детском доме! Ну, конечно! Хочешь спрятаться – иди туда, где тебя не станут искать! И Мара вернулась в лес.
Полчаса. За это время среднестатистический пешеход может пройти два с половиной километра. Но она шла по сугробам, не видя, куда ступает. Подвернутая лодыжка ныла, хотелось лечь и плакать. Девочка упрямо шагала, ориентируясь по солнцу. И все равно периодически казалось, что она заблудилась напрочь. Полчаса? Или три, четыре часа? Бесконечно – вот как долго она волокла ноги, пока не увидела знакомый козырек остановки и забор.
С северной стороны вышла из строя камера, лезть там. Не дай бог, починили… Год уже как не работает, с чего бы стали чинить? А вдруг… Нет, лезть. Прилипла к забору: тихо. И пахнет борщом… Либо обед, либо уже тихий час, никто не гуляет. С трудом, примерзая пальцами к железу, скрипя зубами от боли в лодыжке, влезла. Острая верхушка, смотреть вниз страшно. Сидеть – еще хуже, как флюгер. Издалека заметно. Зажмурилась, спрыгнула. Постаралась приземлиться на здоровую ногу и потом сразу завалилась на бок. Хорошо, здесь с осени астры не вырвали.
Кто бы знал, что она будет рада оказаться тут снова! По крайней мере ее жизни ничто не угрожает. Теперь перебежка к стене, прижаться, чтобы не попасть в камеру… В тихий час охранник с поварихами ходят курить. На территории строго с этим, приходится идти за ворота. Подождала немного, то и дело выглядывая из-за угла: так и есть. Идут. Тетя Зоя, как всегда, в пальто поверх халата, Иван Саныч в телогрейке. У него и оружие есть. Отлегло…
Мара дождалась, пока захлопнутся ворота, проскользнула внутрь, стараясь не скрипеть дверью. Круглые часы в коридоре показывали половину второго. Всю стену занимали новогодние рисунки. Интересно, что в этот раз привезут волонтеры?
Сняла сапоги: налипло столько снега, что, сколько ни вытирай, остались бы следы. И побежала к дальней лестнице, накинув капюшон. Добралась до туалета, заперлась в кабинке и опустилась на крышку. Закрыла глаза, вернула внешность. Эти чужие волосы ее раздражали, щекотали, дразнили, хотелось их срочно срезать.
Сердце колотилось до боли, спина взмокла, но разум был чист. Оставалось только придумать, как выбраться до вечерней уборки. Полная трансформация? Принять чужой облик – не вариант, она двинет кони через несколько секунд. И ДНК у нее только Сары Уортингтон. В того юношу, как на экзамене Фалька? Теперь понятно, что это не Намлан, но явно же кто-то из предков… Поди знай, как повторить. Да и мужчина в детском доме вызовет куда больше подозрений. Частичная? Все равно заметят незнакомое лицо.
Выход один – сидеть и ждать, когда придет Тимохина. Больше довериться было некому. Но Лиза в туалет не торопилась. И Мара уже совсем отчаялась, когда увидела через щель тапки Оли Степанчук.
– Оля? – спросила шепотом, чтобы скрыть голос.
– Ритка, ты, что ли?
– Угу.
– Весь день тебя ищу. Мне сказали, что ты с Кириллом зависаешь, я не поверила… Открой.
– Погоди. Позови Тимохину.
– А Лизка тебе зачем? Она доклад по физике пишет.
– Позови, сложно, что ли?
– Да чего ты шепчешь? Прихватило, что ли?
– Да. Но если кому-то расскажешь…
– Ладно-ладно, – хихикнула Степанчук. – Сейчас.
Через пару минут Мара услышала шаги.
– Рит, я тебе штаны чистые принесла! – голос Лизы, слава Богу! – Ты где?
– Тут я! – зашептала Мара.
Приоткрыла дверцу и втянула Тимохину в кабинку, прижав палец к губам.
– Тома?! – выдохнула Лиза. – Ты здесь откуда?!
– Долго рассказывать. Меня похитили, надо было где-то спрятаться.
– Господи! Ты цела? Они с тобой ничего не сделали? Это та женщина?
– Нет-нет, с ней все в порядке. Она заберет меня, надо просто сообщить ей, где я.
– Ну, позвони.
– Правда, Тимохина? – Мара раздраженно цокнула. – Позвони? Думаешь, был бы у меня телефон, я бы торчала в туалете три часа, дожидаясь тебя?
– Хочешь, дам свой?
– Не представляешь, как хочу! Но они быстро не приедут, а у меня уже ноги затекли тут сидеть. И воняет. Ключ от подсобки еще у тебя?
– Конечно, – Лиза сунула руку в задний карман. – Держи. И телефон возьми.
– Спасибо. Очень выручила, – Мара сжала в кулаке старый мобильник: достался Тимохиной от одной не в меру доброй выпускницы.
– Ерунда. Это ведь твой ключ.
– Слушай, а можно еще просьбу?
– Ну?
– Принеси мне вечером что-нибудь поесть. Хотя бы хлеба утащи из столовой.
– Не вопрос, – Лиза с любопытством оглядела Мару с ног до головы. – Какие у тебя шмотки крутые… И стрижка… Повезло.
Тамаре стало неловко. Что тут скажешь? Она ничем не могла помочь Тимохиной. Кичиться и хвастаться не хотелось, и она как-то невнятно дернула плечами, мол, ничего особенного.
– Я рада за тебя, – Тимохина казалась искренней. – Правда. Ладно, пойду, пока нас не засекли. После ужина загляну в подсобку.
