Тарковский с Княжинским был знаком со вгиковских времен, но вместе они никогда не работали. Они вращались в одних и тех же компаниях, и Княжинский даже недолюбливал Тарковского, как он однажды сказал, «за высокомерие и спесь». Достаточно сказать, что за двадцать лет знакомства Андрей Арсеньевич не нашел нужным посмотреть хотя бы один фильм, снятый Княжинским. Но с тех пор многое изменилось. Тарковский стал всемирно известным режиссером, и сделать с ним фильм для Княжинского было очень важно в смысле кинематографической карьеры. Тем более что сценарий ему понравился.
*Александра Демидова: Я позвонила Александру Леонидовичу. Княжинский переспросил: «Тарковский?» — «Да. Приглашаю вас на встречу с Андреем Арсеньевичем по поводу работы на картине „Сталкер“». — «Когда?» — «Завтра». Александр Леонидович пришел, они встретились, говорили долго — день, второй, третий. И после трех дней общения Тарковский сказал: «Оператор у нас есть».
Княжинский был всегда благодарен мне за то, что я пригласила его к Тарковскому. Он ведь считался хорошим, добротным, но совсем не выдающимся оператором, хотя был уже в довольно солидном возрасте. У него было собственное творческое лицо, но репутация его еще только складывалась. Тарковского он очень уважал и был просто счастлив возможности работать с ним.
Княжинский принял предложение Тарковского только после серьезного разговора с Рербергом. Говорил ли Княжинский с Калашниковым, не знаю, но, учитывая характер отношений среди операторов «Мосфильма», убежден, что говорил. Характер у Княжинского был своенравный, но на «Сталкере» он его совсем не проявлял. Чем же выделялся Княжинский среди других операторов?
*Борис Прозоров: Александр Леонидович Княжинский считался на студии «американским» оператором, потому что он предпочитал холодные контровые приборы, благодаря которым актер «отрывался» от фона.
Проблема заключалась не в Калашникове, не в Княжинском и не в Рерберге, а в том, чего именно требовал Тарковский. Он направлял оператора в достаточно строгие рамки, требующие использования определенных приемов. И Княжинский, и Рерберг, и Калашников — не худшие представители советской операторской школы, операторским инструментарием, набором приемов они владели прекрасно. Андрей требовал от них совершенно определенной композиционной и светоцветовой картинки. Ощущение композиции и стиля этой картины у Тарковского было изначально. В итоге по характеру фотографии фильм поменялся не сильно.
В окончательном варианте «Сталкера» есть куски, стилистически очень похожие на то, что было в первом «Сталкере». Конечно, появились какие-то нюансы, свойственные каждому из операторов, — например, приборы, которые давали резкие контуры[461] у Княжинского. Рерберг делал бы это иначе.
Александр Княжинский. Из дневника: 18 декабря 1978 года. Странно и неожиданно это началось — звонок Демидовой, звонок Андрея, разговор с Н. Ивановым, приказ — и через 3 дня я на картине. Сначала сценарий, который радостно читать, который бесконечно далек и отвлечен от всего, что делал раньше — нет идеологии, нет политики, нет ненавистного мне быта, нет даже фамилий героев. Есть ясная четкая мысль, как я ее понял — нельзя насильственным физическим путем обрести счастье, счастье в индивидуальном для каждого человека понятии — счастья, вдохновения, успеха, удачи и т. д. Никакая Зона, никакая комната не может этого дать, все определено с рождения, потому как «Дикобразу — дикобразово», исполнение сокровенных желаний, данных человеку по сути его, которую он прячет далеко ото всех, — вещь довольно страшная. Страх перешагнуть порог комнаты, где сбываются твои надежды, твои желания, когда ты, наконец, дошел до этого порога, преодолев тьму неприятностей, порой побывав на грани смерти, и все же в конце не вошел в нее, — мысль замечательная, очень близкая мне[462].
Ко времени «Сталкера» Александр Княжинский в своем развитии перерос репутацию красиво снимающего оператора. Он был способен на большее. Когда Княжинский пришел на картину, ставил ли он какие-то особые задачи, отличные от того, что делали Рерберг или Калашников?
Сергей Наугольных: Нет. Никаких особых задач он не ставил. Когда мы с ним впервые на «Сталкере» встретились, уже Демидова директором была. Мне позвонили из группы и пригласили зайти — Княжинский хочет с тобой познакомиться. Я пришел, мы поговорили. Он сказал, что у него есть своя команда, свой второй оператор Нана Фудим, с которой он постоянно работает, поэтому на экспозиции будет Нана. «Но Андрей очень просит, чтобы я тебя оставил на картине, — сказал Княжинский. — Ты можешь поработать на фокусе и трансфокаторе?» Фактически, это работа ассистента оператора, а я уже был вторым оператором. Я сказал: «Конечно, я ведь обещал Андрею доработать до конца эту картину». И на этом, собственно, наш разговор закончился. Андрея это устраивало — он любил, чтобы все в фокусе было. И еще трансфокатор «Cooke Varotal» с фокусным расстоянием 20–100 мм. Первый на «Мосфильме». Его еще при Калашникове привезли. Его купили для съемок будущей Олимпиады, но после всех этих скандалов выдали Тарковскому на съемки «Сталкера». Я помню, как его привезли, несли, встречали — просто праздник был. И с Княжинским у меня тоже были очень хорошие отношения.
