– Когда придет Намлан? – осторожно поинтересовалась Вукович.
– Я – Нарана Томбоин, – сказала хозяйка кошачьей армии. – Мой сын никогда больше не придет.
– Как это? – не выдержала Мара.
– Он мертв, – Нарана бросила на нее сухой, колючий взгляд. – С того самого дня, как встретил твою мать.
– Что? Но ведь фотографии… – Девочка не верила своим ушам.
– Это было предопределено, – старуха ткнула пальцем в груду мелких разноцветных камешков, рассыпанных по низкому столику. – Я сразу ему сказала. Еще дома, в Курумкане. Лиса была посланником смерти, но он только пошел за ней следом. И потянул меня, чтобы я смотрела, как рыжая приносит ему беды. Не может быть счастья у иноликого с порождением зверя.
Старуха говорила низко, с необычным, еле уловимым акцентом.
– Что именно случилось? – уточнила Вукович.
– Он заболел ею. Она заболела моим Намланом. Глупая, она не знала, что смерть голодна. Они зачали дитя, и смерть взяла его первым. И следующее взяла. Намлан тосковал. Лиса плакала. Мне было жаль ее, пусть она и стала могилой для моих внуков. Она должна была оставаться пустой до конца своих дней, духи сказали мне это через камни. Они не ошибаются никогда, великие духи. Не знаю, откуда взялась эта девочка. Она не лиса, я чувствую это.
– Но что… стало с Намланом? – Голос Мары прерывался от волнения.
– Так ли это важно? Смерть забрала свое. Он просто лег спать и не проснулся.
– В каком году? – спросила Вукович.
– В двухтысячном. Двадцатого февраля. Я всегда знала, что два – его число.
– Почему вы остались здесь? – Хорватка держалась строго и невозмутимо.
– Он похоронен в Твери. Я не могу уехать и бросить его. На второй день я нашла на его могиле кошку. Он всегда хотел завести котенка. Я знаю, что через них его дух говорит со мной.
– Почему вы не обратились к главе рода или к шаману? Или к представителям Верховного совета солнцерожденных? Вам бы помогли… Давайте я запишу телефон…
Нанду потянул Мару за рукав, вопросительно подняв брови. Та коротко изложила ему всю историю на ухо по-английски.
– Смотри, – он кивнул в сторону ковра, висящего на стене.
На красной ткани извивался золотой дракон.
– Думаешь, это могла быть она? – тихо проговорила Мара, когда они вернулись в машину.
– Ну не знаю… – Нанду пожал плечами. – Явно же, что она ненавидела твою мать. И больная на всю голову. Там же такая вонь стоит, как будто она сына прямо за диваном похоронила. Прибавь к этому дракона и то, что сказал отец Билла…
– Но она же зимняя, – сомневалась Мара.
– Может, у драконов так можно. Может, она шаман или что-то такое. Если у драконов облик тотема отнимает силы, то логично предположить…
– Вы опять о своем? – Вукович затормозила на светофоре и обернулась: – Сколько можно! Женщина потеряла сына и разум, от горя такое случается. Лично меня удивляет, что перевертыш в ее возрасте живет один, без помощи. Верховный совет создали не только для того, чтобы они лезли в вопросы образования и вели свои политические игры. Я немедленно свяжусь с ними. А с вас на сегодня хватит. Устроим экскурсию и знакомство с городом, завтра нам ехать в Москву.
В тишине мерно тикал поворотник. Мара прислонилась лбом к холодному стеклу. Ей не хотелось ни видеть кого-то, ни, тем более, говорить.
– Вы не могли бы отвезти меня в номер? – вяло произнесла она.
– Ты что?! – Нанду вздрогнул. – А музей?
– Возили нас туда. Одни черепки, тоска. Голова разболелась.
– Как скажешь, – зажегся зеленый свет, и Вукович свернула в сторону реки.
Они с Нанду высадили Мару у гостиницы «Октябрь». Там время словно остановилось: сонная тишина, парящие в бледных лучах дневного света пылинки и бормотание телевизора вахтерши. Мара поднялась в номер и легла, уставившись в потолок.
Еще один кандидат мимо. Да уж, мама жила полной жизнью. Расследование, если это топтание кругами можно было так назвать, доводило девочку до тошноты. И желание найти убийцу притупилось, и еще меньше хотелось найти отца. Пусть даже он жив. А толку? Все равно о большой любви теперь нет и речи. И маме, видимо, после всех бед, свалившихся на нее, после гибели двух детей и любимого, хотелось только завести ребенка любой ценой. Возможно, Тамара никогда не выяснит, кто ее отец. Каковы шансы найти его, если даже мама лишь мимоходом была с ним знакома? Пошли к черту все эти поиски! Это тупик. Куда бы они ни шли, снова тупик. И Эдлунд с Вукович всего-навсего хотят обосновать ее дар научно. Неужели просто не мог произойти сбой?
Мара повернулась на бок и поджала ноги. Взгляд безумной старухи не шел у нее из головы. А если Нанду прав, и кошатница сожгла ее маму из мести? А ребенка пожалела? Но почему тогда смотрела так удивленно? «Она должна была оставаться пустой до конца своих дней…» Что бы это значило? Мара бережно положила на тумбочку часы и телефон и попыталась заснуть, но в дверь постучали. На пороге стояла Вукович.
– Что случилось? – Мара отступила. – И где Нанду?
– Я отправила его на экскурсию, – махнула рукой опекунша. – Я думаю, ты захочешь поехать на кладбище. Навестить могилу своей матери.
