И куда денутся необозримые массы нынешних хамов, тунеядцев, кое-какеров, интриганов, бездельных болтунов и принципиальных невежд, гордящихся своим невежеством?[544]
14 июня. Из письма АН – БН: Завтра, 15-го, премьера «Сталкера». Разбойник Андрюшка захватил все сто пятьдесят билетов. Пришлось вымарщивать у него по кускам. Всего удалось вымарщить двадцать мест. Тогда началась нудятина с распределением. Кое-как уладил это дело так, чтобы не было особенных обид. Впрочем, еще я рассчитываю на премьеру в Доме ученых, где мне обещали «хоть ползала». Но когда эта премьера будет – бог знает.
В июне 79‐го в дирекции «Мюнхгаузена» сообщили, что меня хочет видеть какой-то человек во втором блоке «Мосфильма». Я отправился туда, не подозревая, кто и зачем меня ждет. На комнате не было никакой вывески, что было необычно для «Мосфильма». Я постучал.
– Да-да. Входите, – раздался голос из‐за двери.
Я вошел. В комнате за столом – высокий спортивный молодой человек с усами, лет тридцати пяти, похожий на баскетболиста Сергея Белова, но пониже.
– Присаживайтесь, – он указал на стул.
Я сел. Он внимательно меня осмотрел и заговорил. О том, что меня назначили на новую картину, которой придается большое значение, поскольку это совместная постановка с ГДР, о том, что о моих профессиональных качествах очень хорошие отзывы, и т. д. Я молча слушал. Он проявил поразительную осведомленность в моей биографии, даже в ее интимных деталях. Иногда он делал паузы, приглашая меня к диалогу, но я предпочел дожидаться следующей его фразы и думал о том, как он перейдет к вербовке. Завершил он свой монолог, как я и предполагал, предложением о сотрудничестве. Его интересует информация об Андрее Тарковском, ну и… о Никите Михалкове. Я сказал, что не готов к столь неожиданному предложению. Он сказал, что я могу подумать, но не слишком долго, и предложил подписать бумагу о неразглашении. Не помню, подписал я эту бумагу или нет, но выйдя от него, сразу направился к Михалкову, который монтировал «Обломова», и разгласил ему сделанное предложение. К моему удивлению, Никита не удивился, не разозлился, а засмеялся, поблагодарил, и я пошел в свой «Мюнхгаузен». Мне показалось, он не придал моим словам никакого значения.
Я решил, что обязан сообщить о полученном предложении и Тарковскому. За все время работы на «Сталкере» я звонил ему три или четыре раза по производственным делам. Трубку всегда снимала Лариса Павловна. В этот раз ее вообще никто не снимал. Я звонил Тарковскому несколько раз. Наконец, к моему удивлению, ответил Андрей Арсеньевич. Я сказал, что у меня есть важная информация, и что хотел бы с ним срочно встретиться. Тарковский помолчал, потом сказал: «Я через полчаса пойду гулять. Мы можем встретиться напротив „Мосфильма“ на Воробьевском шоссе». Я согласился.
Мы прогулялись по лесистому склону вдоль Москвы-реки. Когда я рассказал Андрею Арсеньевичу о предложении стучать на него, он остановился, пристально посмотрел на меня. Под правым глазом у него дергалась жилка. «Сволочи…» – процедил он сквозь зубы и поблагодарил за информацию. Я рассказал, что подобное предложение было и относительно Михалкова, и о спокойной реакции Никиты. Тарковский только саркастически улыбнулся. Больше мы к этой теме не возвращались. Я спросил его о дальнейших планах – он сказал, что собирается снимать в Италии документальный фильм, а впоследствии художественный, но все зависит от Госкино и прочих инстанций. «В том числе и от тех, с которыми вы сегодня имели беседу». Он замолчал, и вскоре мы попрощались.
События лета
Тем временем попытки Госкино СССР сделать фильм более понятным не прекратились. Думаю, что это было влияние прокатчиков.
28 июня. Из письма АН – БН: «Сталкер» показывают в избранных местах. Насколько я понял Тарковского, фильму дали ВЫСШУЮ категорию. Однако же видел я Женьку Евтуха, он жаловался, что смотрел Гришин и пускал обильную пену, в результате чего заморожен какой-то фильм его приятелей, но «мы вас за это не виним, могло случиться и наоборот». Идиот.
