.
Его талант заслонял недостатки и неприятные черты, которых у него оказалось немало. Кино – очень тяжелая работа, требующая максимального душевного и физического напряжения. Часто на грани или за гранью возможного. Работая на «Сталкере», мы научились видеть то, что часто прячется за словами и поступками. Осознали, что иногда лучше вовсе не совершать некоторых поступков, какими бы привлекательными они не выглядели.
Это коснулось всех, в том числе и исполнителя главной роли – Александра Кайдановского, ставшего моим другом. Саша после «Сталкера» больше не хотел быть актером и снимался только при самой острой финансовой необходимости или там, где были его близкие друзья и хороший сценарий. Через три года мы вместе поступили на Высшие курсы сценаристов и кинорежиссеров. Он в мастерскую к Тарковскому, я – к Эльдару Александровичу Рязанову. Учиться у Андрея Арсеньевича Саше не пришлось – Тарковский уехал в Италию и больше не вернулся. Саше пришлось перейти в мастерскую Сергея Соловьева. Через два года мы закончили курсы. Потом еще год обивали пороги «Мосфильма» и Госкино, поскольку наши дипломные фильмы забыли внести в план и мы не могли получить нужного финансирования. Дипломы мы все же сняли и защитились.
Кайдановский стал режиссером удивительным, ни на кого не похожим. Мастером «магического реализма». И произошло это во многом благодаря фильму «Сталкер». Очень жаль, что Кайдановский так мало успел сделать в нашем кино. Его талант и влияние могли радикально изменить наш кинематограф. Но исторические катаклизмы и ранняя смерть помешали.
Более сорока лет прошло с тех пор, но я вспоминаю Тарковского и поныне. Его судьба напоминает судьбы проклятых поэтов. Неустанные поиски истины, самоуничтожительное, безоглядное, жертвенное служение кинематографу. Он не был легким человеком. За редким исключением, на съемках «Сталкера» он трудно контактировал с людьми. Он не интересовался их проблемами и их жизнью, мог быть холодным и жестоким. Главным качеством и смыслом его жизни было творчество. Оно было целью и смыслом его существования. Самозабвенное, отрешенное, почти маниакальное. Точнее всего он сказал об этом сам в последнем интервью, которое он дал парижскому еженедельнику «Фигаро-магазин»:
Художник творит инстинктивно, он не знает, почему именно в данный момент он делает то или другое, пишет именно об этом, рисует именно это. Только потом он начинает анализировать, находить объяснения, умствовать и приходить к ответам, не имеющим ничего общего с инстинктивной потребностью творить, выражать себя. В некотором роде творчество есть выражение духовного существа в человеке в противоположность существу физическому, творчество есть как бы доказательство существования этого духовного существа. В поле человеческой деятельности нет ничего, что было бы более неоправданным, бесцельным, нет ничего, что было бы более самодовлеющим, нежели творчество.
Сегодня такая романтическая установка выглядит несколько архаично, но для Тарковского она была главной и неизменной. Он посвятил ей всю свою творческую жизнь, пожертвовав жизнью физической.
Приложение
21 сентября 1977 года, г. Москва.
Киностудия «Мосфильм».
Стенограмма заседания
Бюро Художественного совета студии.
Обсуждение материала и сценария художественного цветного фильма «Сталкер».
Председательствующий Л. Н. Нехорошев.
Л. Н. Нехорошев: Мы собрали Бюро Художественного совета студии для того, чтобы посоветоваться с вами о том, как поступить студии в том трудном положении, которое сложилось с картиной режиссера Тарковского «Сталкер». Я скажу несколько слов об истории этого дела, а другие, может быть, меня дополнят.
В свое время сценарий «Сталкер» был запущен и должен был сниматься в Средней Азии. Была определена натура, были найдены места съемок, и режиссерский сценарий был написан режиссером под ту натуру, которая там была, исходя из того, чтобы не строить громоздкие декорации, потому что денег не было. Но произошли неожиданные события – в том месте, где должны были идти съемки – произошло землетрясение и пришлось отказаться от той натуры. Затем были долгие поиски натуры, которая была найдена в Эстонии. И, применяясь к новому месту, режиссеру пришлось переработать сценарий, исходя из новой натуры, которую вы видели в материале. Естественно, произошли изменения и в сценарии, и такого рода изменения шли по подготовке к съемкам. И в процессе самой съемки, как вы слышали от режиссера, возникли опять некоторые события с браком материала, который не принимал режиссер. В связи с этим была остановка съемок, пересъемки и опять возникла переработка сценария.
Эти объективные и соответственно с этим субъективные причины привели к тому, что сценарий постоянно переделывался, и тот вариант сценария, который мы вам дали, во многом отличается от того, который когда-то был запущен. Отличается он по разным направлениям.
