5 декабря. Письмо АН — БН:
1. Насколько можно было понять Тарковского, двухсерийный вариант «Сталкера» готовы утвердить, но при этом никак не удается добиться, чтобы с него сняли пресловутые 300 тыс. Это означает, что будущая группа будет заведомо лишена премий, постановочных и пр. Сизов вызвал Андрея к себе и предложил подать заявление, что он снимать на таких условиях отказывается. Андрей такое заявление написал. Сизов остался недоволен формулировкой — Андрей обвинял студию в браке. Андрей написал новое заявление, продиктованное самим Сизовым. Но и это заявление Сизов не принял, выругался и уехал в Италию. Так что все по-прежнему висит в воздухе, я хожу нестриженый, ждем дальнейших событий. Видимо, какое-то решение будет принято, когда Сизов вернется.
2. Кайдановский прикуривал от электронагревателя, там что-то взорвалось, и ему покалечило лицо. К счастью, зрение не пострадало, с лицом тоже все в порядке. Но мы здорово перетрусили.
У Александра Кайдановского ночью закончились спички, и он решил прикурить от кипятильника, не зная, что, нагреваясь до высокой температуры, не будучи погруженным в воду, прибор взрывается. Саше в лицо и глаз впились десятки раскаленных металлических осколков. Возникла реальная угроза потери зрения. Его лечил опытнейший хирург-офтальмолог Евгений Лихнекевич, и глаз удалось спасти.
Пятнадцатого декабря в Париже при странных обстоятельствах от удара током погиб сценарист, поэт, бард, один из самых ярких диссидентов Александр Галич. Они были лично знакомы с Тарковским.
18 декабря. Письмо АН — БН: Звонил сегодня Тарковский. Он согласился снимать, сценарий утвердили, съемки начнутся в середине марта, подготовка (декорации и пр.) еще раньше. Сизов представляет ему нечто вроде гарантийного письма, где обязуется обеспечить группе постановочные и как-то компенсировать премиальные.
Итак, Тарковский дал себя уговорить. В высоких кабинетах решили, что двухсерийный «Сталкер» будет снят. Проблемы с пленкой не стали расследовать. За истраченные деньги и брак, кроме Рерберга и начальницы ОТК ЦОП, никто не был наказан. Деньги списывать не стали, но на продолжение съемок пообещали достаточный бюджет, чтобы переснять всю картину. Никто не был заинтересован в дальнейшем раздувании скандала. Включая режиссера-постановщика. Ситуация парадоксальным образом перевернулась, и теперь Госкино стало самой заинтересованной стороной в завершении «Сталкера». Тарковский вынудил Госкино работать на себя.
Сам Андрей Арсеньевич частично оправился от нервных потрясений. Его по-прежнему считали выдающимся режиссером. Репутация Тарковского — гениального мученика, угнетаемого и страдающего художника еще больше укрепилась. Но на «Мосфильме» события последнего года ему сильно навредили. Второе творческое объединение было депремировано, все его работники, даже не причастные к событиям на «Сталкере», потеряли сорокапроцентную надбавку к должностным окладам. Естественно, любви к Тарковскому это не прибавило. Но его это мало трогало. Андрей Арсеньевич, приободрившись, вновь строил планы, определял стратегию на будущее. В перспективе очень желанный, хотя и отложенный итальянский проект, а в ближайший год — пересъемки «Сталкера» на его условиях. Но на картине не было директора, пока еще не было финансирования. Не было и новой команды, с которой можно было бы пускаться в третье плавание на корабле под названием «Сталкер».
Георгий Рерберг: Андрей закрылся на зиму, переписал-таки кардинально сценарий и весной опять запустился. И снял все снова. Это, конечно, могло быть только в Советском Союзе, и это мог сделать только такой человек, как Андрей. В третий раз снять все то, что уже дважды снималось. Причем по характеру изображения все было почти такое же, как то, что снимал я. С небольшими изменениями.
Марианна Чугунова: Зато герой стал другой. А так, выражения и диалоги были почти такие же[452].
Переписывали сценарий все же братья Стругацкие. Это они изменили характер главного персонажа по требованию Тарковского.
Георгий Рерберг: Герой стал другой. Диаметрально другой[453].
Я расстался с Тарковским без ненависти и раздражения, хотя и в изрядной озадаченности, и дал себе слово: если «Сталкер» будет продолжен, приложить все усилия, чтобы снова работать на этом фильме. В декабре мы случайно встретились с Тарковским в коридоре «Мосфильма». Я поздоровался, он ответил, остановился и протянул руку для рукопожатия. Это было наше второе рукопожатие за год совместной работы. Слегка наклонив голову, он спросил: «Женя, мы скоро будем снова запускаться. Надеюсь, вы не покинете наш не вполне утонувший „Титаник“? Мне бы хотелось продолжить нашу совместную работу…» Я заверил, что и сам хочу этого, но меня могут назначить на какую-то другую картину. (У меня было предложение работать на фильме «Гараж» Э. Рязанова, хотя пока еще не ясное по срокам.) Тарковский поджал губы. «Угу. Хорошо, что вы сказали об этом…» Мы попрощались, и каждый пошел своей дорогой.
