Все складывалось как нельзя лучше: готов второй вариант сценария, есть решение Госкино о запуске, сформирована талантливая творческая группа. Раньше срока – 10 мая – разрешены работы по фильму. Тарковский собран, профессионален, точен в понимании предстоящих задач. Перед ним открывались самые радужные перспективы.
В мае Тарковский находился в городе Горьком с показами «Зеркала».
Двадцать первого мая смета[289] представлена руководству «Мосфильма» и Госкино СССР. Согласно смете, планировалось прикрепить к кинокартине:
Режиссера-постановщика А. Тарковского с окладом 350 руб.
Ассистента режиссера Л. Тарковскую с окладом 90 руб.
Оператора-постановщика Г. Рерберга с окладом 250 руб.
Художника-постановщика А. Боима с окладом 200 руб.
Директора В. Геллера с окладом 150 руб.
Ассистент режиссера в этом периоде еще не нужен, но для Андрея Арсеньевича сделали исключение, прикрепив к картине его жену.
Двадцать седьмого мая 1976 года Тарковский вернулся из поездки, где у него прошло двенадцать встреч со зрителями. Он устал, но обрадован тем, как тепло встречали его и его новый фильм. Да и заработал Андрей Арсеньевич неплохо.
По возвращении он размышляет, но не о будущем фильме, а о своей театральной работе:
Я ставлю «Гамлета» вынужденно иначе, чем это делали и сделают англичане – отбрасывая Шекспира-поэта.
И далее:
Но лучше к этому относиться сознательно, чем, обращаясь к весьма среднему переводу Пастернака (если не сказать, попросту дурному), делать вид (и внушить это зрителю), что мы имеем дело с шекспировской поэзией[290].
Интересна фраза Тарковского о том, как сделали бы постановку «Гамлета» англичане: «Они бы отбрасывали Шекспира-поэта». Или «не отбрасывали»? А он, выходит, отбрасывает, правда «вынужденно». Или не «отбрасывает»? Эта фраза может быть отнесена как к нему самому, так и к тем самым неведомым и анонимным англичанам.
Главное здесь – абсолютная убежденность Тарковского, что он сделает не так, как делали бы они. Конечно, его спектакль будет иной, в этом сомнений нет. Сколько английских постановок «Гамлета» видел Тарковский? В лучшем случае две-три – в кино и в театре. Но он точно знает, как бы англичане поступили и что бы они делали. В пику им (англичанам) или так же, как они, Тарковский решительно избавляется от Шекспира-поэта. Или нет? Понять его мысль чрезвычайно трудно. Андрей Арсеньевич не очень хорошо знал английский язык и совсем не знал тот, на котором писал Шекспир (весьма отличный от современного английского), а потому мог опрометчиво судить о переводах Шекспира. Тем более самонадеянно было называть «весьма средним, если не сказать попросту – дурным» перевод Пастернака, который многие поэты и театральные деятели считали и по сей день считают блистательным. Может, фраза «Любой перевод – тем более гениальных стихов – невозможен»[291] звучит вызывающе? Тем более в устах сына выдающегося мастера поэтического перевода.
В итоге спектакль был выпущен в совсем не том переводе, который он выбрал в начале работы над пьесой Шекспира. На театральной афише написано: «Перевод Б. Пастернака (сценическая редакция театра)», и это был его собственный выбор.
Но вернемся к событиям кинематографическим. На «Мосфильме» разворачивалась подготовка к съемкам «Сталкера».
*Вилли Геллер: Поначалу у нас все было нормально, только на студии Андрей бывал маловато. То в театре занят. То уедет куда-нибудь с выступлениями в другой город дней на двадцать, то в деревню, чуть ли не на два месяца, то еще куда. Редко мы его видели, и у всех, конечно, был мандраж. Ну как без режиссера можно что-то делать? Тем более без такого, как Тарковский. Мы не такие уж асы, чтобы взять на себя смелость решать за Тарковского и без Тарковского. Об этом не возникало и речи. И это, конечно, создавало определенную нервозность и напряжение.
*Роман Калмыков: Тарковский хотел выбрать места для натурных съемок, не дожидаясь подготовительного периода, когда это обычно, полагалось делать. Он считал, что найденная натура позволит писать киносценарий под конкретные объекты и это значительно упростит работу. В этом был свой резон.
Действительно, это упрощало работу над режиссерским сценарием. Выбранная натура помогала в подготовительных работах, помогала сценаристам продумать поведение героев. К тому же Тарковский хотел как можно быстрее освободиться от неизбежных выездов из Москвы до начала репетиций «Гамлета» на сцене.
В театре осталось лишь десять репетиций. Тарковский недоволен медлительностью театральных мастерских и качеством выполняемых работ. Он задает вопрос, на который сам не знает ответа: «Что будет?»
К жалобам режиссера прислушались и перенесли сдачу спектакля на конец года. Это позволяло сосредоточиться на «Сталкере», где опытнейшая команда делала все, чтобы фильм двигался к съемкам, которые должны были начаться летом или осенью.
