[353], которая создавала широкий экран, была, во-первых, мало светосильной (и для нее нужно намного больше света, чем для обычной), а во-вторых, низкого качества. Из-за этого постоянно возникали проблемы с резкостью.
Пленка тогда, даже «Кодак», была гораздо менее чувствительной, чем сейчас. Так что УФК был еще меньшим злом по сравнению с широким экраном. Тарковского поставили в ситуацию, когда он вынужден был снимать именно в этом формате. Иначе бы его просто не запустили.
Борис здесь не прав: насильно снимать в этом формате Тарковского никто не заставлял. Просто за использование УФК полагалась доплата, и в то время для Тарковского это оказалось решающим аргументом.
Несмотря на необходимость нового выбора натуры, Андрей Арсеньевич был в хорошем настроении, смотрел на будущие съемки уверенно и оптимистично. В театре «Гамлет» приближался к состоянию, которым он мог быть доволен. Его постановка уже стала событием, по Москве летали и множились легенды о гениальном спектакле Тарковского. Он был доволен и тем, как складываются его дела в целом, на лице его стала появляться улыбка. Что касается моих личных впечатлений, то я считал Андрея Арсеньевича гением и твердо верил: он знает, что и как нужно делать.
В этот период Тарковский решил посмотреть несколько фильмов своих любимых режиссеров, и Геллер написал письмо в Генеральную дирекцию с приложением списка фильмов:
Робер Брессон «Наудачу, Бальтазар», «Мушетт», «Дневник сельского священника»;
Луис Бунюэль «Виридиана», «Симеон-столпник»;
Ален Рене «Провидение» (его последний на тот момент фильм. — Е. Ц.);
Ингмар Бергман «Седьмая печать», «Персона», «Стыд», «Страсть», «Час волка», «Молчание», «Шепоты и крики».
Такие фильмы из Госфильмофонда выдавали далеко не всем, но Тарковскому пошли навстречу, и мы смотрели эти фильмы на студии. По этому списку видно, какие стилистические проблемы тогда волновали Тарковского. Он очень внимательно смотрел, как решали сходные вопросы мастера, служившие ему образцом. Но это совсем не значило, что он с пиететом относился к сделанному ими. Например, фильм Алена Рене привел его в ярость. Тарковский очень неприязненно высказывался о нем после просмотра. «Какая глупость и пошлость!» — говорил он, выходя из зала. Зато «Симеон-Столпник», которого он прежде не видел, привел его в восторг. «Старый Бунюэль борозды не испортит!» — сказал он с саркастической улыбкой Рербергу. Гоша развел руками и закурил. Фильмы Брессона Андрей Арсеньевич смотрел молча, сосредоточенно и самоуглубленно. Его минималистский стиль вызывал восторг Тарковского. Из зала он выходил без комментариев. Зато фильмы Бергмана вызывали у него вопросы, которые он обсуждал с Рербергом. Ему понравился фильм «Шепоты и крики», но он был не совсем доволен. «Немного не туда его повело с этими дамскими страстями. И потом, слишком красиво все это снято». Гораздо больший интерес вызвали у него «Страсть», «Час волка» и особенно «Стыд». Его очень заинтересовала аскетичная манера съемок, прежде всего операторское решение. Хотя некоторые фильмы были цветными, присутствие цвета в них было очень небольшим. Изображение только указывало на присутствие цвета, сводя его декоративность к минимуму. Именно в такой стилистике, как я потом увидел, Тарковский стал снимать «Сталкер». Стругацких на эти просмотры не приглашали.
Двадцать четвертого февраля состоялась телевизионная съемка фрагментов спектакля «Гамлет» и интервью Тарковского о работе над театральной постановкой.
После съемок «Квартиры Сталкера» необходимо было срочно искать новую натуру. Стругацкие закончили работу над сценарием с учетом утвержденных актеров и выбранной в Средней Азии натуры. Братьям эти места понравились, и они надеялись вместе со съемочной группой отправиться в экзотические для них края на границе Таджикистана и Киргизии. В эти дни Борис Стругацкий, так же как Аркадий, мечтает побывать у Тарковского на съемках. И так же питает иллюзии относительно того, что в Средней Азии все еще образуется.
24 февраля. Письмо БН — АН: Спроси у Тарковского, не разрешит ли он поприсутствовать на съемках в павильоне. Очень я хотел бы посмотреть, как это делается.
Что касается землетрясения в Зоне, то, может быть, стало там даже и лучше? Повалило столбы, то, се, мрак и запустение… Конечно, могло и завалить трубу с баней, это вредно…
Второго марта в Вашингтоне президент США Дж. Картер принял диссидента Владимира Буковского, который объяснил, что кампания за права человека в СССР должна быть упорной и последовательной. Картер сообщил, что борьба за права человека будет одной из основ его внешней политики.
Найди то, не знаю что
Директор картины Вилли Геллер, помня, сколько времени заняли первые поиски мест для натурных съемок, стал торопить Тарковского. Времени очень мало, и поиски нужно начинать незамедлительно. Тарковскому не хотелось уезжать из Москвы — он все еще доводил до нужных кондиций спектакль. Но Геллер знал, каким было отношение режиссера к тому, что он выбирал не сам, и настоял: в этот раз в поисках натуры обязательно должен участвовать режиссер-постановщик. Его поддержала студия. Андрею Арсеньевичу пришлось подчиниться. Вероятно, это стало первой причиной, которая вызвала недовольство Тарковского директором картины.
