И вот новая, еще более изматывающая скачка. Ведь это был уже четвертый бросок, и усталость накапливалась. То, что Ломж не устоял перед искушением, стало ясно еще задолго до того, как Рус добрался до места. Из-за горизонта в районе городища поднимался густой черный дым, который был хорошо заметен даже в быстро опускающихся сумерках.
– Вперед!
Нахлестывая роняющих пену лошадей, пять сотен всадников пошли в последний рывок.
6
Вот уже и зарево пожара видно. Языки пламени поднимались выше деревьев. Горело в районе ворот. Что там произошло, можно было только гадать. Возможно, что противник устроил поджог специально. Зачем штурмовать и терять людей, когда все можно решить гораздо проще с помощью огня?
Последний отрезок пути воины гнали как на пожар… Собственно, так оно и было. Скакали, сменяя под собой лишь двух лошадей, эксплуатируя их буквально на износ, только бы у третьей осталось хоть сколько-нибудь сил для последнего рывка.
Рус вместе с полудюжиной дружинников самолично отправился на разведку, пока остальные воины приходили в себя после бешеной скачки и готовились к бою. Огромный пожар прекрасно освещал все вокруг, так что, несмотря на опустившуюся ночную темень, все было видно как днем.
Двигались со всеми предосторожностями, которые оказались напрасны, так как никаких секретов ятвяги не выставили. Во-первых, было не до изысков с секретами, не те сейчас времена, а во-вторых, все нападающие находились сейчас у городища в предвкушении, когда же наконец прогорит участок стены и можно будет ворваться в селение, чтобы поживиться богатыми трофеями, в том числе женщинами, предварительно порешив мужиков, а чудом выживших обратив в рабство.
Под радостный рев осаждающих в небо вдруг взметнулся здоровенный столб искр: одна из воротных башен, а их строили всерьез и надолго, прогорела и рухнула под собственным весом. Вслед за ней опала и вторая башня, также породив рой искр. Да, городище находилось на последнем издыхании, но еще держалось, однако это было лишь дело времени, пока не прогорят руины башен. Рус опасался, что уже все кончено, как говорится, финита ля комедия, но оказалось, что еще не все потеряно…
В свете огня можно было разглядеть многочисленные трупы, что валялись около одной из стен. Балты пытались взять городище классическим штурмом с использованием лестниц, но не вышло. У обороняющихся имелось множество стрел, коими они буквально осыпали штурмующих, нанеся им большие потери, и те, видимо, со злости решили спалить осажденных.
Осталось лишь выбрать момент для сокрушающего удара по ничего не подозревающим ятвягам. Пять сотен всадников – это сила, которую нельзя недооценивать в местных условиях, как, впрочем, не стоит и переоценивать.
– Сколько их? – спросил Рус у Халявы, что со своим напарником сделал небольшой крюк и заглянул на другую сторону городища.
– Около семи тысяч…
– Многовато…
Халява согласно кивнул. Если ударить сейчас, то… они, по большому счету, ничего не добьются. Ну, сомнут несколько сотен, да хоть тысячу, а остальные либо разбегутся, либо смогут создать оборонительный строй, и тогда уже им придется несладко. В любом случае противник сможет отойти в лес и раствориться в нем, после чего начнется партизанская война.
– Вот как мы поступим…
Рус обрисовал Халяве только что пришедший ему на ум план, и воин кивнул.
– Сделаю, князь.
Рус с парой сопровождающих вернулся к основному отряду. Воины уже облачились в доспехи и рвались в бой.
– Ждем сигнала от Халявы и атакуем… Но сначала надо выйти на позицию.
После того как ему помогли облачиться в доспех, Рус, оставив лишних коней под присмотром десятка пострадавших во время скачки воинов, ставших временно негодными к бою (лошади от усталости падали с ног, особенно под конец скачки, когда вымотались до предела, а вместе с ними не всегда удачно приземлялись и всадники), повел свой отряд на стартовую позицию, для чего они вошли в лес и пересекли участок суши, выйдя на Словечну где-то в километре-полутора выше по течению от ее слияния с Припятью. Теперь осталось дождаться сигнала.
Вроде и немного времени, а ждать оказалось очень психологически сложно и физически некомфортно. Разгоряченные после скачки люди остывали, причем в прямом смысле этого слова, ибо морозец прихватывал.
«Надо было нижнее белье сменить, – подумал Рус, чувствуя, как пропотевшая рубаха очень неприятно стала холодить кожу. – Так и до тяжелой простуды недалеко…»
– Ну же… Не собираются же они утра дожидаться, греясь у пепелища?
Не верил он в такую выдержку у нападавших, а значит, они должны полезть за добычей, как только это станет возможно.
Донесся торжествующий рев тысяч глоток. А значит, вот-вот начнется. И вот среди деревьев мелькнул огонек, а потом в небо взлетела ярко вспыхнувшая стрела.
– Сигнал! На конь! Вперед!
Воины, также с нетерпением ждавшие приказа, как один вскочили в седло и выхватили подготовленные к стрельбе луки.
– Н-но!
