— Иди сюда, — серьёзную девочку Зину подзываю к себе.
— Зина, делай всё, что она говорит, — негромко командует Витя. Девочка, по видимости, никак не реагирует, но знаю: сделает именно так.
— Зиночка, просто стой, я тебя немножко потрогаю и всё, — воркую я, — Если что-то почувствуешь — говори.
Медленно и ласково кладу ей руки на голову, после длинной паузы сдвигаю на шею…
— В глазу щекотно, — дисциплинированно докладывает Зина. А щекотно это хорошо! Помню, ХанЫль то же самое говорила. Я и сама вижу, как тёмное пятнышко в её глазу рассасывается. Что там у неё было? Травматическая катаракта и того же происхождения астигматизм? Что бы там не было, теперь этого нет. А поработаем-ка ещё на будущее, не хочется, чтобы она была внешне похожа на свою маму, без сомнения достойную женщину. ГуаньИнь, поможешь? Вот и замечательно!
— Теперь ты, иди сюда, — отставляю девочку, кладу руки на голову Вити, — ты говорил, у тебя голова часто болит?
— Всё равно будет побаливать, пока не повзрослеешь, — вздыхаю через пару минут, — Но уже не так сильно и не так долго. Только ты не активничай, если что.
Заказываю обед в номер на всех. Детям и девушкам ещё и мороженое. Особо не выкаблучиваюсь. Витины женщины к деликатесам не приучены, но ростбиф у них шока не вызовет. Как и котлеты по-киевски.
Глафира слегка очумело косится на ГаБи, которая щедро перчит все блюда. Так, что поверхности не видно.
— Не удивляйтесь, корейцы обожают всё острое. Это я не совсем кореянка. Обожаю русскую кухню, — не могу сдержать усмешки. В отличие от Вити, у которого только в глазах что-то блеснуло.
Потом отправляю ГаБи с сопровождением по делам. Сопровождение, охрану с переводчиком выцыганила вчера. Выцыганила, потому что за недельный эскорт, — или сколько он там будет? — заплатила только тысячу долларов. Напирая на то, что я — головная машина… стоп, это из другой оперы, хи-хи-хи! Короче, напирая на то, что я звезда и делаю им суперрекламу, добилась чисто символической оплаты. Вопрос решился на высшем уровне, с исполнительным директором, которому я намекнула, что совсем не против утечки, кого они охраняют.
— То есть, мы имеем право заявлять, что именно мы вас охраняли? — уточнил директор.
И после моего однозначно утвердительного «Да» вопрос был исчерпан. И со вчерашнего дня меня сопровождают не меньше двух дюжих парней в форме с логотипом их фирмы. Плюс девушка, переводчик с корейского. Это для ГаБи.
Ещё отправить отдыхать Глафиру, преодолевая её неожиданную щепетильность. Помог Витя. Он просто отконвоировал женщину в другую комнату, всё ей там показал и уложил на диванчик. Вернулся без Зины, наконец-то мы можем посекретничать.
— Садись, — хлопаю рукой по дивану, — нам много чего надо обсудить.
— Давай по-корейски, — неожиданная просьба, — мне практиковаться надо хоть изредка.
Переходим на корейский и вдруг входит Зина. Молча садится за Витей.
— Она нас не выдаст? — спрашиваю по-русски.
— Зина не выдаст меня никогда и никому, — очень серьёзно отвечает Витя.
— Всё-таки я ей скажу… — смотрю на девочку, — Зиночка, ты можешь побыть с нами, но никому ничего не рассказывай. Особенно про то, что Витя знает корейский язык.
Удивительная девочка! Удивительна тем, что ничему не удивляется. Молча кивает и всё, тема закрыта. Я прямо нутром чувствую, тема закрыта окончательно и бесповоротно.
— Лучше всего будет, если ты на ней женишься, — говорю по-корейски, — Такую замечательную девочку упускать нельзя.
— Может, и женюсь, — пожимает плечами мальчик, — только есть ещё не менее замечательная Катя.
— Катя не так замечательна, чем Зина. Она очаровательна, но таких много. А таких, как Зина, я никогда не видела. МЫ никогда не видели.
— Посмотрим. Так что ты хотела мне сказать?
Пишу в блокноте и вырываю ему лист с моим адресом электронной почты.
— Вот бы ещё в интернет можно было выходить… — Витя обозначает проблему.
— Все проблемы с твоим возрастом можно решить только одним способом, — заявляю я, — Нужен очень надёжный взрослый человек, которому ты можешь довериться. Есть такой?
— Есть, — Витя думает совсем не долго, кивает в сторону комнаты, — Тётя Глафира.
— Замечательно! Ржавый якорь мне…
— Не надо тебе! — быстро реагирует мальчик, — Лучше ЮСону!
Мы переглядываемся, дружно хихикаем, когда я заканчиваю:
— Ржавый якорь ЮСону в жопу!
— Как он там поживает? — интересуется Витя, — Прямо хочется ему привет передать. Жаль не могу.
— Ржавый якорь его знает… — пожимаю плечами, — Давно не видела. Перестал отсвечивать, как СанХён вернулся.
Говорим о делах, когда возвращается ГаБи. Тут же организует чай для всех нас. Проснувшаяся от шума Зина приводит позёвывающую мать. За чаем я и оглашаю новости.
