Зальцман П. Ходжикент. 1938. Частное собрание
Глава 5. «Мужественные дочери» Гражданской войны и революции. Красноармейка, комиссар, летчица
Важнейшей частью советской гендерной реформы стала военная мобилизация женщин, связанная с началом Гражданской войны. Уже в 1917-м власть активно направляла на фронт работниц, прошедших краткую военную подготовку или курсы санитарок; в 1918-м были открыты Первые московские пулеметные курсы и кавалерийские курсы, куда также могли поступать женщины. В 1919-м декретом Наркомздрава был объявлен обязательный призыв на фронт женщин — медицинских работников: в целом к концу Гражданской войны в РККА служили 66 тыс. женщин, среди которых были не только медсестры, но и рабоинструктора, разведчицы, машинистки, политотделовки[96]. Известны имена немногих женщин, занявших крупные руководящие посты: комиссар Морского генерального штаба РСФСР Лариса Рейснер, 1-й нарком внутренних дел Украины и затем 1-й председатель Пензенского губернского комитета РКП(б) Евгения Бош, начальник политотделов 8-й и 13-й армий Южного фронта Розалия Землячка, начальник политотдела Крымской армии Александра Коллонтай, начальник политотдела Восточного фронта и член реввоенсоветов 1-й, 8-й и Запасной армий Глафира Окулова-Теодорович. Список можно продолжать.
Милиционерка
Как и в случае плана монументальной пропаганды, реальные большевички-комиссары не удостаивались парадных портретов или памятников. Но вот собирательный образ «комиссарши» в кожанке и красной косынке стал частью городской культуры и фольклора двадцатых, утвердился в массовой культуре 1960-х и по сей день символизирует советскую эмансипацию. Одним из его источников стали петроградские милиционерки, в 1919 году заменившие мужчин на постах во время наступления Николая Юденича. «В первое время многим казалось диким — женщина — и милиционер. Да ведь ее никто слушаться не станет, внимания не обратит. Шутовская идея. А потом? Даже те, кто недоверчиво относился к идее привлечения работниц в милицию, должен был убедиться, что в большинстве своем они добросовестно, честно по-революционному выполняли свои обязанности»[97]. В галерее типов Натальи Данько «Милиционерка» (1920) — неприметная девушка в кожанке и длинной юбке с ружьем за спиной. Устойчива и спокойна, она глядит вдаль с открытым и слегка мечтательным выражением.
В графике художников-публицистов сохранились и реальные портреты милиционерок. График и живописец Александр Вахрамеев с 1910-х продолжал цикл зарисовок уличной жизни на историческом переломе: в серии «Сцены и типы 1917–1921 годов» он цепко, с долей гротеска запечатлел повседневность революционного Петрограда. На одном из листов («Эпизод из Февральской революции», 1920, ПОКГ им. К. А. Савицкого) девушка в полушубке, салютуя красным платком, привязанным к сабле, едет на коне впереди колонны красноармейцев. На ней короткая юбка, колено дерзко выставлено вперед: толпа мужчин, скалясь, аплодирует. Изобразил он и петроградскую милиционерку времен Гражданской войны. Ее стриженые кудри выбиваются из-под залихватски свернутого набок картуза, юбку прибил ветер. Крупные бусы, охватывающие шею, белые чулки и белые туфельки в сочетании с ружьем оставляют и комичное, и торжественное впечатление. В другой акварели («Заигрывание с милиционером») та же героиня дежурит на посту: теперь она в синей форме с золотой пряжкой, с кобурой на поясе и винтовкой за плечом, но все еще носит нарядные туфли с бантами и полосатые чулки. Пока она старается сохранять военную выправку, рядом заинтересованно кружит красноармеец в красных кавалерийских шароварах. Вспоминается эпизод «Козлиной песни» Константина Вагинова, где милиционерки, «театрально отставив ножку, лущили семечки и переругивались с танцующими личностями у фонарей»[98].
Фото Ларисы Рейснер среди матросов. Журнал «Красная нива», 1929, № 51
Более остры и драматичны работы баталиста и художника-репортера Ивана Владимирова. В 1917–1918 гг., работая в петроградской милиции, он сделал цикл документальных зарисовок революционных событий, в горьких, но отстраненных интонациях описав разрушения и насилие, которым он был свидетелем[99]. В акварели «Допрос в комитете бедноты» (частное собрание), где в комнате с низким потолком судят священника и бывшего помещика, показаны сразу две женщины нового типа. Одна, простоволосая, с распустившейся по плечу косой и папиросой в зубах, председательствует за столом советского трибунала, расположившись в барских креслах. Вторая — неприветливая краснолицая крестьянка в красной косынке и с револьвером на поясе, в валенках и тулупе, стоит возле обвиняемых в качестве охранницы.
