«Когда же настал седьмой час дня, по божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать. Вот уже из знатных мужей многие перебиты, богатыри же русские, и воеводы, и удалые люди, будто деревья дубравные, клонятся к земле под конские копыта: многие сыны русские сокрушены. И самого великого князя ранили сильно, и с коня его сбросили... Христианские полки поредели — уже мало христиан, а все поганые».
Далее летописец описывает нетерпение князя Владимира, обращающегося к воеводе Дмитрию и побуждающего его более не ждать исхода сражения и вступить в бой: « “ Уже наши князья и бояре, все русские сыны, жестоко погибают от поганых, будто трава клонится!” И ответил Дмитрий: “Беда, княже, велика, но ещё не пришёл наш час... И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул Волынец голосом громким: “Княже Владимир, наше время настало и час удобный пришёл!” — и прибавил: — “Братья моя, друзья, смелее: сила Святого Духа помогает нам!”»
Теперь попробуем дешифровать детали «Сказания», начиная с загадочной фразы «Когда же настал седьмой час дня, по божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать».
Очевидно, что для средневекового автора сакральная нагрузка, связанная с указанным часом, была просто колоссальна. Это вызвано тем, что в соответствии с христианской логикой этот час был сопоставим с последним — седьмым днём Творения; и по Пророчеству именно в этот день должно было произойти сразу несколько судьбоносных для всего человечества, а в переносном смысле для всей Руси, событий.
Во-первых, этот день должен был знаменовать собой пришествие по грехам человеческим и по Божьему попущению «поганых измаильтян», ведомых Гогом и Магогом, которые перебьют христиан. В нашем случае это монголо-татарские войска, ведомые самозванцем Мамаем и перебившие на ратном поле Куликовом великое множество русских воинов-христиан.
Так, в «Сказании» находим: «Когда же настал седьмой час дня, по божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать»; далее, после избиения христиан, в соответствии с Пророчеством, должна последовать кара Божия. Бог должен наказать «неверных», «избивших христиан» гибелью.
В нашем случае это пророчество интерпретируется следующим образом: «И вот наступил восьмой час дня, когда ветер южный потянул из-за спины нам, и воскликнул Волынец голосом громким: “Княже Владимир, наше время настало и час удобный пришёл!”» — что свидетельствует о пришествии Мессии, который, придя в наступивший 8-й день Творения, должен даровать праведникам жизнь вечную. Южный ветер в понимании летописца ассоциируется с поддержкой Иисуса Христа и с избавлением от «неверных».
Великий князь Дмитрий предстаёт в «Сказание» как избавитель Земли Русской и спаситель веры христианской от неверных народов Гога и Магога (Мамая), посланных для истребления христиан, и одновременно как сила, ниспосланная самим Богом для кары неверных. Спасённые князем праведники войдут в Царство Божие.
В XV веке идея богоизбранности княжеской власти получила новое прочтение. Большое значение в этом сыграло подписание в 1439 году соглашения Византийской и Римской Церквей, получившего в историографии название Флорентийской унии. Русская Церковь не приняла данное соглашение. А в 1448 году греческий митрополит Исидор был выдворен за пределы государства, и Русская Церковь наконец-то утвердила автокефалию. Первым русским митрополитом был поставлен Иона.
А в 1453 году Константинополь был завоёван армией турецкого султана Мехмеда. Данный факт был воспринят во всём православном мире как кара Божия за сговор с униатами. Так был открыт путь для новых идеологических построений московских князей и книжников[124].
Первым по этому пути пошёл московский митрополит Зосима, который в своей «Новой Пасхалии» 1492 года назвал Ивана III «государемъ и самодержцем всея Руси, новым царемъ Константиномъ новому граду Констянтину — Москвъ».
По данному поводу Я.С. Лурье в своё время точно заметил, что «сравнение русского князя с византийским императором встречалось в древнерусской литературе и раньше... но в “Пасхалии” впервые наименование Ивана III “новым Константином”, а Москвы и всей Русской земли “новым градом Константина” делалось не в смысле уподобления и сравнения, а в смысле противопоставления и вытеснения “новым градом Константина” старого»[125].
«И ныне же, в последняя сиа лето, якоже и в перваа, прослави Бог сродника его, иже в православии проспавшего, благоверного и христолюбивого великого князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси, нового царя Конопянтина новому граду Констянтину — Москве и всей Русской земле и иным многим землям государя», — пишет Зосима[126].
