Если для сохранения здоровья Рус сделал все, что мог, то для того, чтобы предупредить гибель людей от нападения балтов, он… тоже сделал все, что было в его силах, но угроза сохранялась. Проблема даже не в том, что противник попытается пробиться к идущим, а в том, что людей могли осыпать стрелами издали.
Дабы минимизировать подобные потери, сопровождающий отряд был поделен на четыре части. Помимо хвостового и головного отрядов имелось еще два, что шли внутри колонны, разбивая ее на три части, так что среагировать на атаку они могли вполне оперативно. Главное, чтобы разведка не проспала, и воины сумели достаточно быстро выскочить навстречу врагу.
С последним могли возникнуть трудности, так как с боков двигались практически сплошным потоком стада различной живности. Но если подумать, то они тоже служили неплохой защитой от нападавших, если оные захотят побить переселенцев холодным оружием. Но чтобы до такого не дошло, активно работала разведка. Небольшие кавалерийские отряды по тридцать человек на подкованных шипастыми подковами лошадях сновали по окрестностям, выискивая малейшие следы присутствия вражеских отрядов. Но пока все было чисто. Лишь следы одиночных разведчиков, а может, обычных охотников, виднелись тут и там.
Зимний исход в этом плане, в отличие от летнего, выгодно отличался. То есть врагу при всем желании незаметно, укрывшись в «зеленке», вплотную к цели не подобраться и не устроить долговременную засаду: замерзнут напрочь. Быстро преодолеть дистанцию откуда-нибудь из глубины лесного массива тоже затруднительно: мешают сугробы, так что быстро не побегаешь, а кроме того, лес хорошо просматривается, поэтому любое движение быстро фиксируется. Единственная возможность подобраться близко появлялась ночной порой и во время густого снегопада. Вот только для потенциальных нападающих это тоже тот еще квест.
Когда приходило время вставать на ночевку, мужское население начинало активно работать пилами и топорами. Но они не столько добывали дрова, на которых женщины готовили еду, сколько создавали оборонительный периметр. Для минимизации работ выбирали участки с высоким и обрывистым берегом, разведчики помимо врагов искали еще и удобные места для ночевки.
Внутренний периметр, в котором ночевали люди, делался за счет повозок, что выстраивали кругом; в случае, если берег низкий, то и по берегу; плюс дополнительно ставили ежи из связанных между собой трех кольев, и ежи эти также связывались между собой.
Внешний периметр создавался за счет засеки. В пространстве между внешним и внутренним периметром ночевали животные. Так что если нападавшие имели целью не нападение на людей, а угон скота, то их ждал большой облом. Такое расположение скота служило людям дополнительной защитой. Во-первых, еще одно препятствие, а во-вторых, увеличивается дистанция, если враг решит тупо обстрелять лагерь из луков и забросать его дротиками. Ведь деревья внутри периметра на дрова как раз не трогали, чтобы их кроны защищали от такого дальнобойного навесного обстрела. Чтобы враг не подобрался незамеченным на дистанцию стрельбы, за кольцом засеки разводили большие костры, которые освещали окружающее пространство до самого утра.
А вот густой снегопад, точнее вьюга, представляла опасность сама по себе, особенно если застигнет в пути. Подгадав непогоду, противник мог воспользоваться ею, стремительно атаковать и если не побить людей, то угнать часть скота и при этом без особых проблем уйти, ибо преследовать в таких условиях себе дороже, а выпавший снег скроет следы.
Но и тут имелась возможность предохраниться заранее. Рус прекрасно помнил свой опыт морского путешествия на реквизированной у ромейского купца галере, а точнее, вспомнил про предсказателя погоды, старого раба Пирота, страдавшего жестокой метеочувствительностью. Рус попытался найти таких же метеозависимых людей среди славян и, конечно же, нашел. У кого голова раскалывалась, у кого суставы ломало, у кого старые раны болеть начинали, так что у него имелась своя группа погодных предсказателей. И пусть они работали не так четко и точно, не могли предсказать конкретный тип изменения погоды (сильный ветер или снег), продолжительность того или иного явления, как это делал Пирот, просто потому что до сих пор статистику зависимости своих головных болей и изменения погоды целенаправленно не вели, но тем не менее подсказать с точностью до суток, когда испортится погода, были в состоянии. Рус был уверен, что и среди врагов имеются такие же предсказатели, и преследователи, опираясь на подобные подсказки, могли спланировать вылазку.
Благодаря таким предсказаниям серьезная непогода с вьюгами и метелями переселенцев в пути практически не заставала. Рус, прислушиваясь к стенаниям «метеорологов», останавливал движение, давая лишний день на отдых. Тем более что по плану и так предстояло давать один день полноценного отдыха на каждые пять дней пути, чтобы люди могли не только физически отдохнуть, но и провести техосмотр транспортных средств и, если надо, что-то подремонтировать, починить одежду, особенно обувь. Так что в целом график движения выдерживался.
3
Спустя две недели после выхода, преодолев около ста пятидесяти километров по льду Днепра, переселенцы вышли на Припять, прошли еще пять дней и достигли места, где в нее впадала река Словечна. Отсюда началось расселение первых родов, точнее целого племени.
Селились плотно, не по двадцать-тридцать семей в одной деревушке и по пять-семь деревушек в «кусте» на удалении пяти-десяти километров друг от друга, с удалением подобных «кустов» на пятнадцать-двадцать километров между собой, как привыкли, а фактически создавали полноценное племенное городище. Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Мельче просто нельзя было в целях безопасности, ибо небольшие деревушки могут стать легкой добычей для аборигенов, которые непременно захотят напасть на чужаков и поживиться их добром, плюс самих чужаков в рабы определить. На столь крупное поселение они нападать поостерегутся, по крайней мере в первое время, а потом уже поздно будет… пить боржоми.
Собственно говоря, большое городище требовалось лишь на первое время, пока переселенцы не освоятся на месте и не разберутся что к чему. Уже после, в зависимости от того, какие сложатся отношения с аборигенами, начнется расселение (мирное или не совсем). Оставалось только надеяться, что больших дураков ни среди аборигенов, ни среди переселенцев нет и больших конфликтов не возникнет.
Первое городище решили ставить на слиянии Припяти и Словечны. Поскольку на дворе стояла зима и земля мерзлая, отогревать ее и копать было слишком долго и муторно, периметр для городища закрыли не привычным частоколом, вкопанным в землю на насыпном валу со рвом вокруг (это все летом будет сделано, по крайней мере выкопан ров), а методом сруба. Рубили небольшие башенки три на три метра, между ними закладывали горизонтальные бревна десятиметровой длины. Такая стена из сырого леса, конечно, долго не простоит, но на пару-тройку лет хватит, а там заготовленный позже лес высохнет, из него и поставят нормальную стену.
Стену для городища благодаря имеющемуся в большом количестве инструменту для работы с деревом возвели всего за два дня. Поставили не только периметр, но и сколотили полноценные ворота, повесив их на настоящие железные петли, которые сковали из крымского железа еще летом. Также заготовили большое количество древесины под строительство домов, но их рубить переселенцы будут уже самостоятельно, так как Рус повел народ дальше.
Требовалось торопиться. Единственное, что он проконтролировал, так это строительство большой бани, для которой были заранее изготовлены котел для воды на десять литров и железный лист для каменки, чтобы можно было подать пару.
Прошло пять дней, достигли слияния Припяти с рекой Птичь, там поставили еще одно городище, но уже за три дня. И снова в путь. Еще пять дней хода. Там, где в Припять впадает река Случь, также поставили очередное городище. Четвертое городище поставили на реке Цна, а пятое – на слиянии с Ясельдой. На этом расселение волынского союза племен было завершено.
Местные, на удивление, проблем не доставляли, и все меры предосторожности оказались излишними (но тут, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть). Рус ожидал достаточно упорного сопротивления, вылазок, каких-то партизанских действий, но все было тихо. Припятьские балты-ятвяги сидели по своими поселениям, в самом крупном из которых насчитывалось всего пятьдесят полуземлянок, и лишь хмуро-настороженно зыркали из-за частоколов, провожая суровыми взглядами проходящих мимо славян. Видимо, ожидали в любой момент нападения на себя. Не дождались.
«А собственно, что они могли нам сделать? – задумался он над пассивным поведением балтов. – По большому счету, ничего. Свалились им как снег на голову, они и среагировать-то не могли. Чтобы собрать армию, способную нам противостоять, нужно время, и довольно много».
К тому же населения тут оказалось весьма немного, и чем дальше на запад по Припяти, тем меньше. Ну да, там тоже славяне, что время от времени совершали нападения на восточных соседей.
Вообще общая численность балтов, по оценке Руса, едва ли превышала численность славян, то есть около миллиона человек, и это на огромной территории от линии по рекам Одр – Висла – Буг на западе, до района Москвы на востоке и от Балтийского моря на севере, до истоков Днестра и Южного Буга, а также Десны на юге. Так что плотность населения, особенно здесь, на юге, где их постоянно прессовали то славяне, то оногуры, была весьма малой.
Бежать балты тоже никуда не могли, тем более что славяне никого, собственно, не гнали хотя могли разворотить все их поселения с легкостью. Ведь образ жизни балтов по факту ничем не отличался от образа жизни славян, все те же крохотные деревушки на двадцать-тридцать семей, и стоит окружить такую деревушку всего сотне закованных в черное железо воинов, как они сами сдадутся, видя бесперспективность сопротивления. Вот только никакой надобности в разорении аборигенов не имелось. Во-первых, своего продовольствия достаточно, а это, пожалуй, единственная вменяемая причина для агрессии. Во-вторых, любая заварушка – это потеря времени, на что Рус пойти не мог, он и так едва успевал.