Группа по всей стране выискивала места, максимально приближенные к описаниям «Зоны» в сценарии. Кто-то привез из Азербайджана фотографии фантастической натуры — каменистой долины Кобустан, испещренной обломками скал и оврагами. Я помню фотографии: если Исфара была лунным пейзажем, то Кобустан — марсианским. Это было настоящее буйство взбесившихся камней, да еще с наскальной живописью и грязевыми вулканами, извергавшими сероводород и другие не весьма благовонные газы. Но там в те времена негде было жить. Одновременно искали нечто похожее на Исфару, от которой Тарковский отказывался с большим трудом. Первопроходцем в поисках вновь стал Роман Калмыков.
*Роман Калмыков: У нас с Тарковским состоялся по этому поводу разговор. Я снова предложил поехать в Кривой Рог и Запорожье. Он захотел посмотреть еще и Крым, особенно восточный, где, как он предполагал, в районе Феодосии, Коктебеля, а может быть и Керчи можно найти что-то похожее на Исфару. Где и что нужно искать, сам он точно не знал. Решено было начать с Крыма. На следующий день после разговора я вылетел в Симферополь.
5 марта. Письмо АН — БН: С Тарковским не связывался, поэтому о твоих деньгах на Мосфильме пока ничего не знаю. Думаю, после праздников все это уладится. Насколько я знаю, павильонные съемки уже закончены, Андрей занят поисками новой натуры. Дело не в том, что землетрясение испортило Зону, а в том, что там сейчас зона бедствия: съемочная группа не может работать без содействия местных властей, нужны жилища для актеров и персонала, а там сейчас не до этого. Впрочем, я мало что об этом знаю, говорю, что знаю понаслышке.
Наконец-то Стругацкие получили информацию о съемках, об отмене экспедиции в Среднюю Азию и необходимости нового выбора натуры. О том, что группа выезжает в Крым, они не знали.
*Роман Калмыков: Через несколько дней в Симферополь прилетели Андрей, Боим и Рерберг. Три или четыре дня мы на машине ездили в разные концы Крыма в поисках нужной натуры. Мы были в Феодосии, Алуште, Судаке, Коктебеле, добрались почти до Керчи. Ездили в окрестности Ялты, Евпатории и Севастополя. Смотрели какие-то каньоны, похожие на Дикий Запад, водопады, ущелья и горные склоны. Все это было очень красиво, прекрасно подходило для вестернов, но для нашего фильма не годилось. Моря же в кадре Тарковский вообще, категорически не хотел. <…> В первый же день в холле гостиницы мы неожиданно встретили Толю Солоницына. Увидев нас, Толя страшно перепугался и первым делом спросил: «А где Тарковский?» Узнав, что он тут же в гостинице, стал нас просить не говорить Андрею, что он здесь, и сразу убежал. Он снимался в фильме Николая Губенко «Из жизни отдыхающих» и боялся, что Тарковский его увидит — Андрей очень негативно относился к другим режиссерам, и если бы он узнал, что Толя снимается у кого-то другого, то ему бы, конечно, не поздоровилось. В заключение мы взяли вертолет и облетели на нем весь Крым.
Роман рассказал также трагикомическую историю, которая произошла у него с начальником симферопольского авиаотряда, где предполагалось взять напрокат вертолет. Дня на два.
*Роман Калмыков: Я объяснил, что мы с «Мосфильма» и хотим полетать в разные места полуострова, поискать места для съемок. Начальник авиаотряда взял письмо, стал читать, и я вижу, как выражение его лица вдруг резко изменилось. У него отвалилась челюсть. Он внимательно посмотрел на меня, снова в письмо, но было видно, что он его уже не читает, а внимательно изучает. Потом он задумчиво и настороженно прочитал вслух: «Тарковский, Рерберг, Боим, Геллер… Кто эти люди?» — спросил он, хотя все разъяснения по их поводу были написаны в письме.
Я понял, что он боится выпускать в полет людей с такими фамилиями, и снова стал объяснять, что мы снимаем фильм и нам нужно искать места для натурных съемок, а это выдающиеся советские кинематографисты, очень много сделавшие для нашего кино. «Это я понимаю, — перебил он. — Но почему все эти люди хотят лететь вместе?» Я объясняю, что это режиссер, оператор, художник и директор, и что лететь им вместе совершенно необходимо. Он снова замолчал и углубился в письмо. В голове у него шла напряженная мыслительная работа. Наконец он что-то придумал. Он посмотрел на меня и после паузы спросил: «А что Рерберг — действительно Георгий Иванович?» — «Да». — «А ваша как фамилия?» — «Калмыков». — «Ага, понятно. И вы тоже собираетесь лететь вместе с ними?» Я ответил, что нет, я остаюсь на аэродроме ожидать их возвращения. Это его почему-то немного успокоило, но все равно, выпускать в полет всю эту компанию вместе он никак не хотел.