Так вот, чтобы сделать все это, потребовалось для начала сложить натуральную доменную печь, чтобы получить чугун и уже из него отлить все эти жернова и шары, а также необходимые элементы для строительства водяных колес.
Фактически вся зима ушла на то, чтобы создать необходимые мельницы и наладить их работу, ведь оных требовалось сделать довольно много, чтобы перерабатывать как ингредиенты – известняк, так и результат работы цементных печей – клинкер.
Но есть у бетона одна немаловажная проблема, а именно то, что он серый. Депрессивный цвет. Он чем-то даже хуже черного. Рус считал, что советская власть на этом сильно погорела, когда массово строила кварталы из серых пятиэтажек. Куда ни глянь – серость, и когда твоя жизнь беспросветно серая, а если еще погода подкачала и неделями над головой серые небеса, под ногами – серая дорога, а по черно-белому телевизору идет какая-то скучная муть, это, конечно же, не могло не усилить различные негативные веяния, тот же алкоголизм, к примеру, а в девяностые годы – наркоманию. Вот что мешало хоть немного расцветить эти бетонные плиты домов? Неужели так дорого? Дороже психологического состояния людей?
Вообще Рус считал, что бытие определяет сознание, и повторять чужие ошибки в этом плане не собирался, так что искал для бетона красители. А с ними в Словацких рудных горах оказалось не ахти. Относительно массово он мог получить коричневый цвет и зеленый. Горы же в основном состояли из какой-то серой породы… Ни красного камня, ни синего, ни тем более желтого с фиолетовым. Ну, еще гранита в избытке, но с ним столько мороки (прочный ведь, зараза, фиг отломаешь, а потом еще фиг обработаешь), что связываться с его добычей было себе дороже, по крайней мере на начальном этапе. Что до зеленых и коричневых камней, то… все лучше, чем ничего, так что за щедрую плату сталью начали местные горцы в массовом порядке добывать и завозить эти камни.
К счастью, не так далеко нашли гору из светлого желтовато-коричневого песчаника, и стало во всех смыслах веселее (он еще и растирается в порошок намного легче), а то очень уж не хотелось, чтобы крепость из-за коричневого цвета облицовочных плит и строительных блоков, из которых будут строиться дома, со стороны выглядела, как… вылепленная из кучи дерьма.
Можно, конечно, зеленый камень использовать более широко, но тут была следующая проблема: если коричневый камень буквально заполнил русло одной реки, и его нужно просто вынуть из воды рукой, то зеленый камень требовалось упорно добывать, вгрызаясь в скальную породу. Опять же, месторождение находилось далеко, да и количество этого камня тоже подкачало, так что если что из него и делать что-то, то лишь то, что требуется в относительно небольших количествах, этакие декоративные элементы-вставки, разбивающие основную массу здания на фрагменты: угол стены, оконный проем и еще что-то в этом роде.
В общем, теперь можно было смело комбинировать и сделать место для проживания тысяч людей достаточно цветонасыщенным и радующим глаз, чтобы не возникнло желания в пасмурный день, оглядевшись, зайти в кабак и набухаться до беспамятства, лишь бы на душе стало чуть веселее и не давила эта серая масса на мозги.
«Еще можно цветным стеклом воспользоваться, благо у девчушек тех, бисерниц, что-то интересное в их экспериментах с окрасом стекла получаться стало», – воодушевился Рус, радуясь, что нашел выход из ситуации.
Формулу «Бытие определяет сознание» Рус считал верной не только по степени влияния цветовой гаммы на настроение людей, он оценивал ее более глобально. Так, если вокруг хаос в плане застройки, кривые улицы, разбитые дороги, никогда не засыхающие лужи грязи, разноплановые дома, да еще унылого вида, то и образ мышления будет формироваться какой-то хаотичный. Хорошо это или плохо? По мнению Руса, минусов больше, чем плюсов. Порядок быть должен!
Особенно в плане застройки Руса просто убивали деревни с кривыми улицами. Просто сравните российские деревни и деревушку где-то на Западе. А ведь это все влияет на сознание… В итоге люди одеваются в какое-то шмотье, рваные и грязные фуфайки, даже не пытаясь выглядеть достойно. А будь все ровненько, чистенько, то и сами жители невольно начнут соответствовать и выглядеть хоть сколько-нибудь опрятно и нарядно. Да и города не лучше.
Так что Рус задумался над проблемами архитектуры. Что именно строить? Как таковой русской архитектурной школы, по его мнению, в целом, не возникло. Или, правильнее сказать, она относилась больше к деревянному зодчеству. Но он с деревом иметь дела не собирался, так что требовалось что-то выдумать свое, что-то строгое и лаконичное, что хоть немного обуздает славянскую хаотичность. Но самому не придумывалось. Увы. Не архитектор ни разу.