Во-первых, произошло постепенное изменение жанра, изменение того варианта, который запускался. По всем признакам это был научно-фантастический сценарий, где было очень много чудес, много странных событий, не поддающихся объяснению разумом. Это по жанру. Сейчас по жанру произошли изменения в сторону большего обытовления, большего заземления вещи. И из того фильма, который бьет на внешний эффект, на какие-то вещи фантастические, произошел перевод в нравственно-фантастическую притчу, где главное не в событиях, а в отношении людей к тем вопросам, которые их волнуют. В общем, теперь сценарий об этом, и именно такого рода картину хотел и хочет делать Тарковский.
При этих изменениях, конечно, что-то, наверное, потерялось и стало менее понятно, чем в прошлом сценарии, который был утвержден, но в каких-то частях сценарий стал интереснее, чем тот, но это во многом новый сценарий и новые характеристики героев. Характеристика Сталкера изменилась в противоположную сторону. Если там был человек грубый, резкий, сильный, то здесь он, наоборот, становится лицом страдательным – это мечтатель, который хотел сделать людей счастливыми и думал, что он потерпел поражение.
Какое сложилось сейчас положение, в чем его сложность?
Во-первых, мы стоим перед фактом, что мы должны отказаться от того материала, который снят, мы должны считать его браком. Режиссер считает его браком от начала до конца, и не может взять ни одного метра в картину. Я знаю, что техническая служба нашей студии не считает этот материал браком, но я думаю, что если мы будем говорить брак это или не брак, то не выполним главной задачи, потому что можно сказать, что этот материал не может пойти в картину по разным причинам. Студия стоит перед фактом, когда весь этот материал мы не можем взять в картину, и он должен быть списан. Вот одна сторона нашего положения?
Голос с места: Почему не можем?
Л. Н. Нехорошев: Хотя бы потому, что режиссер не берет этот материал в картину.
Голос с места: Почему?
Л. Н. Нехорошев: Это уже другой вопрос. Я не могу разобраться – то ли режиссер виноват, технически это безупречно, а режиссер не хочет брать. Я исхожу из положения, что этот материал должен быть списан.
Мы оказались перед лицом двухсерийного сценария, в отличие от первого сценария, а если учесть, что большой брак материала, то он должен быть рассмотрен не в обычном порядке. В связи с этим мы собрали Бюро Художественного совета, чтобы рассмотреть этот вариант сценария, и если он будет признан возможным для съемок, тогда мы с этим сценарием обратимся в Госкино. Это во-вторых.
В-третьих, это трудное финансовое положение студии, которое создает эта картина. Я думаю, что О. А. Агафонов этот момент вам более квалифицированно объяснит.
Короче говоря, о чем идет сейчас речь? Разговор идет о том, продолжать или не продолжать нам работу над фильмом «Сталкер», а также следовало бы сказать – дает ли сценарий основания для продолжения работы.
Мое личное мнение, что работу над картиной стоит продолжать, так как данный сценарий дает возможность для такой работы. В этом сценарии есть свои недостатки, но считаю, что следует довести его до полной кондиции, чтобы можно было его запускать в производство.
На мой взгляд, прежде всего, необходимо:
во-первых, высказать свое отношение к материалу и к сценарию, который читали;
во-вторых, на основе высказанных членами Бюро Художественного совета суждений, руководство киностудии сделает свое заключение и обратится с этими предложениями в Госкино СССР.
В общем, повторяю, сейчас надо высказать свою точку зрения на то, продолжать ли работу над фильмом «Сталкер» или нет[572].
Г. Л. Рошаль: Этот сценарий тоже уже не тот, который мы ранее читали?
Ю. Я. Райзман: Зачем мы полтора часа смотрели материал, если режиссер перед показом его сказал, что ни одного метра пленки в картину войти не может?
Л. Н. Нехорошев: Ставится исключительной важности вопрос – списывать ли эти 2000 метров снятого материала и начать все с чистого листа, или будет какое-то другое суждение? Мы не можем обойти вопрос, будет сниматься картина или нет.
Ю. Я. Райзман: У меня вопрос к Тарковскому: может быть, он не считает возможным снимать картину потому, что он амортизировался на уже снятом материале? Или же он заново будет снимать картину на этом новом материале?
А. А. Тарковский: Заданный вопрос обнаруживает наивную глуповатость ситуации, в которой мы находимся – и я, и те члены большого Художественного совета, которые сегодня пришли.
В чем двусмысленность и наивность ситуации? С одной стороны, я говорю, что не могу продолжать съемку картины, а с другой – заявляю, что если все расходы по этой картине будут списаны до последней копейки, то вместе со сценаристом и актерами берусь доказать, что мы можем снять картину. Но если затраты по картине не спишут, то это будет означать, что я часть расходов беру на себя – у меня рыльце в пуху.