в 1472 году поставленный на Киевскую митрополию Константинополем, был сослан Иваном Великим в Ферапонтов монастырь, где, вероятно, и было подготовлено «Послание о Мономаховом венце»[133].
В «Послании» сообщается о том, как греческий император Константин прислал великому князю Владимиру Всеволодовичу (Мономаху) царский венец, скипетр и державу. Несмотря на то что данный факт не подтверждается русскими летописями, он, как нам известно, имел историческую основу[134]. Достоверность факта заимствования царских регалий была подтверждена Б. А. Рыбаковым на основании анализа символики изображений на золотых и серебряных монетах, созданных ещё во времена правления Владимира Святого. Историк пришёл к выводу о том, что русские князья действительно заимствовали некоторые императорские символы власти, в первую очередь из Византии. К заимствованным регалиям относятся: венец с крестом, царский скипетр с навершием также в виде креста, застёгивающийся фибулой плащ, красные сапоги на крупных каблуках, а также престол. Несмотря на то что последний символ довольно слабо просматривается на монетах, о его «рецепции» свидетельствует надписи на монетах: «Владимиръ на столе»[135].
Важно отметить, что именно Спиридон-Савва первым ввёл в обиход легенду о происхождении русских государей от императора Августа, который имел некоего родственника Пруса. Прус был назначен наместником поморских земель Балтики (на самом деле никогда не принадлежавших Риму). Именно от него ведёт свой род Рюрик. Интересно, что и у Спиридона-Саввы, и в первой редакции «Сказания о князьях Владимирских» этот легендарный сюжет сопровождается ещё одной легендой, о рабском происхождении князей Великого княжества Литовского. Очевидно, что легенда возникла в условиях войн Москвы и Литвы за западнорусские земли: «В год 6830 (1322) некий князёк, по имени Витянец, из рода смоленских князей, пленённый безбожным Батыем, бежал из плена и поселился в Жмудской земле у бортника. И взял у него дочь в жёны себе, и прожил с нею тридцать лет, и были они бездетны. И убило его громом. И после князя Витянца взял жену его за себя раб его, конюх, по имени Гегименик. И родил от неё семь сыновей: первый — Наримантик, второй — Евнутик, третий — Ольгердик, четвёртый — Кейстутик, пятый — Скиригайлик, шестой — Кориадик, седьмой — Мантоник»[136].
Стоит отметить, что сами московские государи отнеслись к этой версии происхождения литовских князей как к легенде. Надо помнить, что московский великокняжеский род был связан с Гедиминовичами династическими браками. Гедиминовичей было много среди московских служилых князей. Иван Грозный, чьи предки по матери князья Глинские были выезжими из Литвы и служили тамошним правителям, писал: «...безлепичники врут, что Витенец-служебник был тверских великих князей, а при нём был конюшец Гегиминик»[137]. Из второй редакции «Сказания о князьях Владимирских» «родословная» литовских князей была исключена.
На основании «Послания» Саввы примерно в это же время была составлена первая редакция «Сказания о князьях Владимирских», где содержится та же легенда о Рюрике: «И втовр Ъмя некий воевода новгородьцкий именемъ Гостомыслъ скончеваетъ своё житьё и созва вся владелца Новагорода и рече имъ: “О мужие новгородьстии, совЪтъ даю вамъ азъ, яко да пошлёте в Прусьскую землю мужа мудры и призовите от тамо сущих родов к себЪ владелца”. Они же шедше в Прусьскую землю и обрЪтоша тамо нЪкоего князя именемъ Рюрика, суща от рода римъскаго Августа царя. И молиша князя Рюрика посланьницы от всехъ новгородцовъ, дабы шелъ к нимъ княжити. Князь же Рюрикъ прииде в Новъгород, имЪя с собою два брата: единому имя Труворъ, а второму Синеусъ, а третий племенникъ его именемъ Олегъ. И оттолЪ наречёнъ бысть Великий Новградъ; и начя княз великий Рюрикъ первый княжити в нёмъ»[138]. Идеи, изложенные в «Сказании», использовались и в дипломатической практике при Василии III, а затем и при Иване Грозном.
