*Борис Прозоров: Еще бы! Я помню, как Саша кайфовал, снимаясь в первый год. Тогда это был жесткий и решительный Сталкер. С какими-то тараканами, но мужественный и решительный. Рефлексии ему были свойственны в очень небольшой степени. Немного зная Сашу Кайдановского, я хорошо понимаю, как трудно ему было ломать себя, и играть того Сталкера, который получился в итоге. Он наверняка не хотел все это из себя выворачивать.
В Таллине, устав от невнятицы, с картины ушел пожилой и опытный художник Воронков — специалист по строительству декораций, и та часть работы, за которую он отвечал, легла на плечи Рашита Сафиуллина. Декорационные работы продолжались, несмотря ни на какие скандалы.
Тринадцатого сентября Тарковского не было в Таллине — в Москве в Грибоедовском ЗАГСе состоялась бракосочетание Лоры Яблочкиной и Тонино Гуэрры. Андрей Арсеньевич участвовал в церемонии в качестве свидетеля. Вторым свидетелем был великий Микеланджело Антониони, специально для этого прилетевший в Москву. После смехотворной для итальянцев процедуры регистрации вся компания отправилась в знаменитый загородный ресторан «Русь», считавшийся тогда самым фешенебельным в столице.
Новая энергия и новые проблемы
Тарковский вернулся из Москвы. Свидание с двумя великими итальянскими кинематографистами — Антониони и Гуэррой — зарядило его новой энергией. Он полон решимости снять новый вариант фильма. Новым, неизвестно каким по счету сценарием Тарковский остался доволен. Он прочитал этот вариант, вышел к Стругацкому и жене, сидевшими за столом.
Лицо его ничего не выражало, только усы топорщились, как всегда, когда он был погружен в свои мысли. Он рассеянно оглядел нас, подошел к столу, подцепил вилкой какой-то кусок снеди, сунул в рот и пожевал. Затем сказал, глядя поверх наших голов:
— Первый раз в жизни у меня есть мой сценарий[427].
В этом заявлении, конечно, было лукавство, ибо не по «своему» сценарию Тарковский не снимал ни один из своих фильмов. Скорее это было желание поощрить авторов, сказав им комплимент, чего в их совместной работе до этого почти не случалось. Новый «Сталкер» стимулировал и режиссера, который вознамерился переснять за оставшиеся осенние дни натурные эпизоды, происходящие в Зоне.
В Таллин приехали Леонид Калашников, Шавкат Абдусаламов и обновленная операторская группа — Александр Коротков, Николай Брусов, Сергей Подлегаев. В первый же день осмотрели место съемок. Шавкату не понравился цвет фасада первой электростанции. До этого Алик Боим по настоянию Тарковского перекрасил его, но теперь этот цвет режиссеру не понравился, и он велел смыть краску.
*Рашит Сафиуллин: Когда Боима уволили, мне пришлось отмывать эту краску пожарной машиной. Приезжали пожарные, и я руководил их работой. Они спускались вниз на поляну, а там возле реки грунт слабый, и пожарные машины вязли и тонули в грязи. Их надо было вытаскивать другими машинами или тракторами. Мы всю эту поляну разворотили, ямы и колеи в полметра глубиной, но краску на фасаде отмыли. Потом несколько дней пришлось колеи заделывать.
Шавкат предложил сделать цвет здания более нейтральным, более темным. Калашников согласился, что это придаст зданию некоторую загадочность и мрачноватость. Их содружество было основано на контрасте. Калашников был немногословным, мягким, деликатным и доброжелательным, но очень ответственным во всем, что касалось его профессии. Он записывал в специальном блокноте информацию о съемках каждого кадра — освещенность, экспозицию, объектив и т. д. Шавкат был твердым, решительным, жестко настаивавшим на том, чтобы его указания выполнялись точно и неукоснительно.
*Рашит Сафиуллин: Абдусаламов посмотрел, как мы все сделали, и первое, что сказал: «Надо покрасить все это в темно-серый цвет». Мы только спасли здание, выкрашенное Боимом, пришлось его опять, во второй раз красить. Когда приехал Тарковский, он обомлел. И тут же приказал отмыть фасад обратно. Пришлось его снова отмывать. История повторилась. Пожарные смеялись над нами. «Что? — говорят, — вы так всю дорогу красить и отмывать будете?» Они уже знали, что пожарные машины тонут в грязи, и взяли с собой шланги подлиннее, поэтому колеи заделывать в этот раз не пришлось.
Марианна Чугунова: С Калашниковым пришел художник Шавкат Абдусаламов, который перекрасил электростанцию в другой цвет. Потом они так же вместе и ушли[428].
*Рашит Сафиуллин: Шавкат Абдусаламов и Боим, два замечательных художника, совершили абсолютно одинаковые ошибки. Они хотели сделать здание более темным, соразмерным по цвету и, сами того не желая, выравнивая более темным цветом поверхность здания, убивали цвет натурального камня.