– Что ж, раз не можем придумать свое, то возьмем из того, что еще не придумали, но что было в изначальной исторической последовательности воплощено. Правда, с небольшими поправками…
Рус решил обратиться к готике. Вот где строгость линий, что так или иначе начнет воздействовать и на мозги, прививая логичный образ мышления, чтобы не гадили, где живут. А то зла не хватает, когда видишь так называемые стихийные свалки. Такое впечатление, что кому-то религия не позволят выбросить мусор в мусорный бак…
Что до правок, то тут Рус решил все-таки отойти от однотонности исполнения и работать в стиле «светлой готики», да еще с цветными элементами, плюс декоративная вязь орнаментов. Ну и от высоких башенок решил отказаться, лишние они.
– Вот такой я предлагаю построить храм Рода, – сказал Рус, показывая Богумилу макет здания, выполненного в форме знака Рода, это такая закорючка, как если от буквы «Ж» убрать нижние боковые черточки. Архитектурно это чем-то напоминало собор Парижской Богоматери с контрфорсами.
Здание, для которого Рус определил пространство в южном лепестке крепости, предполагалось построить пятиэтажным. Вообще весь южный лепесток он отдавал жрецам. Так что там не только это здание можно построить, но и все прочие, что им потребуются.
Для своего будущего дворцового комплекса Рус выбрал северный лепесток. Восточный лепесток отводился под мануфактурное производство всего и вся, под те же стеклянные изделия, бумагу, древки для стрел, кузницы, ткацкую фабрику и т. д. и т. п. Западный лепесток – военный городок с казармами для гарнизона и арсенал. Центральная часть города-крепости жилая, ну и городская администрация, куда же без бюрократов.
– В основании – храмовый зал для чтения проповедей и молитв. Он будет хоть и высоким, но одноэтажным. В верхней левой части можно сделать общежитие для обучаемых и жрецов-учителей, в центральной – учебные классы, а в правой – хозяйственные службы…
– А в центре, я так понимаю, главное капище? – указал верховный жрец Сварога на округлый сегмент комплекса с открытой площадкой, хотя в будущем над ней можно будет поставить стеклянный купол.
– Верно.
– Хм-м… Как необычно…
Рус пролил семь потов, убеждая Богумила, что нужно быть ближе к народу, а не сидеть где-то в чаще или в горах отшельниками, окормлять паству в непрерывном режиме, вдалбливая им изначальные постулаты, а не от случая к случаю, когда те сами придут. Так можно людей упустить, оглянуться не успеешь, а они уже христиане… Что до удаленных капищ, то пусть будут, а-ля скиты для особенно плотного общения с богом…
– Нравится?
– Да…
– Значит, летом построим в первую очередь.
26
Город рос, что называется, не по дням, а по часам. В первую очередь, как и было обещано жрецам, возвели храмовый комплекс, на что потратили все следующее лето пятьсот пятьдесят шестого года. Причин тому, что на одно здание ушло три месяца, имелось несколько.
Во-первых, здание получилось все-таки не самым маленьким, и если вытянуть его в одну линию из фигуры знака Рода (этакого отпечатка куриной лапы), то, при ширине двадцать метров и в высоту двенадцать, в длину выходило около ста пятидесяти метров. И ведь это не пустая коробка, как для главного храмового зала, в котором предстояло проводить моления да проповеди, остальные помещения внутри поделены на более мелкие комнаты.
Русу для планировки внутренних объемов пришлось хорошенько постараться, задействовав все свои инженерные способности. Вроде и не сильно сложно с виду спроектировать все эти комнаты с аудиториями, но это пока до внутренних коммуникаций дело не доходит, а именно до отопления и водоснабжения с канализацией.
Больше всего, конечно, намучился с отоплением. Дабы не строить печки и камины чуть ли не в каждой комнате, он пошел по пути разветвленных воздуховодов-батарей, даже не дымоходов, ибо чистить такую систему от сажи – это тот еще геморрой с частичной разборкой всей системы. Так что в подвальном помещении ставилась печка, коя своим огнем и дымом нагревала стальные трубы-радиаторы, для чего они имели многочисленные пластинки-теплообменники, словно лопатки на турбине, а те уже грели воздух, который расходился по воздуходувам-батареям, нагревая в свою очередь их самих, а те уже грели воздух в помещениях. Не самая простая и эффективная в плане КПД технология, но рабочая, тем более что печка не только и не столько занималась отоплением, сколько работала на кухню для приготовления пищи, а также на баню, поставляя туда в огромных объемах горячую воду.
Во-вторых, скорость строительства ограничивали производственные мощности. Не хватало печей и мельниц для производства цемента, не поспевали поставщики извести. Хотя известь везли всю зиму, так что навезли целую гору, но улетала она, что называется, со свистом.
В-третьих, не имелось опыта столь масштабного строительства от слова совсем. Поскольку это было первое возводимое здание, да еще столь масштабное, не говоря уже о его религиозной важности, то сделать так, чтобы оно стало, согласно поговорке о первом блине, комом, было недопустимо. Поэтому Рус контролировал все процессы от начала и до конца, начиная от качества помола ингредиентов и клинкера, обжига, заканчивая заливкой цементной смеси в формы строительных блоков. Присматривал он, конечно же, и за самой укладкой этих блоков. Блоки при размере пятьдесят на двадцать пять имели три цилиндрических углубления диаметром пять сантиметров и глубиной в десять с одной стороны. Это было необходимо для снижения массы и для какой-никакой экономии материала.