Уставшие кони, коих лишь с большой натяжкой можно было назвать свежими, начали медленно, нехотя, под жгучими ударами хлыстов и ударами в бока пятками всадников разгоняться по льду Словечны. Несколько минут скачки, и вот место слияния Словечны с Припятью, легкий правый поворот, стала видна картина штурма и отчаянной обороны из последних сил защитников продолжающего полыхать городища.
Ятвяги с диким, звериным ревом рвались в образовавшийся пролом прямо сквозь пламя, исторгаемое не до конца прогоревшими воротами и развалившимися башнями по краям, но внутри городища их ждала не менее жаркая встреча. Дружинники вождя и просто ополченцы, часть которых, пройдя через Крым, обзавелась хорошей броней, сдерживали первый яростный натиск.
Но численное преимущество и та ярость, в которую впали нападавшие, сделали свое дело: строй обороняющихся оказался прорван, и людской поток ятвягов стал, словно вода сквозь прорванную дамбу, затекать в городище, где их обстреливали со всех сторон из оконцев небольших домов-срубов. Стреляли либо женщины, либо отроки, и вломиться в такие дома с ходу не получалось, так как двери были заложены брусьями… Но долго под ударами топоров они не выстоят. Да и сами откроют, если поджечь крышу.
Именно в этот момент, когда почти треть атакующих ятвягов оказалась внутри городища, появилась кавалерия Руса, что, промчавшись по льду Словечны, выскочила на пологий берег и врезалась в хвост ничего не видящих и не слышащих от собственного торжествующего крика охочих до добычи балтов. Те, что оказались в последних рядах, что-то услышали и даже увидели, закричали, предупреждая соратников об угрозе, но было уже поздно.
– Бей!
В толпу густо полетели стрелы, и мало какая из них прошла мимо цели, ибо промахнуться по столь скученной массе народа, да еще стоящей спиной, было невозможно.
Пятьсот стрел, тысяча, полторы тысячи, две тысячи. Это минимум пять сотен убитых и около тысячи раненых. И наконечники сейчас использовались отнюдь не стеклянные, так что спасения практически не было.
Рус разделил свой отряд на две части. Две сотни атакующих, а остальные – прикрывающие. Всей массой кавалерии на пятачке перед городищем при всем желании было просто не развернуться.
– Слава! – заорал боевой клич славян Рус, рассекая мечом первого подвернувшегося ему под руку врага.
– Слава!!! – подхватили клич его дружинники, а вслед за ними и прочие воины.
Две сотни всадников, убрав луки и выхватив мечи с топорами, ударили прямо в центр прореженной четырьмя лучными залпами толпы, рассекая ее на две почти равные половины, фактически, словно пробка, запирая тех, кто успел прорваться внутрь поселения, оставляя их без подмоги.
Пока шла рубка в центре, три сотни кавалеристов, разойдясь на фланги, продолжили метать стрелы на пределе своей скорострельности, благо цели на фоне горящих стен были отлично видны и, что еще лучше, не имели никакой защиты кроме щита, вот только прикрыться им со всех сторон невозможно, и злые стрелы продолжали косить ятвягов десятками.
Неожиданный удар оказался настолько сильным, потери вышли столь большие, опять же, у страха глаза велики, и выжившим в первый момент показалось, что врагов в разы больше, чем в действительности. Тьма способствовала этому заблуждению, так что вполне естественно, что практически сразу начался процесс панического бегства. Балты с криками вроде «спасайся кто может» бросились во все стороны, желая укрыться в спасительной темноте, а главное, добраться до леса, где всадники потеряют свою мобильность, увязнув в высоком снегу, да и деревья сами по себе являются хорошей преградой из-за низких ветвей. Вот только не все сумели добежать до леса. Отступавшие понесли огромные потери от стрел и мечей, прежде чем смогли укрыться среди деревьев.
А вот тем, кто оказался на берегу Словечны или Припяти, не повезло значительно больше. Пока они бежали до реки, их клевали стрелы, потом за ними увязалась погоня, продолжавшая бить стрелами и рубить мечами. Кавалеристы на льду, на подкованных шипастыми подковами конях чувствовали себя более чем уверенно и легко настигали свои жертвы. В итоге из примерно тысячи воинов, что ломанулись через Словечну и Припять, до спасительного леса добрались считаные десятки, причем большей частью раненые.
Рус тем временем, яростно рубя врагов, прорвался в городище. Обороняющиеся, павшие было духом из-за вторжения врагов и бившиеся просто с целью продать свои жизни подороже, услышав боевой клич, увидев врывающихся сквозь пламя всадников в знакомых вороненых доспехах, почувствовали прилив сил, в то время как боевой дух у нападавших наоборот резко упал на самое дно.
Ятвяги, быстро смекнув, что дело дрянь, попытались спастись, сдавшись в плен, падая на колени и поднимая рук, бросив оружие, но рассвирепевшие от своих потерь славяне, мстя за свой страх и испытанное чувство безнадежности, порубили практически всех, кто оказался внутри.
– Слава! – вновь заорал Рус от переизбытка чувств, осознав, что он успел, что они победили.