Итак, в Пасхалии Зосимы совершенно определённо читается идея: Москва — Третий Рим, государь Иван Васильевич — новый Константин, сродник Божий. Так, Константин Великий основывает Новый Рим, уподобленный ему Владимир Святой крестит Русь, а теперь Иван Великий является «новым царём Констянтином новому граду Констянтину-Москве»[127]. При этом Зосима был уверен, что наступили «последние лета» перед Вторым пришествием. Этот текст можно считать первым, в котором Москва открыто объявляется царствующим городом. Падение Византии способствовало складыванию идеологии верховной государственной власти на Руси, которая получила своё дальнейшее развитие уже в XVI веке.
Важно подчеркнуть, что 1492 год — 7000-й от сотворения мира — являлся знаковым для всего православного христианства.
Пасхалия была доведена и на Руси, и в Византии до семитысячного года. Ещё в первые века христианства сложилось мнение о том, что в 7000 году от Сотворения Мира произойдёт Конец Света[128]. В христианской традиции 7 дней Творения соответствуют 7000 лет на земле. Данная трактовка восходит к тексту Псалтыри, где указывается — «тысяча лет перед Богом, яко день един». Правда, в связи с тем, что в 7000 году от Сотворения Мира, или в 1492 году от Рождества Христова, в соответствии с римским летоисчислением, Конец Света так и не наступил, на Московском церковном соборе была утверждена «Новая Пасхалия». По ней начало года уже официально было перемещено на 1 сентября.
Ещё одним памятником, демонстрирующим теорию божественного происхождения царской власти, а также идею «Москва — Третий Рим», являются «Послания» Филофея. Перу Филофея принадлежат два «Послания» — «Послание дьяку Михаилу Мисюрю-Мунехину» и «Послание князю Василию III».
Так, в «Послании Мисюрю-Мунехину» Филофей, отвергая значение астрологии, поясняет: «Причиной всех изменений является божественная воля, причиной падения царств — неспособность удержаться в истинной вере»[129].
В «Послании великому князю Василию Ивановичу» Филофей подчёркивал: «первый Рим» пал из-за ереси, «второй» — из-за Флорентийской унии с папством, «третьим» же, истинно христианским Римом, стала Москва. Она — стоит, «а четвёртому не быти». Далее Филофей пишет: «Иже от вышняа и от всемощныя вся содръжащиа десница Божиа, имьже царив царствуют и имьж велицыи величаются и силнии пишут правду тебЪ, пресвЪтл Ъйшему и высокостолн Ъйшему государю великому князю, православному христианъскому царю и всЪх владыцЪ, броздодержателю святых Божиих престолъ, святыа вселенскыя соборныя апостольскыя церкви Пречистых Богородицы, честного и славного еа Успения иж вмЪсто римских и константинопольская просиавшу, — старого убо Рима церкви падеся невЪрием аполинариевы ереси, второго Рима, Константинова града церкви, Агаряне внуцы секирами и оскордъми разсЪкоша двери, сиа же нынЪ третиаго, нового Рима, дръжавнаго твоего царствиа святая соборная апостольскаа церкви, иж в концых вселенныа в православной христианьстей вЪpe во всей поднебесней паче солнца cetmumcx, — и да вЪcmь твоа держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христианьския вЪры снидошася въ твоё едино царство: един ты во всей поднебесной Христианом царь... Да аще добро устроиши своё царство — будеши сынъ cвЪma и гражанинъ вышняго Иерусалима, якоже выше писах ти и нынЪ глаголю: блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царьства снидошася въ твоё едино, яко два Рима падоша, а третей стоит, а четвёртому не быти. Уже твоё хриспшаньское царство инЪм не останется, по великому Богослову, а христианской церкви исполнися блаженного Давыда глаголъ: «Се покой мой в вЪкъ вЪка, здЪ вселюся, яко изволих его»[130].
По мнению А.Л. Гельдберга, с чем вполне можно согласиться, «Послание Филофея к Ивану Васильевичу демонстрирует политическое обоснование преемственности имперской власти от Рима к новому Риму — Константинополю — и далее к Москве. В этом случае мысль Филофея развивается под влиянием так называемой концепции “переноса империи” (translatio imperii), которая в условиях средневековой Европы давала обоснование для возведения новых европейских монархий, юридически правомочных наследников Римской империи»[131]. Существует и другое понимание «Послания». Так, ещё В.С. Соловьёв обращал внимание, что «для Филофея не существует императорского Рима, но только папский, и это препятствует рассмотрению концепции в русле европейской модели translatio imperii». Историк также отмечал, что римская государственность сохранила своё существование и «ромейское царство неразрушимо»[132].
Нельзя обойти вниманием ещё одно «Послание» — «Послание» Спиридона-Саввы, посвящённое «Мономахову венцу», послужившее началом будущего прославления русских монархов. В его основу легли легенды о царском венце и о происхождении русских государей от римского императора Октавиана Августа. Интересно, что Спиридон,