Мара дождалась, пока Лиза даст отмашку, что в коридоре пусто, метнулась к дверям, оттуда – наверх, к убежищу. И только когда замок защелкнулся за спиной, знакомо запахло олифой и древесиной, она сообразила, что понятия не имеет, куда звонить.
Интернет в телефоне не работал, всего две палочки сети. Гостиница «Октябрь»… Должна же быть справочная или что-нибудь такое… Набрала мобильного оператора, долго слушала про тарифы и акции, и через пять минут приятной мелодии раздался любезный девичий голос. Мара от радости вскочила, больно ударившись плечом о стеллаж.
– Вы не подскажете номер гостиницы «Октябрь» в городе Тверь? – спросила она, потирая ушибленное место.
– Извините, мы не предоставляем такую информацию.
– Ну по-человечески прошу, загляните в Интернет! – в отчаянии воскликнула Мара, но опомнилась и понизила голос: – Это ж секундное дело! Пожалуйста.
– Извините. У вас будут еще вопросы?
Барахло, а не сервис! Мара сбросила звонок и поджала губы. Соображай, соображай… Вот оно! Нанду! Со своей любовью к музыкальным номерам!
Она пошарила внизу, в своем тайнике. Надо же, даже леденцы целы. Закинула в рот сразу горсть, чтобы угомонить ноющий желудок. Вытащила альбом и начертила нотный стан. О музыкальной грамотности у нее были слабые представления, потому что по музыке всем без разбора ставили пятерки. Но ноты она примерно знала. Нарисовала на линейках черные мушки, под каждой проставила цифру. Что он там говорил? С ре второй октавы?
Мара зажмурилась, вспоминая припев песни. Вниз, вверх, вниз, вверх – тут просто. Девять-восемь-девять-восемь. А дальше – скачком. Куда? На семерку? Шестерку? Она принялась расписывать варианты. Штук десять набралось – прозвонила. Все мимо.
За окном темнело, повалил снег. Свет никак не включишь, привлечет внимание. Под дверью такая щель, что палец просунуть можно. Сразу засекут. Подсвечивая телефоном, Мара продолжала выдумывать комбинации. Потом опять звонить.
Она настолько привыкла слышать незнакомые голоса и механическое «номер не существует» или «абонент выключен или находится вне зоны действия сети», что, когда в трубке раздалось вальяжное «Хей!», она вздрогнула.
– Нанду? – не веря своим ушам, спросила она.
– Мара?! Где тебя носит?! – заорал он. – Мисс Вукович, это Мара! Ты вообще представляешь, что мы думали?! Обыскали всю гостиницу! Телефон здесь, часы твои ненаглядные здесь, а тебя нет! Мы думали, ты сама поехала к этой Томбоин, попала в аварию или тебя украли…
– В точку, Нанду.
– …что ты заблудилась в городе… Подожди, что?!
– Меня похитили.
Тишина.
– Нанду, ты здесь?
– Повтори, что ты сейчас сказала, – хрипло попросил он.
– Дай мне Вукович.
– Нет, сначала объясни мне…
– Включи громкую связь, – перебила Мара.
– Готово, – в трубке зашуршало: они ехали в машине.
– Мисс Вукович, днем кто-то пришел в номер в вашем облике. Она предложила поехать на могилу моей мамы, я согласилась. Потом поняла, что это не вы, и сбежала.
– Вот черт! – И Нанду добавил что-то на португальском.
– Ты в порядке? – хорватка звучала сдержанно.
– Да.
– Где ты?
– Я… – Мара замялась, голос Вукович снова показался ей странным. – Какая была погода в Стокгольме, когда мы прилетели из Москвы? И с чем было мороженое?
– Шел дождь. И никакого мороженого мы не ели.
– А как зовут моего первого опекуна?
– Караваева Анна Леонидовна. Мара, это действительно я.
– Да, она весь день была со мной, – подтвердил Нанду. – Так где ты?
– В детском доме.
Вукович издала неопределенный звук, из-за помех Маре сложно было отличить смех от ее обычного хмыканья.
– Молодец, Тамара, – сказала хорватка. – Через час будем.
– Слишком быстро. Придется дождаться ночи. Хотя бы одиннадцати часов. Отбой в девять, но старшие иногда ходят по коридорам.
– Жди и смотри в окно, я пришлю Нанду.
– Ладно. Третий этаж, над главным входом четвертое… Нет, пятое окно слева. И купите что-нибудь для Лизы. Она так выручила… Чтобы Нанду смог поднять.
И Мара отсоединилась.
Леденцы закончились быстро, но сытости не дали. Она постелила на пол пуховик, прилегла, вглядываясь в ночное небо за окном, чуть скрашенное вспышками от мигающей новогодней гирлянды. Больная лодыжка пульсировала. Завтра, наверное, вообще не сможет на нее наступить. Звук машины всякий раз заставлял ее съежиться в ожидании. Вукович? Или похититель?
И тут в дверь кто-то поскребся.
– Это я, – раздался шепот Тимохиной.
Мара поднялась и впустила Лизу. Та пихнула что-то ей в руки, в темноте было ни черта не видно.
– Хлеб и печеночные котлеты, – пояснила Тимохина. – Хлеба мало дали, а котлеты три взяла, их все равно почти никто из наших не ест.
Мара их тоже не жаловала. Обычно. Но сейчас в животе заурчало, она торопливо откусила сразу половину и прикрыла глаза от удовольствия. Этот сухой, сладковатый с горчинкой фарш казался ей верхом кулинарного мастерства.
– Ну как ты? – тихо спросила Лиза.
– Не жнаю, – с набитым ртом проговорила Мара. – Нормально.