— Глафира, с вашей дочкой всё хорошо. Нет-нет, я здесь ни при чём, — если раз прокатило, почему бы и дальше не пользоваться? — Ваши врачи просто перестраховываются. Детский организм обладает огромным потенциалом самовосстановления. Они там в диагнозе страшные слова написали, а вы сделаете так. Завтра повязку снимите, и пусть Зина пару дней тёмные очки поносит. На этом всё. Через пару недель сходите к окулисту, проверьтесь. Думаю, всё будет в порядке.
— Ой, спасибо вам большое! — Глафира начинает голосить, но натыкается на дочкин взгляд и быстро сбавляет обороты.
— Это вам спасибо, — открещиваюсь я, — Я как раз подумывала, как бы с Витей встретиться, а вы тут такой повод дали. ГаБи!
Требую от неё сумку, кое-что достаю. Пачку денег тысячными купюрами кладу перед Глафирой. Та очумело отодвигает её от себя.
— Вы не поняли, Глафира! Это Витины деньги, но он ещё мал. Ему никто не позволит распоряжаться ими. Понимаете? Я не хочу, чтобы он нуждался в деньгах, поэтому поручаю вам. Тратьте их так, как скажет Витя.
— Не спорьте, тётя Глафира, — подаёт голос Витя. Зина поддерживает его долгим взглядом на мать. Совместного давления женщина не выдерживает, забирает деньги. И первое витино распоряжение будет расплатиться с долгами, в которые успела влезть женщина, пытаясь вылечить любимую дочку.
Вите даю бумажку с номером счёта. А когда мы были одни, обсудили и эту тему.
— ГаБи сейчас откроет два счёта в Раффайзен-банке. Там немного, по пять тысяч долларов на рублёвом и валютном депозите. Если понадобятся деньги, дашь знать, я прямо из Сеула вышлю распоряжение выдать любую сумму любому человеку, на которого ты ткнёшь пальцем. Только его паспортные данные надо будет мне переслать.
Тут, на самом деле, кроется изрядная опасность киднеппинга. Украдут мальчика и начнут тянуть с меня деньги. И не захочешь, а заплатишь. Поэтому о деньгах и счетах никто знать кроме них троих не должен. О счетах знает пока только Витя.
— Я вас провожу, или даже отвезу домой, — и тут же напарываюсь на предостерегающий взгляд Вити. Крайне необычно видеть такой по-взрослому мужской взгляд от маленького мальчика. Тут же догадываюсь, в чём дело, но Витя берёт объяснения на себя.
— Нет. Нас не должны видеть вместе. Не надо нас провожать.
Когда все уходят, я грустнею. Вживую мы теперь долго не увидимся. Я планирую крупно засветиться в России, а нашу связь обнаруживать нельзя.
22 июня, время 18:00, прямой эфир.
— У вашей страны сегодня особый день, да, Ирина? — обращаюсь к светловолосой красивой собеседнице. Красивая-то она красивая, но я круче, и это обстоятельство греет моё по-женски ревнивое сердце.
— 22 июня, да, день особый. Но как-то странно слышать это от иностранки. Вы уж простите, госпожа Агдан, — щебечет ведущая.
— Я не совсем иностранка, — поправляю я и вовсе не собираюсь выкладывать публично свою подноготную, — Вы же прекрасно видите, что я свободно говорю по-русски.
— Не перестаю удивляться. А вы точно кореянка?
— Хотите, перейдём на корейский? — тут же и перехожу, — Аньёнхасейо, дорогие зрители! Прошу вас, позаботьтесь обо мне.
Ирина посмеивается.
— Нет, я вас не смогу поддержать. Что вы сейчас сказали?
— Прямой перевод не имеет смысла. Это стандартное корейское приветствие.
— А всё-таки? Каков дословный перевод?
— Ирина, вы хотите, чтобы интервью скатилось до объяснений тонких особенностей корейской культуры? В принципе, я не против, но вам режиссёр программы потом по первое число всыпет. Да и я здесь не за этим.
— Хорошо, — уступает ведущая, — Откуда вы так хорошо осведомлены о нашей истории? У нас сейчас среди молодёжи не все сразу скажут, что это за день.
— Знание языка, Ирина. По-настоящему язык можно изучить только полностью погрузившись в национальную культуру. Литературу, историю, музыку, фольклор. Вы видите, что я знаю ваш язык, это означает, что я так же хорошо знаю вашу страну. Не до мелких подробностей, я здесь не живу, но довольно хорошо.
— Поэтому и знаете про 22 июня. А можно вопрос на засыпку? Знаете, сколько погибло в результате той войны?
— Двадцать миллионов, — а чего бы мне не знать? У Юркина прадед по матери там остался.
— Вообще-то почти двадцать семь, — Ирина набирается дерзости меня поправить. Ну-ну…
— Ошибочка, Ирина. Это демографические потери, а мы говорим о погибших. В эти двадцать семь миллионов входит миллион триста тысяч нерождённых младенцев. Рожали ведь меньше. Старики и слабые от стрессов, недоедания и запредельной физической нагрузки умирали раньше. То есть, естественная смертность повысилась. Но это же не погибшие в результате боевых действий! А куда вы отнесёте тех, кто на сторону Гитлера перешёл? Тоже в свои потери запишете?
— … — по мере нагромождения аргументов Ирина всё более терялась.
— Вот вы представьте! Дивизия «СС Галичина» была? Была. Прибалтийские дивизии «Ваффен СС» были? Были. Вы что, перебили их, а потом в собственные потери записали? Понятно, когда их в демографические потери записывают, они всё-таки советскими гражданами считались, но включать их в число павших за Родину не просто смешно, это кощунство какое-то.