Тарковский основные усилия направляет на формирование съемочной группы и обеспечение приемлемых условий работы. Его поддерживает генеральный директор «Мосфильма» Сизов. Всех, кого Тарковский хотел сохранить в составе своей съемочной группы, трудоустроили так, чтобы к началу работ по «Сталкеру» они могли освободиться. Но таких людей было очень немного.
Прежде всего, нужно было срочно искать оператора и художника высокого класса.
*Александр Боим: «Сталкер», в конце концов, спас Сизов — генеральный директор «Мосфильма». Тарковского не любивший, но отчетливо понимавший, что все, что тот делает, это талантливо и значительно. Он отдавал себе отчет в том, что любой фильм Тарковского — это международный резонанс, престиж, Каннская или Венецианская премия, к которой он, Сизов, некоторым образом, приложил руку. Он понимал, чего ждать от Бондарчука, чего от Матвеева, а чего от Тарковского. И прекрасно понимал: из того, что делает «Мосфильм», в истории мирового кино останется именно Тарковский.
Двадцать восьмого декабря в последней записи в дневнике за этот год Тарковский приводит цитату из китайского философа, основоположника даосизма Лао-цзы, которую он обнаружил в рассказе Николая Лескова. В следующем году он вставит ее во внутренний монолог Сталкера:
«Слабость велика, сила ничтожна. Когда человек родится, он слаб и гибок. Когда умирает, он крепок и черств. Когда дерево произрастает, оно гибко и нежно, и когда оно сухо и жестко, оно умирает. Черствость и сила — спутники смерти. Гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому, что отвердело, то не победит».
(Лао-цзы — эпиграф, взятый Николаем Лесковым для «Скомороха Памфалона»)[454].
*Александр Боим: После моего увольнения, после приглашения и ухода с картины Калашникова с Абдусаламовым, после закрытия и консервации «Сталкера», перед самым Новым годом у меня вдруг раздается звонок. Звонит Лариса Павловна Тарковская и очень любезно, как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло, от имени Андрея предлагает нам с женой встречать Новый год вместе с ними. Я просто оторопел. Это могли придумать только Лариса Павловна с Андреем. Такого нарочно не придумаешь.
Для меня это было в высшей степени странно и оскорбительно, но это было. Я сразу понял, что Андрей хочет возобновить наши производственные отношения и вновь окунуть меня в «Сталкер». Но у меня осталось слишком тяжелое впечатление от того, как мы расстались, и я отказался от этой чести. Больше мы никогда не встречались и не общались ни с Андреем, ни с Ларисой Павловной. Этот предновогодний звонок Ларисы был завершающей деталью наших отношений.
Конечно, была обида, но потом все ушло, и людей этих уже нет… Это давно прошедшая история. Сейчас я воспринимаю ее как часть моей работы и жизни. Не все же бывают удачи и праздники.
31 декабря. Помимо возрождения «Сталкера», в конце года, благодаря международной солидарности писателей и кинематографистов и усилиям французского поэта Луи Арагона, лауреата Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», приехавшего в Москву получать орден Дружбы народов, был досрочно освобожден из лагеря Сергей Параджанов. Арагон был женат на Эльзе Триоле, родной сестре Лили Брик, очень ценившей Параджанова и дружившей с ним.
Так закончился 1977 год.
1978 год
Неожиданное предложение
Минувший год для всех работавших на «Сталкере» был весьма драматичным. Во время съемок никто не мог понять и объяснить, что происходит с Тарковским, в чем причины его неудовлетворенности и конфликтов с талантливыми и добросовестными людьми, которые искренне хотели работать с ним. Это стало ясно осенью, когда начались и быстро закончились крахом съемки с новой творческой группой. «Второй Сталкер» продлился меньше месяца. Новые люди, которых пригласил сам Тарковский и в профессионализме которых он не сомневался, начали работать с ним душа в душу, но тоже оказались непригодны для осуществления его идей. Стало понятно, что дело не в соратниках, а в нем самом, Андрее Тарковском, в его характере, идеях и понимании образа главного героя — Сталкера. Оно нащупывалось режиссером в течение полугода различным построением эпизодов, поиском решений и мизансцен — и категорическим отказом от них после просмотра отснятого материала. Было в этом процессе что-то завораживающее, раздражающее и вместе с тем утомительное. В бесконечных колебаниях Тарковского, в обстановке долго назревающего и наконец прорвавшегося, а потом повторившегося скандала проглядывало что-то очень «достоевское». Да и в самом режиссере со всеми его сомнениями, выплесками непостижимой энергии, бушевало нечто от Федора Михайловича и его персонажей. Это и привело к остановке съемок. Тем не менее часть группы и руководители «Мосфильма» продолжали верить в мастерство и талант Тарковского. Я не был исключением.