Двадцатого февраля утвердили новую смету на досъемку, позволявшую переснять весь фильм. Это была триумфальная победа — Тарковского, нового директора Александры Демидовой, главного редактора «Мосфильма» Леонида Нехорошева и генерального директора студии Николая Сизова. Андрею Арсеньевичу простили все прошлогодние прегрешения и дали возможность снимать «Сталкер» заново, в третий раз.
Первого марта наконец вышел приказ генерального директора «Мосфильма» о возобновлении работ по «Сталкеру»[463].
После сентябрьского «полного поворота кругом» в трактовке образа Сталкера в остальном сценарий мало изменился. Уточнились диалоги, мотивировки, отдельные ситуации, но это были всего лишь нюансы и детали. Поправки делались для редактуры Госкино, и некоторые из них режиссер вообще не собирался выполнять. Тарковский согласился с «новым Сталкером», а уточнения и доработки он делал на всех своих фильмах, весь процесс съемок.
14 марта 1978
В Совет Министров СССР
Киностудия «Мосфильм» осуществляет постановку полнометражного художественного цветного фильма «Сталкер» — экранизация одного из произведений А. и Б. Стругацких.
В процессе производства фильма произошло значительное изменение творческого замысла, переосмысление рассматриваемых в сценарии проблем.
Госкино СССР принял предложение авторов и кинорежиссера-постановщика фильма Заслуженного деятеля искусств РСФСР А. Тарковского об увеличении объема кинофильма до двух серий с некоторыми досъемками и пересъемками первоначально отснятого материала.
Для осуществления нового решения постановки кинофильма «Сталкер» потребуется дополнительное время.
Государственный комитет Совета Министров СССР по кинематографии обращается в Совет Министров СССР с ходатайством разрешить киностудии «Мосфильм» установить срок производства кинофильма «Сталкер» в пределах 29 месяцев.
Борис Павленок: Госкино выделило ему дополнительно 500 000 рублей и пленку «Кодак», которую другие постановщики получали чуть ли не по сантиметрам[465].
Это была неслыханная ситуация в отечественном кино, а возможно и в мировом, не имевшая прецедентов ни в прошлом, ни в будущем. Андрею Арсеньевичу позволили полностью переснять весь фильм за государственные деньги, причем деньги очень немалые. Тарковский вновь был на коне.
После фиаско в первый год съемок и скандала с цехом обработки пленки «Мосфильма» Тарковский категорически не хотел иметь с ним никаких дел, поскольку цех по-прежнему подчинялся Коноплеву. Его вместе с Рербергом режиссер считал главным виновником брака. Поэтому он решил обрабатывать отснятый материал в Ленинграде, где также имелась машина для обработки «Кодака». Произошли изменения и в операторской команде. К картине были прикреплены сотрудники, постоянно работавшие с Княжинским, — второй оператор Нана Фудим и ассистент оператора Григорий Верховский.
Вопрос о сроках производства фильма, не укладывающихся ни в какие нормативы, по просьбе генерального директора «Мосфильма» в порядке исключения (!) был поставлен перед Советом министров СССР (!!) и решен им положительно (!!!)[466].
Нечто подобное имело место лишь при производстве советских суперколоссов — «Войны и мира» Бондарчука, «Освобождения» и «Солдат свободы» Юрия Озерова, где на экране впервые в советском кино появлялся Л. И. Брежнев, сыгранный Евгением Матвеевым. Это говорит, сколь важное значение придавалось Тарковскому и его фильму.
Казалось, все злоключения «Сталкера» закончились и картина беспрепятственно движется к новым съемкам. Была усилена административная команда — к фильму прикрепили очень опытных заместителей директора Валентину Вдовину, Татьяну Александровскую и Виктора Мосенкова.
С ассистентом по реквизиту пока повременили, и я еще некоторое время выдавал в парткабинете газеты и журналы мосфильмовским пенсионерам, которые приходили их почитать и пообщаться между собой. Честно говоря, я в это время больше занимался «Сталкером». Потом меня прикрепили к картине и даже повысили категорию и зарплату на двадцать рублей — я стал получать 130 рублей. Так студия отметила мои успехи на «Служебном романе» и тот факт, что я оказался одним из немногих работников первого «Сталкера», в чьих услугах был заинтересован Тарковский.