Пришлось мне решать эту проблему. Я взял четыре марлевых тампона, засыпал туда порошковую охру, коричневую, черную и белую краску, залезал на крышу, свешивался вниз головой и тряс этими тампонами у стен, так, чтобы краска падала вниз. Она ложилась на торцы и выпуклости камней, в швы между камнями и не убивала, а, наоборот, выявляла фактуру кладки. Камни стали выпуклыми, объемными, рельефными.
Но самым интересным по фактурам для меня был портал — вход в здание электростанции, над которым располагались два окна. И перед порталом был наполовину разобранный парапет. Я на этом парапете выложил настоящий ковер из мха разных оттенков. Практически это был большой натюрморт зеленоватых, серебристых оттенков. Когда Тарковский его увидел, он у него такой восторг вызвал, так ему понравился, что мы потом почти во всех объектах делали такие же ковры. Андрей Арсеньевич их называл «икебанами». Я выкладывал их раз десять.
Стены портала я декорировал так: в металлическом тазу разогревал гудрон до совершенно жидкого состояния и плескал его на стены и колонны. И они становились черными, будто оплавившимися. Это было очень опасно: если на тебя расплавленный гудрон попадет, ожог будет такой, что мало не покажется. Он прилипает к коже, как напалм. А сверху, пока он не застыл, я своими тампонами насыпал бронзу, охру или серебрянку. Шикарная фактура получалась. Тарковский очень радовался. И хоть в кадре она видна всего чуть-чуть, но все же, это не просто кирпич.
Параллельно велось строительство «Заставы ООН» в Таллине, рядом с рыболовным портом. Еще одним объектом была «Насыпь», откуда после проезда на дрезине персонажи спускались в Зону. Она находилась у моста через реку Пирита на шоссе Ленинград — Таллин. Там на отлогом берегу реки расставили в нужном порядке семь танков, орудия и БТР. Но их нужно было декорировать.
*Рашит Сафиуллин: Для них выбрали место на реке Пирита, и они туда заезжали своим ходом. При Боиме с ними ничего особенного сделать не успели. Позже Шавкат Абдусаламов придумал облить их цементом и бетоном, а потом задекорировать как расплывшиеся металлические формы. Идея красивая, но военные и дирекция встали на уши. Это действующая военная техника, абсолютно уникальная, настоящая, историческая, и никаким бетоном ее заливать нельзя. Эти танки ездили, стреляли, у них поворачивались башни — короче, в полном порядке. Их нужно возвращать в таком же виде, в каком мы их получили. Каким бетоном их заливать? Кто потом этот бетон будет отковыривать, и где гарантия, что он не повредит механизмы этой техники? Естественно, Абдусаламову это сделать не дали. Он теперь в интервью рассказывает, как он много там сделал. На самом деле он их только начал декорировать, но сделать ничего не успел, потому что с ним тоже расстались.
Тарковский надеялся, что успеет переснять путь героев к «Комнате исполнения желаний» до наступления серьезных холодов.
Административная группа была усилена опытным заместителем директора Михаилом Орловым и еще несколькими заместителями. Вместе с Вилли Геллером они были полны решимости завершить работу в кратчайшие сроки. Работники группы, жившие в Таллине уже пятый месяц, вздохнули с облегчением.
«Сталкер–2»: неудавшаяся перезагрузка
Шестнадцатого сентября после почти сорокадневного простоя (!) мы начали снимать то, что уже много раз снимали. От группы, которая начинала съемки в мае, осталось считанное количество людей. Полностью сменились операторы, художники и их команды, осветители, бутафоры, декораторы и часть администрации.
Абдусаламов и Калашников держались вместе. Обсуждали каждый кадр, уточняли, советовались с Тарковским, но режиссер ориентировал их так, что в целом манера съемки и ее характер практически оставались теми же, что при Рерберге и Боиме. Снимали большими кусками, как и прежде, много времени занимало декорирование кадра и репетиции. Тарковский почти не менял маршруты героев последнего варианта съемок с Рербергом. Изменились диалоги и манера поведения Сталкера.
Раньше он был жестоким и брутальным, командовал и помыкал своими спутниками. Теперь он стал неуверенным, иногда просто жалким. Это был юродивый, но совершенно стерильный, без присущей этим персонажам энергетики и похабства (как, например, Ролан Быков в «Андрее Рублеве»). Более всего он походил на героя фильма Робера Брессона «Дневник сельского кюре». Больной, физически слабый, обиженный жизнью, но последовательный в своем служении Зоне. Его попутчики, наоборот, становились более сосредоточенными на своих проблемах. Актеры перенесли эти изменения безропотно, переучивая текст, который иногда получали на площадке в день съемок. По ходу работы он менялся и уточнялся множество раз. Все изменения вносил Тарковский. Аркадий Стругацкий после принятия режиссером нового образа Сталкера уехал в Москву и на съемочную площадку не приезжал больше ни разу.
19 сентября. Письмо АН — БН: