Александр Боим: После моего увольнения, после приглашения и ухода с картины Калашникова с Абдусаламовым, после закрытия и консервации «Сталкера», перед самым Новым годом у меня вдруг раздается звонок. Звонит Лариса Павловна Тарковская и очень любезно, как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло, от имени Андрея предлагает нам с женой встречать Новый год вместе с ними. Я просто оторопел. Это могли придумать только Лариса Павловна с Андреем. Такого нарочно не придумаешь.
Для меня это было в высшей степени странно и оскорбительно, но это было. Я сразу понял, что Андрей хочет возобновить наши производственные отношения и вновь окунуть меня в «Сталкер». Но у меня осталось слишком тяжелое впечатление от того, как мы расстались, и я отказался от этой чести. Больше мы никогда не встречались и не общались ни с Андреем, ни с Ларисой Павловной. Этот предновогодний звонок Ларисы был завершающей деталью наших отношений.
Конечно, была обида, но потом все ушло, и людей этих уже нет… Это давно прошедшая история. Сейчас я воспринимаю ее как часть моей работы и жизни. Не все же бывают удачи и праздники.
31 декабря. Помимо возрождения «Сталкера», в конце года, благодаря международной солидарности писателей и кинематографистов и усилиям французского поэта Луи Арагона, лауреата Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», приехавшего в Москву получать орден Дружбы народов, был досрочно освобожден из лагеря Сергей Параджанов. Арагон был женат на Эльзе Триоле, родной сестре Лили Брик, очень ценившей Параджанова и дружившей с ним.
Так закончился 1977 год.
1978 год
Неожиданное предложение
Минувший год для всех работавших на «Сталкере» был весьма драматичным. Во время съемок никто не мог понять и объяснить, что происходит с Тарковским, в чем причины его неудовлетворенности и конфликтов с талантливыми и добросовестными людьми, которые искренне хотели работать с ним. Это стало ясно осенью, когда начались и быстро закончились крахом съемки с новой творческой группой. «Второй Сталкер» продлился меньше месяца. Новые люди, которых пригласил сам Тарковский и в профессионализме которых он не сомневался, начали работать с ним душа в душу, но тоже оказались непригодны для осуществления его идей. Стало понятно, что дело не в соратниках, а в нем самом, Андрее Тарковском, в его характере, идеях и понимании образа главного героя – Сталкера. Оно нащупывалось режиссером в течение полугода различным построением эпизодов, поиском решений и мизансцен – и категорическим отказом от них после просмотра отснятого материала. Было в этом процессе что-то завораживающее, раздражающее и вместе с тем утомительное. В бесконечных колебаниях Тарковского, в обстановке долго назревающего и наконец прорвавшегося, а потом повторившегося скандала проглядывало что-то очень «достоевское». Да и в самом режиссере со всеми его сомнениями, выплесками непостижимой энергии, бушевало нечто от Федора Михайловича и его персонажей. Это и привело к остановке съемок. Тем не менее часть группы и руководители «Мосфильма» продолжали верить в мастерство и талант Тарковского. Я не был исключением.
Прошедший год был для нас очень неудачным и в финансовом отношении. Команда «Сталкера» ни разу не получила премии, хотя все работали как проклятые. По этой причине некоторые хорошо работавшие люди уходили с картины.
Мне, несмотря на холодновато-скрытное отношение Тарковского к съемочной группе и зарплату в 110 рублей, работать на «Сталкере» было необычайно интересно. Я был отстранен от должности второго режиссера (функции которого Марианна Чугунова и я фактически продолжали исполнять), но мне было искренне жаль Андрея Арсеньевича.
В начале 1978 года меня вызвали в производственный отдел. Его начальник Свиридов объявил, что меня направляют работать в парткабинет библиотекарем. Когда я спросил: «А ничего, что я беспартийный?», Свиридов рявкнул, чтобы я не морочил ему голову, у него не хватает ассистентов, некому работать на съемках, а ему приказали трудоустроить меня так, чтобы в любой момент выдернуть на «Сталкер». Из чего я сделал вполне логичный вывод: рукопожатие и краткий разговор с Тарковским имели далеко идущие последствия. «Сталкер» расконсервируют, и режиссер-постановщик хочет работать с теми, кому он доверяет. Как обычно, Андрей Арсеньевич не опускался в своих контактах и действиях ниже генеральной дирекции.
У Петра Максимовича Свиридова не было одного глаза – он потерял его во время войны. Поэтому на студии его называли Моше Свиридов по аналогии с одноглазым генералом Моше Даяном – победителем в Арабо-израильской войне 1967 года. Он назначал работников на картины, не учитывая их жизненных ситуаций, и за это его не любили. По понедельникам рано утром, до начала рабочего дня он обходил павильоны и съемочные площадки, чтобы лично удостовериться, как идут дела. Поздней осенью, после завершения съемок в павильоне фильма «Тегеран-43» была дана команда разбирать грандиозную декорацию, построенную великим художником Евгением Черняевым. В ней снимались ослы, принадлежавшие человеку по имени Тарик Габидзашвили. Разбирать декорацию начали в четверг. Ослов, мешавших этому процессу, выгнали из павильона, где у них были стойла с едой, на территорию студии. Тарику об этом сообщить забыли. Ослы мирно паслись на студийных лужайках и недовольства не проявляли. Но в пятницу вечером пошел сильный снег. К утру субботы вся территория была покрыта толстым слоем снега. До травы не добраться. К понедельнику ослы сильно оголодали и озверели. Когда Свиридов наткнулся на них, они его окружили и стали реветь, требуя, чтобы он их накормил. Он стал их отгонять, чем сильно разгневал ослов, которые в отместку его покусали. Свиридов был взбешен и устроил изрядный разгон администрации фильма. Этот эпизод долго и не без злорадства обсуждался на студии на все лады.
Третьего января первому зампреду Госкино Борису Павленку поступила бумага за подписью трех начальников министерских главков – Орлова, Шолохова и Трусько, где утверждалось, что «ссылки съемочной группы на непригодность материалов по причине технического брака являются несостоятельными», а отснятый в прошлом году материал «может быть использован для монтажа фильма». Павленок не стал принимать решений и наложил резолюцию: «Подготовьте записку на имя Ф. Т. Ермаша»[455].
К концу января вопрос с запуском «Сталкера был окончательно решен. Тарковский хотел собрать новую команду. Прежде всего административную. Руководство «Мосфильма» предложило несколько возможных директоров. Андрей Арсеньевич остановился на кандидатуре Александры Тимофеевны Демидовой[456]. Она была опытным директором, делала такие фильмы, как «Джентльмены удачи» с режиссером Анатолием Серым, «Романс о влюбленных» с Андроном Михалковым-Кончаловским, и другие. В последнее время работала в руководстве Первого творческого объединения.
*Александра Демидова: В конце января 1978 года ко мне пришли Андрей Арсеньевич с Машей Чугуновой и пригласили на «Сталкер». Директором «Сталкера» был Вилли Геллер, который работал на картине почти два года и прошел через все перипетии до ее консервации. Я была очень благодарна, но сразу сказала, что прежде должна поговорить с Геллером. Иначе я бы не смогла работать по соображениям профессиональной этики. Я позвонила Вилли и спросила: «Ты ушел с картины совсем или это временная размолвка, и есть вариант, что ты вернешься?» Он твердо сказал, что не вернется. Я помню его слова: «Во всех случаях жизни я ушел окончательно. С Тарковским я работать не могу». И я с чистой совестью могла браться за «Сталкера» и сразу дала согласие.
Демидова уважала и ценила Тарковского. Работа директором картины была для нее понижением в должности, но она сознательно шла на это, чтобы помочь режиссеру, фильмы которого ей нравились, и выручить студию в затруднительной ситуации. Ее назначили директором «Сталкера».
*Александра Демидова: Я не знала, какая там ситуация, обстановка, какие условия – ничего. Уже после моего согласия мне объяснили, что на картине истрачено много денег, финансировать будут только вторую серию; за счет этих денег нужно переснять весь фильм да еще покрыть прошлый перерасход. Это была трудная задача. Нужно было собрать очень профессиональную съемочную группу, которая будет работать только за зарплату и не получит никаких премий. Я сразу взялась за работу.
28 января. Письмо АН – БН: Андрей по слухам должен вернуться сегодня, пока не звонил. Оставшийся за него второй режиссер рассказал, будто все на мази, сценарий утвердили везде, работа начнется сразу по возвращении Андрея.
Аркадий звонил Тарковскому домой. Под «оставшимся за него вторым режиссером», вероятно, имелся в виду Араик Агаронян, изгнанный Андреем Арсеньевичем со съемок, но почему-то вселенный Ларисой Павловной в новую квартиру Тарковских. Андрей Арсеньевич отнесся к этому неожиданному квартиранту вполне лояльно.
Директор картины Демидова стремилась создать Тарковскому «режим наибольшего благоприятствования». Однажды она попросила меня встретить его по возвращении из Франции, поскольку сама была занята на совещании, требовавшем ее обязательного присутствия.
В Шереметьеве Тарковский вышел из ворот прилета, красивый и стильный, как персонаж фильма Клода Лелуша «Мужчина и женщина». На нем была бежевая дубленка, хрустящие новизной джинсы, его всегдашняя кепочка и шикарные кожаные ботинки желто-оранжевого цвета. Но лицо его не было счастливым – наоборот, на нем лежала печать мрачного раздумья. В машине Андрей Арсеньевич молчал, безучастно глядя на дорогу. Чтобы отвлечь его от грустных мыслей, я спросил: «Ну, как там Париж?» Тарковский посмотрел на меня, как на привидение, внезапно материализовавшееся в соседнем кресле. «Париж? В Париже, знаете ли, Женя, всегда все в порядке. Всегда!» – саркастически закончил он и снова стал смотреть вперед – на дорогу. Я мысленно проклял свое любопытство и больше не заговаривал.