Данько Н. Милиционерша, 1919–1923. Из книги «Русский художественный фарфор : Сборник статей о Государственном фарфоровом заводе. Ред. А. Голлербах, М. Фармаковский. ГИЗ, 1924
Вахрамеев А. Милиционер. 1920. ПОКГ им. К. А. Савицкого
Красноармейка
Задокументировать образы женщин, воевавших на Гражданской войне, художникам было сложнее. В 1920-е их подвиг не акцентировался властью, воспринимаясь больше как явление вынужденного героизма, но не массовая ситуация. Попытки широко осмыслить и описать опыт женщин в РККА относятся к более позднему времени — ближе к началу «реконструктивного периода», и на первый план здесь вновь ставятся недавние работницы. «Овеянные стужами и славой, полуголодные, оборванные пролетарки, грязные и забывшие то, что они женщины, не сходили днями с коней. Они кровью вписали не одну блестящую страницу в историю Конной армии»[100]. Нарастающая историческая дистанция и мифологизация прошлого запечатлена в картине Федора Шурпина «Краснознаменка» (1933, СГМЗ). Обобщенно написанная героиня в белом крестьянском платке задумалась, держа за руку дочь-пионерку: на золотисто-ирреальном заднем плане, как во сне, проходят ленты воспоминаний с застывшими силуэтами всадников. О том, что перед нами участница боев, напоминает только орден Красной Звезды.
В 1928 году вышла автобиографическая книга Александры Богат, командира взвода 19-го кавалерийского полка Первой конной, «Работница и крестьянка в Красной армии»[101]. В том же году Алексей Толстой опубликовал знаковую для эпохи вещь — повесть «Гадюка», где героиня Гражданской войны, разочарованная и одинокая в новом строящемся мире, убивает в приступе ненависти и ревности молодую красавицу-«пишбарышню»[102]. Появились и другие героини — красноармейки и комиссарки. В 1926-м была экранизирована повесть Бориса Лавренева «Сорок первый», в 1933-м вышла «Оптимистическая трагедия» Василия Вишневского, в 1934-м — «В городе Бердичеве» Василия Гроссмана. Наконец, в 1938-м Максим Горький подготовил сборник «Женщина в Гражданской войне», куда вошли биографии и литературно обработанные воспоминания красноармеек и партизанок (Нина Лебедева, Прасковья Вишнякова, Вера Бердникова, Татьяна Соломаха и многие другие).
Фото Александры Богат из журнала «Работница», 1927, № 33
Художественной документацией «жизни и быта Красной армии» занималась АХРР, которая в этих работах стилистически наследовала отчасти передвижникам, отчасти старым баталистам. Редкие образы красноармеек в их работах стали появляться также после 1930-го. Среди первых примеров — картина Василия Сварога «Подвиг Нармы Шапшуковой» (1930). Партизанка и боец 1-го и 2-го калмыцких кавалерийских полков, Шапшукова, по воспоминаниям современников, «не расставалась со своим скакуном, хорошо владела наганом, шашкой и винтовкой. Гибкая и быстрая, в мужской военной одежде, она походила на бойкого мальчишку. В полку она была единственной женщиной»[103]. Однако на полотне она показана как крестьянка, едва ли не случайно попавшая на фронт. Она влетает в гущу сражения на коне в ярком развевающемся калмыцком платье и традиционной шапке и на глазах расступившейся толпы убивает казака выстрелом в упор.
Шурпин Ф. Краснознаменка. 1933. СГМЗ
Реальные красноармейки не искали эффектности и стремились слиться с общей воинской массой. Пулеметчица Зинаида Патрикеева вспоминает, что начинала войну в простой деревенской юбке, на плохой лошади и терпела насмешки в полку, пока не вмешался Семен Буденный, который устыдил бойцов и назначил ей новое (мужское) имя. «Села я на вороного коня и стала отныне не Зиной, а бойцом Зиновием. Свою широкую юбку я разрезала надвое, пришила пуговицы, получилось нечто вроде брюк, удобных для езды верхом. Выдали мне защитную шинель, папаху, сапоги. Стала я по виду — мальчишка-кавалерист, боец в бою и сестра милосердия после боя»[104].
Струнников Н. Женщина гражданской войны. 1930-е. Репродукция из журнала «Искусство», 1936, № 2
Фото участницы гражданской войны тов. Минской. Женский журнал, 1928, № 2
Действительной документальной глубиной в этом смысле отличается раннее полотно Александра Герасимова «Портрет партизанки Петровой» (1931, ГТГ). Коротко стриженная женщина в мужском полушубке и гимнастерке, на которой приколот орден Красной Звезды, с сосредоточенным напряжением и усталостью смотрит мимо зрителя, за предел холста: в левой руке она сжимает папаху, кажется, что позировать ей в тягость. Портрет лишен официозного блеска, характерного для художника в последующие годы, и запоминается своей современностью. Наверное, из всех версий женского гендера тридцатых именно этот стерто-маскулинный образ сохранил самое прочное социальное присутствие в СССР вплоть до конца 1980-х.
Герасимов А. Портрет партизанки Петровой. 1931. ГТГ