остановилась, и Мара смогла немного успокоиться. В животе заурчало от голода, и она взяла из миски большую желтую грушу, подозрительно ее понюхав.
Сладкая хрустящая мякоть помогла окончательно прийти в себя и собраться с мыслями. Мара осторожно села и взяла мамино фото. Рамка была вырезана грубо, вручную. Сзади на картонке была подпись: «Маре от Брин и Джо. Поправляйся!» Кажется, эти двое спелись, пока она была в отключке. Кстати, а сколько времени прошло? Надо выбираться, пока кто-нибудь не пришел.
Она взглянула в окно: за стеклом прыгала и щебетала птичка. Похожая на ту, что была в библиотеке. Побольше воробья, но такая же невзрачная. Окно – неплохой вариант. В кино обычно люди связывают простыни, а их здесь предостаточно. И Мара медленно встала, держась за кровать. Голова больше не кружилась, но ноги слушались неважно. Опираясь на стену, Мара подошла к окну и распахнула его, чтобы проверить высоту. Птичка стремительно влетела в комнату, задев девочку крылом по щеке.
– Эй! Ши! Лети отсюда! Вот черт! А вдруг правда кто-нибудь теперь двинет кони? Ши!
Наглая птица сделала круг под потолком и исчезла за занавеской у Мариной кровати. Раздался глухой стук. Мара понадеялась было, что та шарахнулась об стену, и теперь ее можно будет словить и выставить в окно, но тут послышался шорох постельного белья.
– В пододеяльнике запуталась? – Мара двинулась на звуки. – Так тебе и надо! Чтобы я еще хоть раз…
Девочка отодвинула занавеску и вскрикнула. На соседней кровати старательно заворачивался в простыню Нанду.
– Откуда ты?.. – Она осознала, что говорит по-русски, и перешла на английский: – Что ты здесь делаешь? И если птица – это ты… И там в библиотеке… Не-е-е-т… Это ты, что ли, всем растрепал про мой тотем?!
– Ну… Фактически я… – Он наморщился и жалостливо сделал брови домиком. – Я подумал, лучше ты это от меня узнаешь, иначе доложит кто-нибудь другой. Там вся школа из-за тебя гудит.
– Чертов воробей! – Девочка размахнулась, чтобы как следует двинуть ему в челюсть, но голова снова закружилась, и Мара торопливо присела на свою койку.
– Я дрозд! – обиженно сказал Нанду. – Ты в порядке?
– Нет. Дрозд, воробей… Какая разница? Мозги у тебя птичьи!
– Эй, я же не виноват, что ты придумала мамбу! Сказала бы всем честно с самого начала…
– Теперь плевать, что они обо мне подумают. Лучше помоги мне свалить отсюда.
– Из палаты?
– С острова! Они меня чем-то накачали.
Нанду ошеломленно посмотрел на нее, а потом расхохотался:
– Зачем кому-то тебя травить? Теперь ты тут главная достопримечательность. Даже если бы ты оказалась птеродактилем, народ бы меньше удивился!
– Ты о чем? – Мара недоверчиво сдвинула брови.
– Так ты же превратилась в Сару! Это зимний дар! Соображаешь?
– И что? Мало здесь и без меня зимних?
– Ты не поняла, что ли?.. Короче, история такая… – Нанду прервали голоса из-за двери.
Парень встрепенулся, вытянул голову, потом лег на пол и попытался залезть под кровать.
– Ты куда? – удивилась Мара.
– Это мадам Венсан! Она меня убьет! К тебе никого не пускают!
– А не проще превратиться обратно в птицу?
– Умная! Я так быстро не могу. Это Эдлунд трансформируется в полете, а я должен сосредоточиться…
– Подождите, профессор! – Голос в коридоре звучал уже совсем близко. – Я должна проверить состояние мисс Корсакофф.
– Отвернись, – шепнул Нанду.
Мара послушалась: раздалась какая-то возня, потом ее окатило волной теплого воздуха, захлопали крылья. Она обернулась: дрозд уже исчез за окном. И очень вовремя: дверь распахнулась, и в комнату зашла худая высокая женщина с короткой стрижкой и огромными карими глазами.
– Oh, mon Dieu![7] – воскликнула она, переводя взгляд с открытого окна на капли крови на полу, а затем и на девочку, сидящую на кровати. – Что здесь произошло? Зачем ты трогала капельницу?
Потом заметила беспорядок на соседней койке и ахнула:
– Ты ничего не хочешь объяснить?
– Мне было жарко, и… От иглы все болело… Я открыла окно… – импровизировала Мара. – А потом хотела укрыться простыней вместо одеяла…
– Жарко? Может, у тебя лихорадка? Или повышенное давление? Ложись немедленно. Я тебя осмотрю.
Француженка облачилась в белый халат, прикрыла окно и взяла со стола градусник, тонометр и фонендоскоп. Она, казалось, состояла из одних конечностей.
– Меня зовут Полин Венсан, – уже мягче проговорила она, присаживаясь на стул рядом с Марой и касаясь прохладными пальцами лба девочки. – Твой организм перенес серьезный стресс, еще пару дней тебе придется провести в кровати.
– Это все правда?.. Про мою трансформацию?.. Я имею в виду, я точно не схожу с ума?
– Конечно. Только ты не была подготовлена к такому. Если бы я опоздала, ты могла впасть в кому.
Мадам Венсан проверила показатели Мары, занесла их в свой журнал и только после этого позволила войти Эдлунду и Вукович.
– Только недолго, – предупредила доктор. – И не вздумайте ее волновать.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил профессор, устраиваясь на стуле.
– Нормально. Небольшая слабость, – отозвалась Мара. – Но я не понимаю, почему я вдруг превратилась в Сару Уортингтон? Выходит, мой отец был зимним?
– Да. Но нас всех удивляет другое: до сих пор не было ни одного случая, чтобы перевертыш, рожденный в день летнего солнцестояния, трансформировался в другого человека, – профессор старался говорить с улыбкой, но Мара чувствовала его обеспокоенность.
– Как, совсем ни одного?
– Да.
– А если у двух зимних ребенок родится летом?
– Вариантов два. Если у кого-то из них в роду был летний перевертыш, есть шанс, что этот ген достанется ребенку, – объяснил Эдлунд. – Либо он не будет иметь способности вообще. То же касается и летних, если вдруг их ребенок появится на свет зимой.
– То есть дело не только в родителях?
– Да. И в астрономических факторах тоже. Но они, к сожалению, изучены хуже, чем генетика.
– Проблема еще и в том, – вмешалась мисс Вукович, – что у зимних способность к трансформации проявляется постепенно. Сначала происходят изменения каких-то отдельных элементов внешности, и то лишь по родственному принципу. Я объясняла тебе в самолете. А в твоем организме произошел сбой. Ты пила из бутылки мисс Уортингтон, ее ДНК попала к тебе…
– Пила из ее бутылки? – перебила Мара с усмешкой. – Это она рассказала?
– А что, было по-другому?
– Теперь уже неважно. Простите. И что с ее ДНК?
– Вероятно, под влиянием стресса ты перевоплотилась полностью. Это первый известный мне подобный случай. Может быть, раньше у тебя менялись цвет глаз или расположение родинок, просто ты не обращала на это внимания?
– Нет. Я бы заметила.
– Я так и думала, – кивнула хорватка. – Мы взяли образцы твоей крови, попробуем провести исследование. Но до тех пор тебе лучше не контактировать с чужими… биологическими материалами. Ешь и пей только из своей посуды, не бери чужую зубную щетку, воздержись от поцелуев…