– Правда? – В животе ухнуло от волнения, и Мара схватила куртку. – Конечно, едем!
Они спустились вниз, и хорватка пошла к серебристому седану.
– А где наша машина? – удивилась Мара.
– Плохо работала, – бросила Вукович, не оборачиваясь. – Я отвезла ее в сервисный центр. Завтра заберу.
Действительно, на седане красовалась наклейка тверского проката автомобилей. Мара села на пассажирское сиденье. По городу ехали молча, потом свернули на московскую трассу. Мимо проносились знакомые пейзажи. Поворот направо, через три километра снова направо… Минуточку, это слишком знакомые пейзажи! Прочно вбитые в память за годы поездок в Тверь из детского дома. Куда они все-таки едут? Мара аккуратно покосилась на Вукович: та постоянно сверялась с навигатором. Но ведь она уже была здесь летом и должна знать дорогу… Новая машина, акцент стал заметнее и предложения у нее какие-то механические… А еще свитер – разве она в нем была с утра? От страшной догадки заныло под ложечкой.
– А вы разве не собирались трансформироваться в Анну Леонидовну? – как можно беззаботнее поинтересовалась Мара.
– В кого? – Женщина наморщила лоб, но тут же улыбнулась. – Конечно, я вспомнила. Нет, завтра.
Тамара отвернулась к окну, пытаясь скрыть ужас. К горлу подкатил липкий комок, стало невыносимо душно. Она облизнула пересохшие губы. Ей было ясно одно: за рулем кто угодно – только не Мила Вукович.
Глава 17Беги, Мара, беги!
Ее похитили. Эта мысль терзала Мару, вызывая панику и лишая возможности соображать. Медленно потянулась рукой в карман – телефон остался в номере. Отлично. Они проехали поселковый гастроном, отсюда до детского дома километров пять. Везет туда. Наверное, хочет сдать обратно. Хорошо, что не убить. А зачем в детский дом? Эдлунд начнет искать, настоящая Вукович… А если это все же настоящая Вукович? Вдруг снова ошибка? Нет, надо убедиться.
– Я часто вспоминаю, как мы с вами прилетели в Стокгольм, – мечтательно произнесла Мара, косясь на спутницу. – Была жара, мы гуляли, ели мороженое… Такой красивый город!
– Да, день был очень хороший, – та снова сосредоточенно посмотрела в навигатор.
Сомнений нет. Вукович никогда бы не забыла тот день. О, господи! А если не в детский дом? Там ведь дальше большое кладбище, главное в области. Хочешь спрятать труп – спрячь его среди других трупов. Мамочки! Неужели это все? Неужели ее жизнь закончится вот так, глупо и бестолково? А у нее только появились друзья, дом, Эдлунд! Даже Смеартон теперь казался не таким противным! Она бы все отдала, лишь бы сейчас сидеть у него на занятии и выслушивать гадости! Мама… Неужели тебе было так же страшно? А правда, что люди встречаются после смерти?..
Нет! Неважно, куда ее везут. Главное – она туда не поедет. Кто за рулем? Старуха Томбоин? Они подошли слишком близко к правде? Потом разберется. Главное, уносить ноги, пока похитительница не поняла, что ее раскрыли.
– Мисс Вукович, а можно в туалет? – Мара сделала страдальческое выражение лица.
– Потом.
– Не могу терпеть, – прокряхтела девочка. – Те сосиски в гостинице… Не надо было их есть… Ой! Кажется, я сейчас…
– Ладно. Но я не вижу на карте заправку.
– Все равно не дотерплю. Я в кусты… Остановите…
Женщина вздохнула и свернула на обочину.
– Только не смотрите, – Мара вышла из машины, держась за живот, и полезла вниз, в канаву.
Снега было по колено. Сразу набился в сапог. И лес зимой – одно название. Голые стволы, негде спрятаться. Впервые в жизни ей захотелось стать Брин. Белая шкура сейчас бы ой как пригодилась! Еще и пуховик черный… И лезть неудобно… Живот крутило, хоть и правда садись под ближайший куст. Во рту все шершаво, вкус дверной ручки.
Мара нашла ствол пошире, сделала вид, что пытается расстегнуть штаны, и обернулась: женщина за рулем не смотрит в ее сторону. Так, сейчас… Туда, между соснами, держаться левее, вдоль трассы. Там будет деревушка, люди, проще спрятаться. Она набрала воздуха, как перед прыжком, и ринулась вглубь леса. Быстрее, быстрее! Не оглядываться, не тормозить. Без паники! Вдох-выдох, вдох-выдох. Ветки бьют, цепляются, ноги вязнут… Хруст, шорох. Подвернула – плевать. Левая-правая. То ли пуховик шелестит, то ли кто-то сзади… Не смотри! Беги! Черт, бурелом! Быстрее, Мара! Твою мать, быстрее!
Слава богу! Отдаленный лай, кривая колея, пахнуло костром. Деревня близко. Не удержалась – оглянулась. Никого. Неужели оторвалась?! Нагнулась, оперлась на колени. Отдышалась… Горло саднит… Еще рано! Соберись!
Рукав весь разодран… Надела пуховик наизнанку – подкладка бежевая. Закрыла глаза, частичная трансформация. Светлые волосы, рост чуть ниже. Спасибо Смеартону за скорость. И – к деревне.
Черт! Машина свернула с трассы. Мара отскочила за дерево, прижимаясь к мерзлой коре. Конечно, у тетки есть навигатор. Здесь и бежать больше некуда – одна деревня. Умно, ложная Вукович, умно. Вот только ты не играла в прятки в детском доме… Стоп! В