Тот фильм, на котором я работал, и та картина, которую я увидел через полтора года, — это абсолютно разные вещи. Фабула сохранилась, фильм не очень изменился визуально, но смысл его поменялся очень сильно. Абсолютно поменялись знаки, акценты и смыслы. Сталкер стал полной своей противоположностью по сравнению с тем, каким он был в первоначальном варианте. Это стало совершенно другое кино. Я, надо сказать, когда посмотрел «Сталкер» впервые, просто пришел в ярость. Это было кино абсолютно про другое. И только потом я смог его оценить.
Тридцатого мая 1979 года состоялось заседание худсовета «Мосфильма» для определения группы по оплате фильма «Сталкер». На этот раз в отсутствие режиссера и он, и его работа получили самые высокие оценки[537].
Через несколько дней был просмотр «Сталкера» для прокатчиков, и я постарался туда проникнуть. Просмотр состоялся в Третьем просмотровом зале «Мосфильма». Прокатчики — вальяжные, уверенные в себе мужчины — явно чувствовали себя хозяевами кинематографической жизни. Они, не стесняясь, громко разговаривали между собой, обменивались анекдотами, раскатисто хохотали. Тарковский задержался, и они шутили, что режиссер не хочет смотреть свой фильм. Но когда он пришел, посерьезнели и умолкли. Тарковский не стал ничего говорить, а сразу велел показывать картину. Кроме прокатчиков в зале было еще несколько человек, имеющих непосредственное отношение к «Сталкеру».
Во время просмотра прокатчики молчали, во второй половине фильма стали вздыхать и кряхтеть. Один из них на пороге «Комнаты исполнения желаний» даже засопел, задремав. Его толкнули в бок, он проснулся. Тарковского они явно раздражали. Когда фильм закончился и зажегся свет, воцарилась пауза. Молчал Тарковский, молчали прокатчики. Потом один из них сказал: «Тяжело смотрится. Особенно начало. Фактически, действие начинается где-то в четвертой части. Фильм длинноват. Нельзя ли сделать его короче? Минут на двадцать-тридцать».
Тарковский, потративший массу времени и сил на то, чтобы сделать фильм на двадцать минут длиннее, повернувшись к говорившему, сказал: «Вы там разберитесь с Ермашом, чего вы хотите. То вам слишком, коротко, то слишком длинно. Я вам не мальчик бегать туда-сюда. Начало фильма должно быть более скучным и неинтересным, чем сам фильм, чтобы люди, случайно пришедшие не на свое кино, имели возможность уйти из зала до того, как начнутся основные события фильма».
Воцарилась тишина. Ошеломленный таким заявлением прокатчик не сразу ответил: «Я… собственно… сказал… с точки зрения зрителя…» — «Меня интересует мнение только трех зрителей, — отрезал Тарковский. — Фамилия первого — Брессон, второго — Бергман, третьего — Бунюэль». После этого он вышел из зала. Прокатчики посмотрели друг на друга, один из них пожал плечами, и они стали вставать. Когда мы вышли из зала, Тарковского в коридоре уже не было. Прокатчики молча пошли прочь.
После еще одного просмотра я был свидетелем того, как в ответ на предложение чиновника, ведавшего кинофестивалями, послать «Сталкер» на фестиваль в Сан-Себастьян Тарковский желчно ответил: «А почему туда, а не в Кологрив или в Бердичев? Я поеду только в Венецию или в Канн».
Среди документов, относящихся к этому периоду, имеется «объяснительная записка» к анализу технико-экономических показателей картины, написанная ее директором Александрой Тимофеевной Демидовой. Привожу несколько фрагментов из нее.
Группе предстояло снять вторую серию фильма и переснять 2457 полезных метров первой серии, не имея дополнительных денег на пересъемки.
Затраты, связанные с производством односерийного фильма в 280 тысяч рублей, легли бременем перерасхода на новый коллектив.
Укомплектовать съемочную группу представляло определенные трудности. <…>
Съемочная группа <…> работала в экспедиции с большим подъемом, ответственностью и самоотдачей. Характерной особенностью всех натурных съемок было обязательное покадровое декорирование <…>, этим занималась вся группа безотказно: ассистенты режиссера и осветители, работники ОДТС и работники автобазы, администрация группы и режиссер-постановщик. Это был поистине творческий коллектив.
Группа в основном снимала по 1–2 дубля. Это было возможно только при высоком профессионализме всех звеньев коллектива. <…> Вернувшись из экспедиции, группа вошла в павильон, где работала так же хорошо, как и на натуре. Все съемки по картине были закончены на 1 день раньше срока и с экономией съемочных смен.
Монтажно-тонировочный период протекал напряженно. <…>
Озвучание подходило к концу, когда вдруг, неожиданно, по состоянию здоровья актер Гринько продолжать работать не смог — потерял голос. Пришлось срочно делать замену и переозвучивать почти все с начала. <…>
Коллектив двухсерийного фильма «Сталкер», отсняв заново 2 серии фильма на высоком художественном уровне, сократил первоначальный перерасход до 98,8 тыс. рублей.
По решению художественного совета студии двухсерийный фильм «Сталкер» отнесен к первой группе по оплате художественных фильмов Госкино СССР[538].
