Что до результатов боя, то, поскольку стороны остались при своих, вроде как получилась ничья. Что до потерь, то в этом выходе отряд Руса недосчитался больше ста пятидесяти воинов только убитыми, еще с полсотни точно не доживут до утра, число раненых приближалось к тысяче. Но это не так и много, если учитывать, что в этом сумбурном бою они почти не участвовали. А так поле было завалено телами людей и коней.
По неписаным правилам, стороны после прекращения боя через какое-то время стали собирать своих.
47
Подразделения, что стояли в резерве во время сражения, встали в охранение, дабы беречь сон смертельно уставших в бою воинов от возможной ночной атаки противника. Запылали костры, стала готовиться еда. Хватало свежего мяса из павших и забитых серьезно раненных коней, так что люди объедались на ночь глядя.
Ночь прошла без происшествий, авары не стали совершать ночных атак. Да и как, если лагерь огородили забором из ежей и многочисленных опустевших обозных возов. Пока прорвешься сквозь эту простенькую линию обороны, враг уже будет готов сражаться. Все, что они могли, это пометать стрелы на пределе дальности выстрела. Но такой обстрел много бед не нанесет, а боеприпас истратится, который, как известно, не бесконечен и пригодится в полноценном бою.
Вот и настал второй день сражения. На этот раз конфигурацию строя поменяли. На левом фланге встала конница ромеев, далее пошла их же пехота; в центре встала конница славян, потом – пехота из славян, ятвягов и всех прочих, а на правом фланге разместили всю конницу кочевников из гуннов и гуров.
Рус мельком увидел веселых каганов. Заметил их веселость и Славян.
– Чего это они такие радостные? – хмуро спросил он.
– Да кто их знает? Накурились, может, чего забористого?..
– Эти могут… – сплюнул младший брат.
На самом деле Рус, конечно, понимал воодушевленное состояние Сексарда и Орэшта. Им в этот раз не надо биться до упора, более того, скоро предстоит заняться любимым занятием – грабежом и насилием.
«Осталось только сыграть достаточно реалистично, чтобы авары не заподозрили подвоха», – подумал он, пытаясь понять, что задумали император и его военачальники. Приходилось только надеяться, что что-то они придумали, причем в нескольких вариантах, в зависимости от действий противника, ведь на подобных сражениях они не одну собаку съели.
– Вперед!!! – заорал представитель ставки ромейского штаба, что читал различные сигналы. Причем проорали они по всей линии фронта, и вся масса сдвинулась вперед, как конница, так и пехота.
Новые знаки, дублирование приказов, и вот вперед вырвалась кавалерия. Ромейская конница пошла в лобовую атаку. Вперед снова вырвались конные лучники и начали обстреливать противника. За ними, тяжело набирая скорость, устремились катафракты. Следом легкая кавалерия – федераты, видимо для добивания тех, кого хорошо приложит тяжелая конница. Следом взяла разгон славянская конница под предводительством Леха, растягиваясь по фронту. Те, что скакали сзади, тоже взялись за луки и принялись посылать стрелы во врага. Также пошли в атаку гунны и гуры, но не в лоб, а стали заворачивать с целью ударить во фланг авар, ну и, если получится, в тыл зайти.
Авары, увидев такое дело, также рванули во встречную атаку всей своей массой. Произошла лобовая сшибка, конные лучники ромеев едва успели выскочить, чтобы не оказаться между молотом и наковальней, и завязалась ожесточенная драка с обстрелом из луков, с метанием дротиков и рубкой на мечах.
Гунны и гуры тем временем, как и планировалось, ударили во фланг авар, и он оказался достаточно успешен, так что для его парирования великий каган Кандик послал дополнительные резервы в бой в виде тяжелой конницы, а для преследования – легкую конницу из тюрков, коим вчера как раз сильно досталось от гуннов и гуров, и они пылали жаждой мести.
Славянская конница тем временем забирала вправо, тем самым истончая центр, и это привело к закономерному результату – прорыву линии, и аварская кавалерия хлынула в прорыв, вылетая прямо на подходящую к месту битвы конниц пехоту, что успела слиться в единую линию. Из строя пехоты полетели стрелы и дротики, а из строя ромейской пехоты – плюмбаты.
Рус подумал, что если бы не задумка с бегством степняков, то авар можно было бы хорошо потрепать в этом сражении, ведь они сами фактически попали в мешок.
«Другое дело, поймав зверя в мешок, надо учитывать, что он этот мешок может изорвать в клочья когтями и зубами, а потом и ловца изувечит…» – снова подумал князь.
Удар резервных сил по гуннам и гурам получился действительно очень мощным, так что даже, не будь такого плана изначально, они все равно бы побежали, поэтому их отступление выглядело более чем естественно.
– Отступаем!
Завыли протяжно трубы, давая коннице сигнал к отходу. Выходили тяжело, авары, почувствовав вкус победы, на азарте продолжали давить и не отпускали противника. Но потихоньку всадники все же стали выходить из боя и просачиваться в тыл пехоте, как огибая ее с флангов, так и проходя по сформированным коридорам. А там, в тылу пехоты, вновь разворачивались в оборонительные порядки, в которые уже трудно было протиснуться врагу без полноценного таранного удара.