Второго июля произошло ужасающее событие, потрясшее весь советский кинематограф. Ранним утром в автомобильной катастрофе по пути на съемки фильма «Прощание» погибли талантливейшие режиссер Лариса Шепитько, оператор Владимир Чухнов, художник Юрий Фоменко, заместитель директора кинокартины, студент-практикант из ВГИКа и водитель, заснувший за рулем. «Волга»-универсал, в которой они ехали, на полной скорости врезалась в лобовую в тяжелый грузовик с прицепом. От удара она залетела под него. Груда кирпичей из грузовика накрыла могильным холмом то, что осталось от «Волги» и людей, ехавших в ней. Через несколько дней в эталонном зале «Мосфильма» состоялось прощание. Перед большим белым экраном стояли шесть закрытых гробов. Увидеть лица погибших коллег оказалось невозможно, ибо лиц не было. Как, собственно, не было и тел. В гробах помещалось то, что удалось собрать на месте катастрофы, изорвавшей и искорежившей людей и машины. Зал содрогался от рыданий. Мы все смотрели друг на друга в полном шоке. Тарковский был на этом прощании, его лицо было напряженным, жестким и казалось больным. Мы поздоровались, постояли молча. «Вы ведь работали с Ларисой?» – спросил Андрей Арсеньевич. «Да», – подтвердил я. На этом наш разговор закончился, так как началось прощание. Кинематографисты приехали из Ленинграда, Киева, Одессы, Свердловска, Тбилиси, Вильнюса и других городов, где были киностудии. Мы все постоянно ездили на автомобилях и не раз оказывались в происшествиях или авариях. По рядам шелестел говорок о том, что название фильма оказалось зловещим предзнаменованием случившегося. На искаженных горем лицах Элема Климова – мужа Шепитько, его брата Германа, и многих, многих других были слезы. Я испытал страшное чувство конечности нашего существования, впервые осознал, что смерть – совсем рядом и может неожиданно забрать нас в любой момент. Шепитько приглашала меня работать с ней на этой картине, но я отказался. А если бы нет – я вполне мог оказаться в этой машине. Я, помню, сказал Ларисе Ефимовне, что на меня произвела впечатление повесть Распутина «Последний срок», она ответила, что ей эта повесть тоже по душе, но сейчас она должна сделать фильм по «Прощанию с Матерой». А потом, может быть, будет совместный с американцами фильм по Джеку Лондону, на который она тоже меня приглашала.
13 июля. Из письма АН – БН: Да, забыл. Категория «Сталкеру» – 1-я. Ходят слухи, что Гришин смотрел и плевался, как огнетушитель. Тарковский уехал в Италию – готовить итальянско-советский фильм. Постановочные ему выплатили, а когда нам будут потиражные – пока неизвестно.
По существовавшему тогда положению, высшая категория оплаты могла быть присвоена фильму только по результатам успешного его проката, который только предстоял «Сталкеру». Так что фильму была присвоена первая категория.
Шестнадцатого июля Тарковский улетел в Италию. До 17 сентября он занимался съемками и монтажом фильма «Время путешествия», а также работал над сценарием будущего игрового фильма «Ностальгия».
Восемнадцатого июля Андрей Арсеньевич узнал, что итальянская прокатная фирма CFI Agostini хочет купить «Сталкера». Памятуя, как был сокращен для итальянского проката «Солярис», он решает устроить пресс-конференцию, на которой хочет предупредить о возможном скандале в случае, если подобная история повторится со «Сталкером».
Ермашу не понравилась вступительная надпись перед фильмом. Тарковскому придется ее переделывать.
В Москве директору кинофестиваля в Венеции Карло Лидзани не показали «Сталкера». Итальянский режиссер Франческо Рози обещал устроить скандал ради показа «Сталкера» на МКФ в Венеции и даже отказаться от участия в Московском кинофестивале. Но Рози пообещали (и он получил) в «атеистической» Москве главный приз МКФ за фильм под названием «Христос остановился в Эболи». После этого он счел неудобным устраивать скандал.
Тарковский 30 июля узнал из газет, что на Венецианском кинофестивале СССР представят фильм «Да здравствует Мексика!» Григория Александрова, бывшего пятьдесят лет назад ассистентом Эйзенштейна[545], и фильм Георгия Данелии «Осенний марафон». Карло Лидзани, настаивавший на показе в Венеции «Сталкера», получил отказ Ермаша. Причины отказа выглядели абсурдными и смехотворными: Венецианский фестиваль был назван диссидентским, а решение не давать «Сталкер» мотивировано нежеланием поднимать авторитет этого кинофестиваля выше московского. Хотя в реальности их авторитеты давно были несравнимы. Тарковский, снимавший в Италии документальный фильм, записал в дневнике: «Ужасно расстроился. Мерзавцы»[546].
С 5 по 8 августа Тарковский трижды звонил в Москву в связи со «Сталкером». Сизов по инициативе Госкино хотел уточнить текст вступительного титра к фильму и предложил переделать рекламный ролик. Тарковский велел переделывать ролик без него. Сизов настаивал, чтобы это делал он.
В популярном итальянском еженедельнике «Экспрессо» 24 августа вышла статья Альберто Моравиа, который в Москве посмотрел фильм Тарковского. Он очень хвалил «Сталкера», но когда Андрею Арсеньевичу перевели эту статью, он пришел к выводу, что Моравиа ничего не понял в фильме.
31 августа. Тарковскому в Рим позвонил дистрибьютор Серж Гамбаров. Андрей Арсеньевич впервые поговорил напрямую с покупателем его фильмов. Гамбаров подтвердил, что он купил права на «Сталкера» еще три года назад, в начале работы над картиной, но пленку для ее съемок он не давал, так что попытки свалить на него вину за плохое качество пленки на первом «Сталкере» несостоятельны.
Возвращение из Италии
2 сентября. В итальянской коммунистической газете «Унита» вышла чрезвычайно благожелательная рецензия кинокритика Давида Гриэко, бывшего ассистента Пазолини и Бертолуччи, о фильме «Сталкер», который он видел в Москве.