*Александр Боим: Впрочем, не все было так гладко и благостно. Некоторые настораживающие моменты возникли с самого начала, но я им не внял: мне, например, впервые в жизни пришлось самому выбирать натуру. Это для меня оказалось совершенно неожиданным и показалось странным – натуру всегда выбирают художник с режиссером и оператором, и обычно участвует еще кто-то из дирекции, чтобы можно было сразу договариваться о каких-то основополагающих вещах. Без них это абсолютно невозможно. Но тут из творцов я ездил один c заместителем директора Романом Калмыковым и вторым оператором Владимиром Пищальниковым, который фактически исполнял роль фотографа. Сам Андрей был все время занят в театре или был в отъезде, а Гоша Рерберг еще работал на картине Соловьева «Мелодии белой ночи».
Автор этой книги спрашивал Романа Калмыкова, из чего исходили при выборе натуры.
*Роман Калмыков: Исходили, как всегда, из сценария. В это время Тарковский общался со своими друзьями, с людьми на студии и спрашивал у них о возможных местах съемок, которые соответствовали бы сценарию и его замыслу. В том числе он говорил и со мной, поскольку знал, что я немало ездил по стране и много чего видел. Ясного и точного собственного видения, чего он хочет, у Андрея в то время не было. То, чего он хотел, от сценария не отличалось.
В соответствии со сценарием это были места, которые можно было бы назвать местами космической катастрофы. Величественные руины, гигантские разрушения и многолетняя заброшенность.
*Роман Калмыков: Я посоветовал Андрею посмотреть Запорожье, Кривой Рог и еще пару мест на Украине, ибо видел там именно то, что написано в сценарии. Это были карьеры, где разрабатывалась руда для металлургических заводов, промышленные отвалы и свалки совершенно космических размеров. Когда смотришь с края карьера вниз – и огромные сорокатонные самосвалы БелАз и старые ржавые автобусы на глубине 100–150 метров кажутся величиной со спичечные коробки. Эти отвалы были не только жуткими по величине, но и совершенно невероятные по цветам и фактурам.
Тарковский выслушал все это, принял к сведению, но сказал, что ему больше нравится идея пустыни или полупустыни, в которой лет двадцать стоит покореженная военная техника. В связи с этим он хотел посмотреть Среднюю Азию, где он никогда не был. Но прежде всего, он считал, нам нужно съездить в Грузию и Закавказье. На этом и остановились. После разговора с ним я срочно стал заказывать гостиницы и покупать билеты. Сам он ехать туда по каким-то причинам не мог, и мы поехали в Тбилиси и Рустави с Аликом Боимом и вторым оператором Владимиром Пищальниковым.
К этому времени Тарковский думал почти только о «Гамлете» и вынужденные отвлечения для визитов на студию и разговоров о выборе натуры воспринимал с раздражением.
В Армении и Грузии Тарковский бывал и прежде, видел кое-что во время прошлых поездок. Там его любили, относились к нему восторженно. Он надеялся, что старые друзья помогут с выбором натуры, да и вообще в дружелюбной и гостеприимной Грузии или Армении работать будет легче.
Контакты со Стругацкими в этот период почти прекратились. Собственные инициативы сценаристов его раздражали. Он уже воспринимал их как «мавров, которые сделали свое дело». Теперь режиссер лучше знает, что и как ему делать. Авторы же в простоте душевной полагали, что у Тарковского дело вновь застопорилось из‐за козней Госкино.
4 июня 1976. Письмо БН – АН: Но что-то ты ничего не пишешь о Тарковском. Видимо, дело заело (судя по Лит[ературной] Газ[ете], борьба Ермаша с Тарковским перешла в новую фазу).
Оправдания нестандартного поведения режиссера искали и члены съемочной группы. Директор картины не удивлялся тому, что Тарковский не ездит на поиски мест натурных съемок. Он считал, что для этого достаточно художника и оператора, а потом выбранное можно показать режиссеру и утвердить. Сомнений относительно характера натуры, описанного в сценарии, ни у кого не возникало.
*Вилли Геллер: Алик Боим удивлялся, что ему самому пришлось выбирать натуру. Я, конечно, не творец, но ничего экстраординарного я в этом не видел. Режиссеры бывают разные. Одному хорошо так, другому этак. Почему бы и нет? Андрей достаточно ясно формулировал, чего он хочет. Речь шла о именно о том характере натуры, который написан в сценарии. Развалины, руины, странноватые и пустынные места. Ничего принципиально иного он не говорил.
Сценарная эпопея
Между тем над успешно стартовавшим «Сталкером» из Госкино нависли первые тучи. Там оправились от принятого через их голову решения о запуске Тарковского и выставили ряд поправок по сценарию, который всего два месяца назад никаких сомнений не вызывал. Началась «сценарно-редакционная эпопея» «Сталкера».