После ухода Писателя и Сталкера в «сухой тоннель» идет монтажная перебивка – крупно: раскаленные угли, лежащие среди текущей воды. Именно об этом эпизоде говорил Константин Лопушанский, вспоминая первый год съемок. Теперь он снимался иначе. Камера панорамирует по кафельным плиткам, среди водорослей и тины, видит под водой шприц, крышку от любимого Тарковским бикса, Т-образную железку, растрепанную тетрадь с какими-то таблицами. Это как бы часть среды, увиденной Писателем и Сталкером в «сухом тоннеле».
После «сухого тоннеля»
Общий план. Отъезд камеры. Среди развалин сидит Профессор, жует бутерброд и запивает его кофе из термоса. Перед ним горит маленький костер, пролетают клочья тумана. Небольшая панорама вправо, медленный отъезд. Писатель и Сталкер выходят из темного проема и, обнаружив Профессора, понимают, что они шли вперед, но оказались в том же месте, где уже были. Сталкер видит над выходом старую гайку – знак опасности, подвешенный когда-то Дикобразом, предлагает выждать. Мы видим раскрытый рюкзак Профессора и блестящий цилиндрический предмет рядом с ним. Внимание на нем не акцентируется. Сталкер спускается вниз, едва не наступив на цилиндр, и уходит вправо. Писатель уходит вниз влево. Профессор убирает припасы (не предлагая никому из попутчиков), прячет цилиндр в рюкзак, выплескивает остатки кофе в костер и выходит из кадра.
Средне-общий план. Писатель, ушедший с сухого места, укладывается на болотных кочках среди грязи и воды и ехидно задирает Профессора. Профессор устраивается поудобнее у стены плотины.
Средне-общий план. Сталкер ложится между водопадом и лужей с торчащими из нее огромными деформированными ржавыми болтами.
Средне-общий план. Камера снова на Профессоре. Писатель за кадром продолжает его поносить: «И тут появляется Профессор, весь в белом и объявляет: „Мене, мене, текел упарсин!“»
Фраза насчет «весь в белом» подозрительно напоминает высказывание Тарковского в адрес Рерберга за год до этого.
Я много думал, почему Тарковский во время отдыха персонажей в «Зоне» старался уложить их в воду, тогда как рядом были сравнительно сухие места. Возможно, режиссер хотел передать зрителям подсознательное неудобство и дискомфорт героев, оказавшихся в этом сыром, пропитанном испарениями месте. Ничем, кроме как поиском наиболее странного, эффектного, неудобного и одновременно выразительного кадра, я это объяснить не могу. Тарковский отличался редкостным умением минимальными средствами, с помощью каких-то мелочей, пустяков, а то и вовсе без них создавать удивительные, потрясающие кадры. Интересно, что и у зрителей не возникает вопроса, почему актер лежит в воде, хотя мог бы лежать рядом на суше. Они приняли правила игры режиссера и спокойно воспринимают эту магическую простоту, создающую ирреальность, не менее реальную, чем окружающий физический мир.
Нэлли Фомина нашла резиновые гидрокостюмы и теплое белье, которое актеры поддевали, спасаясь от холода и влаги. Но когда им приходилось лежать в воде по нескольку часов, от холода и простуд гидрокостюмы не спасали. Тарковский, как обычно ничего не объяснял, а просто говорил: «Толя, ты ляжешь в воду». И Солоницын безропотно ложился. Так же поступал и Кайдановский. Николая Григорьевича Гринько Тарковский щадил и в воду не укладывал.
Общий план. Тут, впервые в фильме, в канале, дно которого бликует от покрывающей его воды, появляется черная собака, которая настороженно приближается, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Героев в этом кадре нет. Откуда и как возникло в фильме это животное?
В первый год съемок Тарковский пару раз говорил: «Хорошо бы снять в „Зоне“ живую лису. Это очень таинственное животное». Я думаю, желание снять в фильме лису возникло у него под влиянием книг Пу Сунлина, которым он тогда увлекался. В книгах этого китайского писателя лисы-оборотни весьма многозначные персонажи, способные как на жуткие козни, так и на добрые дела. Тарковский видел в них мистический смысл и отсылку к древнекитайской мифологии. Впоследствии он даже думал о сценарии и фильме под названием «Двое видели лису». А возможно, это родилось из воспоминаний родителей Тарковского, которые ехали в санях в Завражье, где должен был родиться их первенец Андрей. В марте у лис брачный период и они, не очень боясь людей, увлеченно бегают друг за другом, четко выделяясь рыжим мехом на заснеженных полянах.
Однако говорил насчет лис Андрей Арсеньевич как-то сослагательно, не конкретно, а вообще. Но на второй год съемок, в начале августа, Тарковский сказал вполне определенно: «Женя, нужно чтобы вы нашли лису или даже двух. Я хочу снять их в канале». – «А что они должны делать?» – спросил я. «Ничего особенного. Просто ходить по кадру. – После небольшой паузы Андрей Арсеньевич добавил: – Там, где нам нужно». Я мысленно усомнился в том, что лисы захотят ходить по кадру там, где нам нужно, но начал поиски с охотничьего общества. Охотники встретили эту идею очень негативно. «Лис ни у кого нет. Это коварная и злобная тварь, кусачая и вонючая. К тому же у них тут эпидемия бешенства. Так что лучше держаться от них подальше». В Академии наук зоологи предупредили, что лиса животное неуправляемое, и информацию об эпидемии подтвердили: «Если лиса кого укусит, придется делать 48 уколов от бешенства. И не гарантия, что это поможет».