Пехотинцы же достаточно эффективно отсекали проникновение в тыл чужих всадников на «плечах» своих, забрасывая их стрелами, дротиками и просто отпихивая копьями. В общем, аварам не осталось ничего другого, как отойти.
Армия союзников, оставшаяся без степной кавалерии, ибо, как выяснилось, сбежали не только те гунногуры, что принимали участие в сражении второго дня, но и те, что стояли в резерве, прихватив всех своих заводных коней, встала в жесткую оборону.
48
Информация о бегстве степняков быстро разлетелась среди воинов, и те всячески ругались, что, конечно же, прекрасно видели и даже слышали авары. Так что им тоже требовалось теперь пересмотреть свои планы с учетом новых условий.
«И Кандик вряд ли захочет нас просто отпустить. Нет, он захочет нас жестоко наказать, чтобы впредь неповадно было, – подумал Рус. – На что, собственно, и был расчет».
Впрочем, авары в этот день атаковать не стали. В их понимании крыса была загнана в угол, прижата к озеру и никуда не денется. Теперь, пользуясь численным преимуществом, надо с толком и расстановкой разделаться с противником. Может, даже надеялись на попытки прорыва по отдельности разных отрядов, и в этом случае им будет еще легче уничтожить врага. Но после боя все устали, и в принципе никто прорываться не пытался. Да и глупо, ведь все прекрасно понимают, что только вместе можно отойти в безопасные районы.
Привлекло внимание то обстоятельство, что к лагерю Леха заявились вожди юго-западных славян, что не участвовали в Исходе. О чем говорили, Рус, понятное дело, не знал, да и не особо хотел знать, хотя догадаться в принципе было несложно, если применить логику. А логика простая: эти отщепенцы поняли, что дело пахнет керосином, война проиграна, и авары крепко накажут как самих ромеев, так и их союзников, а первыми под пресс попадут именно они. Так что наверняка просили защиты и, возможно, помощи, ибо ромеям они не нужны, разве что только в качестве бросаемых в самое пекло воинов, а под властью авар находиться тяжко, к тому же тоже придется воевать на переднем краю. Так что им не остается ничего другого, как пусть с запозданием, но переселиться на север, а значит, нужно пройти через земли гунногуров, а без покровительства со стороны пана, что договорится об этом малом Исходе с каганами, это почти невозможно.
На третий день, в попытке потянуть время, император Юстиниан вызвал кагана Кандика на переговоры. Переговаривались долго и, судя по тому, как махал руками великий каган, разговаривали на повышенных тонах. Надо думать, каган потребовал в качестве извинений совсем уж нереальные откупные, на что император согласиться не мог, да даже если бы и мог, то все равно не согласился бы, ведь противника надо было удерживать на месте еще несколько дней.
После провала переговоров авары атаковали лагерь, но без особых последствий, покрутились перед забором из ежей, покидали стрелы, половили их сами. Попробовали растащить ежи с помощью арканов и даже цепляли их, но обороняющиеся быстро перерезали веревки. Хотя, конечно, то тут, то там аварам все же удалось вырвать несколько ежей, даже целые секции, ведь они были между собой связаны, но пробиться в образовавшуюся брешь не смогли. Попытались, конечно, но брешь перекрыла вооруженная копьями пехота, с флангов встали лучники, и авары, потеряв в этой попытке несколько десятков человек, умчались обратно.
– Тут пехота нужна, – заметил Славян.
– Каган не дурак, так что тоже быстро сообразит, – кивнул Рус, – посему бой завтра будет горячим…
Рус оказался прав: на четвертый день лагерь атаковала аварская пехота. Точнее, спешившиеся всадники из числа европейских по лику авар, здоровенные лбы, на голову превосходившие по росту ираноликих авар и на полторы-две головы – тюрков, те едва за полтора метра ростом были.
Ударили сразу в трех местах. Забор из ежей разбросали довольно быстро, а дальше вышла заминка, ибо им противостояли славяне, закованные в доспехи не хуже, а то и лучше по качеству. С обеих сторон летели стрелы с дротиками, так что замес вышел очень непростым и чем-то напоминал борьбу двух равных по силе сумоистов.
Полоскавшись так целый час и не добившись прогресса, авары вынуждены были отступить. Остальные две разновидности авар в пеший бой вступать не желали, да и не помогло бы это им, те же лангобарды быстро бы покромсали их своими секирами, особенно тюрков.
Снова разошлись.
– Утром начинаем отступать к Дунаю, – сообщил вестовой от императора. – Ваше место здесь… – Вестовой показал на план-схеме, где в строю должны были находиться люди, подчиненные Русу.
Отступать предполагалось большим каре. В центре – обоз с продовольствием, водой и ранеными, ну и императорская ставка. Что до кавалерии, то она должна была кружить неподалеку и в случае атаки противника на каре по возможности если не парировать удар, то не дать врагу насесть на пехоту слишком уж плотно. Насколько это все работоспособно, оставалось под вопросом, и практика должна была это показать.