Легенда о происхождении государей всея Руси от Августа вошла в Воскресенскую летопись, в «Степенную книгу» и в «Государев родословец» 1555 года. В ходе подготовки венчания на царство Ивана IV (1547 год) рассказ об обретении Владимиром Всеволодовичем регалий царской власти был использован в качестве вступительной статьи к чину венчания на царство[139]. Внимание, которое уделялось в указанных источниках царскому венцу как символу власти, далеко не случайно. Так, венец Христа — символ царской власти, символ богоизбранности и легитимности власти. Роль своеобразного венца играла на Руси шапка Мономаха: «...отряжает убо послы к великому князю Владимеру Всеволодичю: митрополита ефескаго Неофита от Асиа и с ним два епископа, митулинскаго и милитинского, и стратига антиохийского, игемона иерусалимского Иеустафиа, и иных своих благородных. От своеа же царскиа выа снимает животворящий крест от самого животворящаго древа, на нём же распятся владыка Христос. Снимает же от своеа главы и царский венець и поставляет его на блюде злате. Повелевает же принести и крабеицу сердоликову, из неа же Август, царь римский, веселяшеся. Посылает же и ожерелие, сирен святыа бармы, иже на плещу свою, и чепъ от злата аравийска скованну, и ины многы дары царскиа. И дасть их митрополиту Неофиту и епископом и своим благородным посланником, и отпусти их к великому князю Владимеру Всеволодичю, моля его глаголя: “Прийми от нас, о боголюбивый благоверный княже, сиа честныа дарове, иже от начала вечных лет твоего благородна и поколений царскых жребий на славу и честь на венчание твоего волнаго и самодеръжавнаго царствиа”»[140]. Вероятно, можно говорить о том, что особый головной убор и был отличительным признаком князя, вступившего на престол, от княжича, являвшегося претендентом на престол.
На основании проведённого анализа некоторых древнерусских литературных памятников можно сделать вывод о том, что византийская теория о божественном происхождении царской власти на русской почве получила своё дальнейшее развитие и была дополнена следующими идеями: русские князья — праведники и защитники веры православной и всей Земли Русской, преемники власти великих императоров великих империй, в своём величии уподобляемые царям Соломону и Константину; Москва, преемница традиций Киева и Владимира, после падения Константинополя — центр христианского мира — Третий Рим.
Эти идеи в полной мере были воплощены в «Степенной книге», лейтмотив которой звучит следующим образом: Первый Рим пал, потому что предал истинное христианство, по той же причине пал и Константинополь, Москва — Третий Рим и Новый Иерусалим, центр христианского мира и столица христианского монарха — будет стоять вечно. Надо отметить, что идея «Москва — Третий Рим» совсем не нова даже для средневекового общества. Так, например, на статус столицы христианского мира — третьего Рима и Нового Иерусалима — задолго до Москвы претендовал болгарский город Тырново; не говоря уже о том, что Рим и Константинополь в римско-греческой литературной традиции также в своём статусе определялись как Новый Иерусалим. Сама идея создания земного Иерусалима по образу и подобию горнего Иерусалима появилась ещё в первые века христианства.
Составленная под руководством митрополита Макария в 1560—1563 годах «Степенная книга царского родословия» стала впечатляющим итогом предшествующего этапа развития идеологии централизации и монаршей власти. Все оформившиеся в более ранних памятниках тенденции к сакрализации государственной власти, провиденциальному объяснению её достижений воплотились в этом «первом изложении истории России как истории правящей династии»[141]. Книга состоит из «степеней», соответствующих поколениям династии Рюриковичей. Каждая степень содержит жизнеописание правителя — прямого предка Ивана Грозного, — начиная с княгини Ольги и кончая им самим. Жизнеописания, в уместных случаях прямо определяемые как жития святых, построены по агиографическим канонам. В их ткань включаются жития современных князьям митрополитов, а также не являвшихся прямыми царскими предками, но канонизированных к тому времени членов дома Рюриковичей (например, Бориса и Глеба, Фёдора Ярославского и др.).
В качестве героев были взяты лишь прямые предки Ивана Грозного: Ольга, Владимир I (язычник Святослав пропущен), Ярослав Мудрый, Всеволод Ярославич, Владимир И, Юрий Долгорукий, Всеволод Большое Гнездо, Ярослав Всеволодович, Александр Невский, Даниил, Иван Калита, Иван Красный, Дмитрий Донской, Василий I, Василий II, Иван III и Василий III. Это существенно облегчало задачу: никто из них в сложившейся к тому времени официальной государственно-церковной летописной историографии не оценивался негативно, и вместе они вполне могли составить «святую лозу» по образцу сербских Неманичей. Более того, одни из них уже были канонизированы или вскоре будут канонизированы на общерусском уровне (Ольга, Владимир Святой, Александр Невский, Даниил Московский), другие часто считались святыми (Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, Дмитрий Донской). Некоторые имели почитавшихся братьев в той же «степени» (Всеволод Большое Гнездо — Андрей Боголюбский; Ярослав Всеволодович — Юрий Всеволодович). Сама «Степенная» относит к числу «новых чудотворцев» Изяслава Ярославича, брата Всеволода[142]. Список «новых чудотворцев» из Пискарёвского списка «Степенной» интересен сам по себе. Теперь почти всякая насильственная гибель князя, носителя богоустановленной власти, воспринималась как мученичество святого.