Я позвонил режиссеру Московского цирка на Цветном бульваре Владимиру Ильичу Крымко. Он объяснил, что лиса – животное почти не дрессируемое и очень своенравное. Оказавшись в незнакомой обстановке, под ярким светом, лиса, скорее всего, задаст стрекача или, наоборот, бросится на человека. Я отправился в Таллинский зоопарк, где была пара лис. Предоставить их для съемок там категорически отказались: «Лиса – это часть экспозиции зоопарка и к тому же русский фольклорный персонаж. Люди любят на них смотреть. Особенно дети».
Я обрисовал ситуацию Андрею Арсеньевичу и предложил вместо лисы снять собаку. У него в Москве была овчарка по имени Дакус, которую он очень любил. Тарковский неожиданно легко согласился на замену. Я тут же показал ему хорошо воспитанного черного ризеншнауцера, принадлежащего одному из наших водителей. Андрей Арсеньевич его отверг, сказав, что это слишком мохнатая собака. Но черный цвет ему понравился. Он задумался, потом сказал: «Но только не черного пуделя…» Тарковский не был бы Тарковским, если бы тут же не усложнил задачу. «Женя, вы были в Музее изобразительных искусств на Волхонке?» – «Ну конечно был». – «В египетском зале там есть бог Анубис в облике собаки – с длинной шеей, длинным носом и большими стоячими ушами». Тарковский сложил рукой «козу», которой пугают детей, затем с помощью второго, третьего и большого пальцев, вытянутых вперед, изобразил собачью морду, удивительно похожую на ту, древнеегипетскую, что была в Музее. «Если вы найдете такую, будет очень хорошо». И он ободряюще улыбнулся.
Встреча с Анубисом
На следующий день рано утром я отправился по собачьим площадкам Таллина. То, что мне было нужно, не находилось. Я возвращался домой и вдруг увидел именно такую собаку, как хотел Тарковский, но мне показалось, что это мираж: по улице спокойно и целеустремленно трусил Анубис, одетый в какую-то невиданную собачью одежду, вроде пальто в клеточку с большими карманами. Прежде я не видел ничего подобного. Собака, видимо, хорошо знала, куда идет. Я пошел за ней, благо животное не торопилось. То, что я увидел дальше, меня совершенно потрясло.
Собака зацепила лапой дверь магазина, открыла ее и вошла. В магазине направилась к продавщице, та вынула из кармана в собачьей одежде деньги и свернутую вчетверо бумажку. Развернула бумажку, прочитала написанное и стала раскладывать по карманам собачьего пальто молоко и другие продукты. Собака воспринимала это абсолютно спокойно, было видно, что она приучена к подобной процедуре. Отоварив животное и положив сдачу в один из карманов, продавщица открыла собаке дверь, и она отправилась в обратный путь. Я последовал за ней. Умное животное направилось к стандартной советской пятиэтажке, вошло в открытый подъезд, подойдя к двери на первом этаже. Там собака нажала носом кнопку звонка, расположенную на высоте примерно двадцати сантиметров от пола. Ручка двери и замочная скважина тоже находились непривычно низко. Дверь отворилась. За ней возникла пожилая женщина, у которой не было большей части ног, отрезанных выше колен. Она ласково приветствовала собаку, впустила ее в квартиру и закрыла дверь. Я не решился обратиться к хозяйке этого удивительного животного и ограничился разговором с соседями на лавочке во дворе. Они объяснили, что эта собака – помощник женщины-инвалида, без нее она как без рук. Животное привезли из Дании из специальной школы, где воспитывают собак для инвалидов. Стоит такая собака больших денег, и привезли ее зарубежные родственники этой женщины. Я подумал, что на съемки она ее, конечно, не даст. Да и просить у нее у меня не повернулся язык.
Я рассказал эту историю Тарковскому. Он одобрил, что я не стал уговаривать женщину-инвалида: «Вы поступили правильно, но собаку нужно искать. – И после паузы уточнил: – Лучше овчарку. Да-да, овчарку. Это очень умные и преданные собаки». Я понял, что он скучает по своему любимцу Дакусу. Для меня это было огромным облегчением, потому что найти хорошо воспитанную овчарку гораздо легче, чем умную собаку какой-то другой породы.
Вечером в гостинице кто-то вспомнил, что возле зоопарка рано утром гуляет девушка с черной овчаркой. Я выяснил, что она работает в зоопарке, не без труда нашел ее там. Хозяйка собаки не знала русского языка, и мне пришлось объясняться с ней почти на пальцах. Ее черная немецкая овчарка была привезена из Норвегии. Звали ее двойным именем Рэнди-Раймо. Но возникла другая проблема – у девушки было много дел в зоопарке, и она совсем не хотела участвовать в киносъемках. Мне стоило огромного труда уговорить ее поехать хотя бы на один день, просто посмотреть. Девушка отпросилась с работы.