Этот текст правдиво изображает историю «Сталкера», во всяком случае его третьего варианта. Конечно, с точки зрения второго директора картины.
7 июня 1979
Отдел контроля за кинорепертуаром Главного управления кинофикации и кинопроката Госкино СССР выдал
разрешительное удостоверение № 2177-Р/79
Отдел контроля за кинорепертуаром разрешает звуковой, цветной кинофильм «Сталкер» 2‐е серии (по мотивам повести Аркадия Стругацкого и Бориса Стругацкого «Пикник на обочине» производства киностудии «Мосфильм» 1979 года к демонстрированию в пределах СССР для всякой аудитории, кроме детей младшего возраста, без срока.
Классификация: художественный
Жанр:
Частей 17, метров 4475,8
Сценаристы А. Н. Стругацкий и Б. Н. Стругацкий
Постановщик: А. Тарковский
Композитор: Э. Артемьев.
Интересно, что специалисты по контролю за кинорепертуаром затруднились с определением жанра фильма и оставили вопрос о его жанровой принадлежности открытым.
Кайдановский переживал, ожидая завершения фильма. Несмотря на все опасные для психики муки, которые ему доставляла работа с Тарковским, он все же доверял ему и высоко ценил общение с ним.
Потом была премьера в Центральном доме кино, откуда во время сеанса не ушел никто. И конная милиция, которую я видел впервые. Ажиотаж и столпотворение кинематографистов, журналистов, писателей. Энтузиазм, восхищение, потрясение и восторг одних коллег и раздраженное бурчание других. В своих пристрастиях и те и другие доходили до исступления.
Луиза Капо, посмотрев законченный фильм, загорелась желанием взять у Тарковского интервью. Андрей Арсеньевич в это время не давал бесплатных интервью иностранцам и отказал ей. Я хотел помочь Луизе и, несмотря на обиду, попросил Тарковского изменить свое решение. Я убеждал его, что это будет интервью не журналистам или киноведам, а студентке и для студентов. Оно хорошо представит его в глазах итальянской молодежи. Студенты в Италии и их мнение — большая сила. Возможно, Андрей Арсеньевич внял моим аргументам, возможно, он чувствовал какую-то вину передо мной, или по каким другим причинам, но в итоге он согласился, поставив условием, что даст интервью мне, а Луизы на записи не будет. Вопросы мы с ней сформулировали заранее. Конечно, некоторые из них возникли во время разговора с режиссером. Я записал интервью с Андреем Арсеньевичем на диктофон, отпечатал текст на машинке, максимально сохраняя его смысл, интонацию и манеру речи, и подарил Луизе. Вскоре она уехала в Италию. Больше мы с ней не встречались, а спустя несколько лет я узнал, что она умерла.
У меня не сохранилось русского текста интервью. Я много лет не знал, опубликовала его Луиза или нет. Потом удалось выяснить, что оно было переведено на итальянский язык и опубликовано. Первая часть его часть вышла в газете Scena[540], вторая — в журнале ACHAB, при котором выходила Scena. Через несколько лет после публикации оба издания прекратили существование, найти их нелегко. В России это интервью практически неизвестно. Мне удалось его найти — на итальянском языке, так как мой собственный оригинал не сохранился. Интервью представляет интерес, ибо рассказывает об отношении Тарковского к «Сталкеру» сразу после завершения фильма. Вот несколько фрагментов, непосредственно относящихся к этому фильму в обратном переводе с итальянского[541]:
«Сцена»: Сталкер, Писатель, Профессор. Кто эти три персонажа?
Тарковский: Обычные люди, настолько убежденные в своей правоте, что в итоге они переубедили даже Сталкера. Если кратко, они представляют точку зрения, отражающую современную жизнь. И именно эта точка зрения заставляет Сталкера пересмотреть свои взгляды. Это история о кризисе, о проигрыше идеалиста. Сталкер — последний из могикан, реликт, идеалист. Потеря веры, триумф прагматизма или скорее материализма, содержащего прагматизм, вероятно, в более негативном смысле. Я не имею ничего ни против Профессора, ни против Писателя; они обычные люди, порождение нашего времени.
«Сцена»: «Профессор» и «Писатель» были уже в самом первом варианте сценария. Почему именно два интеллектуала?
Тарковский: Это объясняется просто: я хорошо знаком с миром творческой интеллигенции. Что касается Профессора, намеревающегося уничтожить место исполнения желаний, мне показалось, что именно ученый, прежде всего, мог прийти к такому заключению. Не думаю, что у человека с простым образованием возникло бы такое желание или такая возможность. А ему, напротив, легче изготовить бомбу, но вопрос даже не в бомбе… На самом деле, мне кажется, Ученый должен бояться этого места больше других, ибо он в состоянии представить то, что может случиться. По отношению к Зоне он ведет себя именно так, как на самом деле должен относиться к собственной науке; наука, технология и их развитие по отношению к обществу и человеку, возможно, более опасны, чем это место. Мне было важно, чтобы этот человек был похож на то, как я представляю себе ученого-функционера, не ученого в смысле изобретательства, а именно в этом смысле. Он не из тех, кто открывает что-либо, придумывает новую идею, на самом деле наш ученый мне представляется неудачником: он ничего не изобрел, ничего не придумал и всю жизнь мучился от некоего комплекса неполноценности.